многострочия

— Чёртова коряга! Крисси едва устояла на ногах, запнувшись о выступавший из-под сухого ковра листвы корень. На протяжении двадцати пяти минут она продиралась через рощу за школой к столику для пикника — излюбленному ею месту для работы над домашкой и курева, — и все двадцать пять минут этого пути только и делала что спотыкалась, поскальзывалась, путалась в поросших зеленью ветках и цеплялась кожаными брюками за колючие кусты. Кляня леса Хоукинса и весну с её буйством цветения по чем свет стоит. И себя заодно — за ненавистное, противное, но твёрдое ощущение собственной уязвимости. Рассеянности. Волнения. Это так глупо. Обычно она не такая неуклюжая: восемнадцать лет на окраине города в трейлерном парке Форест Хилз научат изворотливости кого угодно, даром что в Крисси три вершка роста и худые, как веточки, конечности. Но сегодняшний день был со всех сторон особенным: после обеда она нашла в шкафчике записку от мальчика (боже, мальчики не оставляли ей записок с класса эдак шестого), а когда вчиталась в почерк и увидела аккуратную подпись в углу разлинованного листа, подумала, что сходит с ума. Ну, или что крепко накидалась и успела позабыть об этом. Потому что написал ей Эдди Мансон — капитан баскетбольной команды, любимец учителей, учеников, а также их родителей (да что там — всего гребаного Хоукинса), негласно признанный король школы, — в общем, человек, жизненный путь которого сходился с путем Крисси так же хорошо, как масло с водой. И он просил ее о дилерской встрече. В уединенном месте. — Блять! — вскрикнула она и зло пнула очередную серую корягу, из-за которой чуть не поцеловалась с землей. Корень и не шевельнулся под ее птичьим ударом — всё также насмешливо торчал в трёх дюймах от её пылных кед, будто средний палец. В лесу стояла оглушающая тишина. Она представила себя со стороны — взъерошенную, крохотную и совершенно одинокую посреди раскинутых на мили вокруг древесных небоскребов. Живот крутило, а дыхание было горячим и тяжёлым. В ушах шумела кровь. Сердце стучало где-то в горле. — Как глупо… — вспыхнула Крисси. Она пошла дальше, стараясь поменьше озираться по сторонам и побольше смотреть под ноги. Крисси ненавидела чувствовать себя уязвимой. Будучи с детства во всех смыслах мелкой, болезненной девочкой, Крисси желала только одного: чтобы с ней считались. Чтобы её боялись. Чтобы её внешняя хрупкость не воспринималась окружающими как разрешение творить с ней всё, на что только хватит их несоизмеримых по отношению к ней сил. Когда она открыла для себя женский рок, это стало озарением и спасением — Крисси поняла, что можно быть женственной и при этом опасной и неуязвимой. Она слушала Джоан Джетт, Girlschool, Acid, Warlock и подражала им, восхищалась ими, — хрупкими женщинами, которые, однако, не спускали никому с рук дерьма и были невероятно самоуверенными, непобедимыми, бесстрашными. Но теперь Крисси думала, что всё было зря. Вот эти металлические цепочки, висящие из каждой петельки на её одежде, увесистые кольца на пальцах, шипастые браслеты, буквально вопящие «не подходи ко мне», — всё это оказалось бесполезным против встречи с каким-то придурком из команды баскетболистов. Что толку с твёрдого внешнего панциря, если изнутри она так и не обросла ничем кроме мягкого трепета, рассыпчатого, как сахар, предвкушения… чего? — Как глупо, — прошипела Крисси и пнула камешек. — Глупо, глупо, полная хрень, да что со мной… Ладно же. Придётся работать с тем, что есть. Она умеет адаптироваться к любой ситуации — все женщины ее социального положения умеют. Ее мать умела, ее соседки из трейлерного парка и подруги по группе. В конце концов, это не бог весть какая аномалия — волноваться перед встречей