По закону притяжения

Кабинет математики на третьем этаже был просторным и светлым помещением. На стенах кабинета висели пожелтевшие плакаты с изображениями геометрических фигур и безжизненные диаграммы, которые помогали ученикам запомнить основные концепции и правила математики. В центре комнаты находился стол для учителя, на котором разбросаны были книги, учебники и раскрытые тетради, словно олицетворение беспорядка, который присущ точным наукам. Рядом с ним стояла доска, на которой учитель писал формулы, решал примеры и объяснял математические концепции. В углу стояли шкафы, в которых хранились учебники, учебные пособия и математические игры, а также геометрические модели, линейки и компасы, замыкающие в себе секреты искусства измерений и построений. Свет, проникающий через зашторенные окна, создавал игру теней и отражений. Воздух в кабинете пропитан запахом книжных страниц, словно ученики находились в библиотеке. Павел Алексеевич, учитель математики был высоким мужчиной с пропорциональной фигурой. Его осанка была прямой и уверенной. У него были привлекательные черты лица, с четко очерченными контурами и выразительными глазами. Его глаза были яркими и живыми, исполненными искрой юмора. У учителя была густая темная аккуратно уложенная прическа, которая подчеркивала его стиль. Он предпочитал носить современную и модную одежду, которая отражала его индивидуальность и харизму. Математик обладал харизматичной внешностью, которая притягивала внимание и создавала впечатление сильной и уверенной личности. — Так, дети, вот и первый урок вашей любимой алгебры в году! — он обвел взглядом весь класс. — Я не вижу радости в ваших глазах!    По классу раздались грустные вздохи учеников. — Но не переживайте, мы с вами в этом вместе, сдадите вы экзамены, никуда не денетесь, — продолжил учитель, улыбаясь своей заразительной улыбкой. — Алгебра может быть увлекательной, если подойти к ней с правильным настроем. Давайте начнем с простых уравнений и постепенно перейдем к более интересным задачам. Учитель подошел к доске, взял маркер и начал писать первое уравнение. Его ясные объяснения и терпеливое отношение к каждому ученику помогали им постепенно понимать сложные математические концепции. Вскоре в классе зазвучали первые ответы, и грустные вздохи учеников сменились интересом и увлечением. По мере того, как урок продолжался, Антон, сидящий в конце класса, начал чувствовать усталость. Его взгляд стал блуждать по классу, а мысли медленно начали туманиться. Он понимал, что математика важна, но сейчас его голова казалась полной хаоса, и он чувствовал, что хочет спать. Учитель, заметив взгляд Антона, подошел к нему и тихо спросил: — Всё в порядке? Ты выглядишь так себе. Антон, слегка приоткрыв глаза, кивнул в ответ. — Может быть, тебе стоит сходить к медсестре и немного отдохнуть? — обеспокоенно предложил Павел Алексеевич. — Не стесняйся, здоровье важнее учебы. Знаешь, где ее кабинет? — Н-нет, — ответил парень, пытаясь вспомнить в голове примерный план школы. — Я выучил только кабинеты на третьем и четвертом этаже. — Хорошо. Смотри, он в пристройке на втором этаже. Дойдешь или отправить кого-то с тобой? — Дойду, да, разберусь, — Антон взял с собой только телефон и пошел к двери. — Спасибо Вам, Павел Алексеевич. Антон вышел из класса, направляясь к медкабинету по указанному пути. Шаги его были неуверенными, словно каждый шаг был испытанием, которое он должен пройти сам. Страх окутал его, словно холодный туман, заставляя сердце биться быстрее, а мысли путаться в узелки. «А что, если медсестра скажет, что мне нужно идти домой? Что если она попросит позвонить родителям? Ведь если так случится, все узнают, что я уже целый год живу один», — мелькали эти мысли в его голове, будто темные