По закону притяжения

Слезы смешивались с пылью в воздухе, окутывая его вихрем эмоций. Звуки разбивающегося стекла и ломающейся мебели наполнили кухню, отражая его внутреннюю бурю. Антон сжимал кулаки до боли, ощущая, как каждый удар по обломкам комнаты отражал его собственное разрушение. Его дыхание было сбито от боли, его грудь поднималась и опускалась с неистовой скоростью, словно пытаясь найти воздух для задыхающейся души. Он метался по помещению, словно узник собственной боли, с каждым разбитым предметом отдаваясь всё больше и больше своему безумию. Горькие крики вырывались из его груди, напоминая о его безысходности и бессилии. Он чувствовал, как его тело дрожит от эмоционального напряжения, как каждая клетка его кричит от потери, от невозможности принять эту новую реальность. По мере того, как последний предмет разбился о пол, его ярость уступила место истощению. Он опустился на колени среди обломков, ощущая пустоту, которая охватила его душу. В его глазах отражалась только боль. Слёзы стекали беспомощно по его щекам, словно последний призыв к помощи в этом мире разрушения. Сережа молча сидел, слезы тихо скатывались по его лицу. Он просто был там, рядом с Антоном, готовый поддержать его своим присутствием, своей немой поддержкой. Он знал, что слова сейчас бессильны, что только время и поддержка могут помочь другу пройти через эту тьму. Он знал, что его роль сейчас — просто быть рядом, быть опорой, быть тем, кто будет готов выслушать, когда Антон будет готов разделить свою боль. Антон, истощенный и израненный бурей своих чувств, перестал плакать громко, лишь слышно всхлипывая в этой море тишины. Его глаза, еще блестящие от слез, теперь отражали лишь отблески внутренней борьбы и усталости. Его дыхание было тяжелым, но уже не таким срывающимся, как раньше. Он смотрел в никуда, пытаясь собрать воедино разбросанные обломки своих эмоций и мыслей. — Я все оплачу, — хриплым голосом произнес парень, поднимаясь с пола. — Все, что тут разбил. — Хорошо, оплатишь, — кивнул друг, медленно вытирая с лица слезы. — Хочешь поговорить об этом или лучше тебя оставить? Антон медленно вытер слезы, чувствуя, как с каждым движением руки он становится все более сосредоточенным. Его взгляд скользнул по результатам своих разрушений — обломки разбитых вещей, осколки посуды, раскиданные по кухне, разбитые руки, обломок стакана, загнанный в ладонь: все это отражало его внутреннюю бурю и разрывы в его душе. — Почему она умерла? — Там несчастный случай произошел, — тихо начал свой рассказ друг. — Машина сбила. Водитель пьяный был, вылетел на перекрестке, ну там шансов не было. Ты тогда уже сидел плотно, вырубался часто. Ты когда об этом узнал под чем-то тяжелым был, точное вещество не скажу, но на тусовке вы находились, это точно. Туда, кстати, я приезжал, ну ты это тоже вряд ли помнишь. Я тебе и сказал про Иру. Ты, наверное, там бы такой же погром устроил, но Тош, на человека ты был тогда похож слабо. Говорил, что убьешь этого ублюдка, тебя Паша держал, любил он тебя сильно. Я просто сказал и ушел, думал, ты сможешь сам справиться, что я тебе уже не особо нужен, ведь у тебя совсем другой круг общения. Да и не ты тогда там был, там от тебя только оболочка оставалась. А потом мне твоя мама звонила, кричала, мол я сам наркоман тоже и что я тебя в это втянул. Я же себя и сейчас виню за то, что оставил тебя там. И в больнице ты только Иру звал. Мне там медсестра весь мозг сожрала, хотела, чтобы я привел к тебе эту девушку. Ну а что мне надо было ответить, когда я знал, что она не придет? Поэтому то я и думал, что ты помнишь. Антон долго молчал, его взгляд был устремлен в стену, но его разум был пуст, словно выжженный пламенем. Информация о смерти Иры не могла найти у него отклика, его ум отказывался воспринимать эту тяжелую реальность. — Есть еще смерти, о которых я могу не знать? — Только если Паша. — Лично гроб закрывал. Сережа встал со стула и молча обнял Антона. В этот момент слова были излишни, потому что их боль была глубже, чем могли выразить слова. У них двоих сердца разрывались на части. Хотелось кричать, хотелось молча плакать, хотелось избить водителя, хотелось и себе нанести увечья, чтобы хоть немного облегчить переживания. Сережа продолжал обнимать друга, чувствуя его дрожь и понимая, что никакие слова не смогут полностью излечить эту болезненную рану внутри Антона. Он просто стоял там, крепко держа друга, будучи его опорой и