с по сути незнакомым парнем, в местности, куда почти не захаживают люди (приличные люди так точно). Раньше парни брали у неё наркоту либо на школьной курилке, либо на вечеринках, и оба варианта подразумевали фоновую подушку безопасности в виде толпы, которая в случае чего, ну, не спасет ее, конечно — в школе ее избегали чуть больше, чем все, — но даст с собой слиться. В лесу, идя к косому столику для пикника вдоль бездушной шеренги деревьев, Крисси чувствовала себя голой и беззащитной, как общипанный цыпленок. И хотя в её сумочке лежали перцовый баллончик и нож, а к ним прилагались в комплекте тощие, но быстрые ноги, Крисси не прекращала прокручивать в голове варианты, при которых могла бы перенести встречу в менее… укромное место. Крисси не то чтобы боялась самого Эдди, — скорее, ее злила атмосфера, повлиявшая на ее состояние. С Эдди Мансоном она никогда не общалась и информацией о его личности обладала весьма скудной: его хвалили учителя, он классно играл в баскетбол и был объектом вожделения половины старшеклассниц с тех пор как не стало Билли Харгроува. Только, в отличие от Билли, которого Крисси откровенно боялась, Эдди никого не задирал и носил свою корону без агрессивной помпезности. И всё-таки она не бралась утверждать, будет ли он вести себя с ней адекватно в месте без свидетелей, один на один. Единственная ситуация, которая помогала ей поддерживать в себе дух — и оставаться в уверенности, что она всё ещё контролирует себя, — шоу талантов в средней школе, где они обмолвились словечком с Эдди в первый и последний раз. Значит, он не был для неё совсем уж незнакомцем. Он тогда сказал, что… Румянец тут же опалил лицо. Крисси мотнула головой. — Глупо. Наконец, впереди завиднелась знакомая полянка с ярко выделяющимся светло-серым прямоугольником стола. Неподалеку, будто сигнал светофора, мелькали оранжево-зелёные цвета — фирменные цвета школы и её спортивных команд. Крисси почувствовала, как в потной ладони отяжелела сумочка и покрепче перехватила ремешок. Эдди стоял напротив дерева, спиной к ней. Он был высоким (точно на голову выше, с благоговением прикинула Крис), широкоплечим и длинноногим, и даже под плотной одеждой она отметила стеснение крепких мышц. Это ее удивило, — ему-то чего нервничать? Конечно, слухи про Крисси ходят всякие — что она наркоманка, шалава и любительница сатанинских ритуалов, обязательно включающих в себя развратную оргию и последующие за ней каннибалистские смертоубийства, — но ради всего святого, у него рост почти шесть футов, она при всём желании не смогла бы его напугать!.. — Эй! — окликнула она, шагнув на залитую бледным светом полянку, и подошла ближе, — Эй, Эдди? Эдди обернулся с коротким криком и в один резкий рывок. Он пригнулся и выставил вперёд ладони, словно собирался остановить её за секунду до драки. Вид у него был перепуганным и болезненно серым, а огромные карие глаза влажно поблескивали, широко распахнутые под вскинутыми бровями. Крисси изумленно подпрыгнула на месте и тоже вскинула руки: — Оу, эй, спокойно! Спокойно. Прости, не думала, что я настолько страшненькая. Она криво усмехнулась, однако Эдди по-прежнему выглядел ошарашенным. Он вновь повернулся к дереву и пронизывал его взглядом около минуты, будто так и ждал, что из прогнившего дупла в стволе что-то — кто-то? — выползет. Крисси проследила за его взглядом и нахмурилась — дерево как дерево, в меру уродливое, в меру крепкое. Он никогда не бывал в лесу? — Ты в порядке? — поинтересовалась она. Эдди опустил руки и встал вполоборота, после чего не спеша перевёл на неё рассеянный взгляд. Крисси подумала, что глаза у него очень необычные — такие завораживающе тёмные, глубокие. Они напомнили ей оккультные