тени, готовые овладеть им. «Нет, нельзя такого допустить», — решил парень и свернул в школьный туалет. Закрывшись в кабинке, он вздохнул и страх начал понемногу уходить. Тишина вокруг его была настолько глухой, что он мог услышать только свое собственное дыхание. Он чувствовал себя одиноким и уязвимым, но отказывался признать это вслух. Горькие мысли кружились в его голове, как зловещие тени, заставляя его сомневаться в собственной силе. Парень продолжал придерживаться своего убеждения, что просьба о помощи — признак слабости, и никогда не изменит своего мнения. Горькие мысли о том, что просить о помощи означает признать свою недостаточность, не покидали его. Тишина туалета словно усиливала его внутренний диалог. В одиночестве он продолжал укреплять свою решимость не просить о помощи, даже если это могло бы помочь ему преодолеть трудности. Сам он решил даже вопрос с жильем, перебравшись в дом своей ушедшей в мир иной бабушки. Летом работал, а все остальное время жил на алименты от отца. Да, на пятнадцать тысяч в месяц можно было только выживать, но Антон не жаловался. Да, Антону было сложно, готовить он умел плохо, не знал, как подать сведения о счетчиках, все деньги спускал на наркотики. Он погружался в настоящий момент, не обращая взгляд в будущее, которое казалось ему туманным и недоступным. Даже сейчас он не мог предвидеть, куда его путь заведет. В душе парня таился страх признаться самому себе в том, что он не знает, чего на самом деле желает от этой жизни. Он не видел своей карьеры, своей будущей семьи. Единственная девушка, Ира, ушла от него, и он задавался вопросом: любил ли он ее на самом деле? Самому себе он всегда говорил, что оставался с ней лишь из-за скуки. Но почему же каждый день его мысли возвращались к ней? Может быть, он все еще любит ее? И если это так, почему бы не сказать ей об этом? Позвонить, написать, вернуться, не имеет значения. Скажет, что вел себя как скотина, что не ценил ее, что хочет просить прощения, стоя перед ней на коленях. И такое желание у Антона действительно было, всегда было. С того момента, как они расстались, он мечтал хотя бы еще раз увидеть ее золотистые волнистые волосы, держать ее руку в своей, обнимать и вдыхать приятный аромат ванили. Ира была для него воплощением весны, человеческим образом нежности и тепла. Возможно, именно это имел ввиду Антон, когда говори, что любит весну. И сирень расцветет. Звонок в этой школе был не просто раздражающим, он словно бил по барабанным перепонкам, гудел в висках, создавая ощущение, будто его можно было бы использовать для пыток в самых мрачных тюрьмах. Антон вздрогнул от этого звука, осторожно вышел из туалета и направился к кабинету математики. Постепенно из класса начали выходить новые одноклассники парня, и последней из них оказалась Даша, несущая вещи своего соседа по парте. — Павел Алексеевич подумал, что ты умер, — выдохнула девушка, протягивая Антону рюкзак. — Иди, огорчи его. — С удовольствием. И да. Спасибо, что собрала мои вещи. — Ага, — хмыкнула девушка, отдаляясь. — Я еще у тебя сигарету утащила. Антон не злился, он за два дня общения с Дашей понял, что может ожидать от нее все, что угодно. Парень закинул рюкзак на плечо и направился в опустевший кабинет. — Павел Алексеевич, все в порядке, я живой, у меня просто давление скачет. — Да я так и подумал, — вздохнул учитель, вставая со своего кресла. — Зачем ты в таком состоянии в школу пришел? Как тебя только родители отпустили? Сердце Антона ёкнуло. Действительно… как могли отпустить… — Мне плохо после физики стало. — Понимаю, мне тоже после физики часто плохо становится, — улыбнулся он. — Как у тебя, кстати, с математикой? Нужна особая подготовка или и так баллов на шестнадцать сдашь? — Ну я в физмат лицее учился, — Антон