утешением. Антон, уткнувшись в плечо Сережи, чувствовал, что он не один. Его сердце кровоточило от горя, но присутствие лучшего друга рядом давало ему надежду, что даже в самые мрачные моменты жизни можно найти опору и понимание. — Тох, тебе не понравится это, но я уже полтора года жить спокойно не могу, — произнес друг, направившись в комнату. — Вот, держи. Можешь прочитать, можешь сжечь. Антон покрутил в руках маленькую прямоугольную смятую бумажку розового цвета. Естественно, он понимал, что это. И знал, что эта маленькая вещица прямо сейчас добьет его, уничтожит последние нервы. — Ты читал? — Нет. Это в ее куртке было. Родители просили передать. Антон потер виски, понимая, что пути назад нет. Он сел на кровать Серёжи и развернул записку. «Тош, давай сегодня у тополя после школы встретимся? Да, у меня только шесть уроков сегодня, но я подожду, ты не переживай. Ты же помнишь, что я очень-очень тебя люблю? Я купила новый бисер, можем сделать парные колечки. Знаешь, мне так не хватает наших прогулок по городу. Ты сильно похудел, мы можем зайти в мак или просто купить чипсов и посидеть у меня. По тебе уже и Бася соскучилась, постоянно мяукает. Если на перемене зайдешь в столовую, купи мне пиццу, пожалуйста. Люблю ♡.» «И я тебя», — одними лишь губами произнес парень. Слезы застыли в его глазах, текст был уже почти не виден. Антон чувствовал, как земля исчезает у него из-под ног. Его сердце сжалось от боли при мысли о том, что Ира больше не существует в этом мире. Ее последние слова в записке стали для него как последний штрих к их отношениям, картины, которая теперь осталась только в его памяти. — Тебя трясет, — отметил Серёжа, обводя друга взглядом. — Блять. Твоя рука. Сиди и не шевелись. Блядство, блядство. Так, я сейчас принесу аптечку. Антон посмотрел на свою левую руку и увидел осколок от стакана, застрявший в ней. Ему было странно осознавать, что он не чувствовал боли, только легкое онемение в этом месте. Тем не менее, по ладони стекала темная кровь, напоминая о том, что рана все равно нуждается в обработке. — Так хорошо, вот полотенца, я еще бинт принес, давай сюда руку, — друг аккуратно взял руку Антона в свою, положив под нее полотенце. он долго смотрел на рану, понимая, что придется достать осколок. — Нет, я не могу. Я боюсь сделать еще хуже. — Я сам достану, ты главное рану прижми. Сережа внимательно наблюдал, как Антон сосредоточенно пытается извлечь осколок из своей руки. При каждом движении обломка кровь стекала из раны, создавая маленькую лужу на белом полотенце. Он чувствовал, как его сердце сжимается от беспокойства за друга. Он видел, как бледное лицо Антона напряглось от усилий. Наконец, после нескольких попыток, острый осколок выскользнул из руки Антона. Вместе с ним из раны бурно хлынула алая кровь, образуя кровавый поток, который быстро заполнил место, где находился осколок. Сережа испуганно вскрикнул, увидев такое обильное кровотечение. Его руки дрогнули на мгновение, но затем он собрался и быстро схватил чистое полотенце, чтобы прижать к ране и остановить кровотечение. —Держись, Тох, — прошептал Сережа, стараясь успокоить друга и себя одновременно. Его голос звучал напряженно. Он продолжал давить на рану, пока кровь не перестала бить фонтаном. Полотенце, пропитанное кровью, выглядело как картина живописи, где ярко-красные оттенки крови контрастировали с мягкой белой тканью. Пятна крови расплывались по тряпке, создавая абстрактные узоры и узкие кровавые следы, словно символизируя боль как физическую, так и внутреннюю. — Давай скорую вызовем? — дрожащим голосом предложил Серёжа. — Тут уже с полотенца капает. — В ванную пошли, — парень аккуратно поднялся, помогая придерживать ткань у руки. — Ничего, и не из такого дерьма выбирался. — Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. — Нет не шучу. Бинт давай. Заматывай так крепко, как можешь. Кровь все еще сочилась из раны, но уже не под таким напором. Серёжа послушно взял из аптечки бинт и перекись водорода. — Антош, сейчас будет очень больно, — предупредил друг, открывая флакон с дезинфицирующим средством. — Лить? — Лей. Сергей резким движением обильно полил рану перекисью, и та покрылась пеной и зашипела. Антон сжал челюсть до хруста от такой резкой боли, после чего вздохнул и перевел взгляд на друга, который уже нес бинт. — Меня сейчас вырвет. — Меня тоже, заматывай давай. Слишком много потрясений за сегодня, не хватало еще мне сейчас сдохнуть.