увидел удивленные глаза учителя и тут же осекся. — Ну как учился. Просто находился. Но, вроде, считать умею, поэтому могу сдать. — Если ты там находился, то должен был хоть что-то запомнить. Ладно, с этим разберемся позже. Советую тебе идти домой, а то совсем плохо выглядишь. Напиши маме, чтобы она записку написала и отправила ее классному руководителю. — А без мамы никак? — закусив губу спросил парень. — Она просто сейчас на работе, занята. — Вообще никак. Ладно, — немного подумав учитель снова сел на свое место, взяв в руки листок и ручку. — Но, если об этом кто-то узнает, у меня будут неприятности. Назови свое полное ФИО. — Шастун Антон Андреевич, —тихо сказал подросток, удивленно смотря на учителя. — Это вы, вместо моей мамы писать будете? — Ну а что еще делать? — аккуратным почерком выводя слово «Заявление» отозвался Павел Алексеевич. — Выглядишь как труп, ей богу. Помрешь тут еще уроке так на седьмом, а нам твой труп с третьего этажа тащить? Нет, иди отдыхай. — Да я мог бы как-то дотянуть на самом деле. — Ты еще поговори. Вот подойди, — Антон подошел к учителю и тот приложил руку к его лбу. — Так у нас еще и температура! Замечательно! Вот твое заявление, подойди к классному руководителю, пусть подпишет. — Хорошо, спасибо вам, Павел Алексеевич. Учитель молча кивнул на прощание, лишь слегка помахав рукой в сторону парня. Подписав заявление у Татьяны Юрьевны под причитания о том, что Антон только перевелся, а с ним уже какие-то проблемы, подросток вышел из школы. Направлялся он отнюдь не домой, а к Серёже. *** Все тот же унылый двор, тот же серый дом, тот же убитый подъезд и тот же родной Серёжа. На этот раз друг не был пьян, но все же был дома в разгар учебного дня. Антон быстро разулся и зашел на кухню, где ему уже заваривали чай. — А чё ты не дома то, Серый? — поинтересовался друг, беря в руки чашку. — Случилось что? — Да не, я справку просто купил о том, что пневмония, все дела. Я тут, короче, умираю по документам. — Слушай, можно я у тебя временно поживу, — друг поперхнулся чаем, и Антон быстро начал объясняться. — У меня в доме авария какая-то, трубу прорвало, воды горячей неделю не будет. — Да ты знаешь, что мои двери для тебя всегда открыты, — друг улыбнулся. — Просто ты так резко это предложил. Да, можешь остаться у меня хоть на месяц, мать все равно раньше октября не вернется. — Спасибо тебе, — искренне улыбнулся парень на слова Серёжи. — Я тут еще хотел с тобой обговорить один вопрос. Иру помнишь? — Допустим помню, — лицо друга помрачнело, взгляд его стал серьезнее. — И что ты хотел насчет нее обсудить? — Я вот тут подумал, я же себя реально как тварь повел: кинул, разочаровал и не поговорил. Я думаю, надо к ней съездить и извиниться. — Братан, — вздохнул Серёжа, взяв руку Антона в свою. — Я понимаю, ты чувствуешь вину, но, может, не стоит туда ехать? Я уверен, она тебя уже давно простила. — Ну а вдруг у нас с ней все получится вернуть? — Тох, — друг нервно засмеялся. — Ты не пугай так, пожалуйста. — Ну а что, я помню, что она тебе не особо нравилась, но я тут недавно понял, что любил ее всегда и до сих пор люблю, может она меня тоже до сих пор любит и что если… — Так стоп. Что ты последнее помнишь про Иру? — Ну я помню, как меня отчисляли, помню, что она плакала тогда. Но это не важно, может… — Антош, — друг встал со стула и подошел к другу, обняв его сзади за плечи. — Она не могла тогда плакать. Ты пожалуйста только не кричи… — Нет, подожди, я точно… — Антон! — повысил голос Серёжа, продолжив уже мягче. — Антон, Ира не могла тогда быть в школе. И поговорить ты с ней сейчас не можешь. Тош, ты главное не впадай в истерику, слышишь. — Да что? Она переехала? Ну ничего можно же… — Антон, Ира умерла. Ты поэтому тогда так и обкололся. Я думал ты помнишь.