камни на её кольцах. И ещё были жутко грустными. Как у щенка, которого оставили ночевать на улице. — Да, я, — он прокашлялся, снова оглянулся на дерево и повернулся к ней лицом, — я в порядке. Привет, Крисси. — Привет, — она улыбнулась и кивнула на стол. Эдди помедлил, но всё же прошёл к месту и с неловкой улыбкой перекинул ноги, сев на скамью. Крисси обошла стол и встала напротив. Смахнула мусор, положила сумочку, сняла кожаную куртку; почему-то температура тела повысилась на пару градусов, хотя ветер в лесу дул довольно прохладный. Время от времени она кидала на него исподлобья любопытные взгляды: Эдди же не обращал на неё никакого внимания, слишком увлеченный сжиманием-разжиманием кулаков и изучением поверхности стола пустыми глазами. Плечи под спортивной курткой сведены, между бесцветных бровей пролегла дрожащая складка. Тёмно-каштановые волосы ниспали на высокий лоб взмокшими от испарины короткими вьюнками; те трепетали, не то от ветра, не то от идущего легким тремором тела. Казалось, ещё секунда, и он сорвётся и сбежит отсюда, сверкая пятками. Что ж, это было странно. Крисси шла сюда с мыслями о том, какой отчаянно уязвимой будет казаться рядом с ним и каким образом, в случае чего, будет спасаться, а теперь, видя его в таком состоянии, она пришла к выводу, что даже ножа не потребуется — можно просто хлопнуть по столу без предупреждения и Эдди свалит, позабыв и о записке в её шкафчик, и о том, что выше и сильнее нее раза в два. — Слушай, Эдди, здесь никого не бывает. Ну, кроме меня, — медленно сказала Крисси, надеясь немного успокоить его — а то, того и гляди, пальцы себе сломает, так отчаянно и часто ими хрустя. — Место тихое и уединенное, я сюда часто прихожу домашку делать. Нас никто не увидит, обещаю. Эдди поднял на неё растерянные глаза. Он вглядывался в неё, как если бы только заметил её присутствие; Крисси не встретила его взгляд, вместо этого занявшись карабканьем на скамейку. Его лицо немного смягчилось, однако складка на переносице уходить никуда не собиралась, — равно как и ходящие ходуном крупные ладони. Сильные какие. Крисси мысленно сравнила их с собственными кистями и поняла, что они утонут в его руке. В одной. Обе. Жар залил её шею, и Крисси поспешила спрятаться за копной медово-рыжих волос. Эдди, видимо, посчитав, что ничего не ответить ей будет невежливо, путано произнес: — Хорошо, да, я понял, эм-м, здорово, если это так. — Ага. Обстановка становилась смущающе неловкой. Крисси потянулась к сумочке, усеянной брелоками и значками с логотипами метал-групп, достала маленькую резную шкатулку с выцарапанными на ней рунами и открыла её, демонстрируя среди пачек табака наличие полиэтиленового пакетика с травкой. — Так… — Эдди проморгался, с трудом фокусируя невидящий взгляд на содержимом шкатулки. — Прости, но как это делается? Крисси изогнула бровь. Парни из баскетбольной команды покупали у местных барыг чаще, чем готовы были в этом признаться даже себе, и не может быть, чтобы Эдди ни разу… Что он вообще здесь забыл? Такой неопытный божий одуванчик, который даже от вида гнилого дупла приходил в трепет? Она бы рассмеялась, не грызи ее изнутри подозрение о каком-нибудь мерзком подвохе, притаившимся за застенчивым фасадом. За годы в школе Крисси привыкла к обидным розыгрышам, и в частности от парней; сколько раз на ее шкафчике выцарапывали «сатанинская блядь», выкидывали её оккультные аксессуары в мусорку и орали на весь коридор «чокнутая фричка, как часто ты даешь себя трахнуть в качестве скидки за товар?» не стоит и пытаться посчитать. Тем не менее, критическую черту они, в основном, старались не переходить, — ту самую, что подразумевала бы особо мерзкий пранк в сокрытом от любопытных глаз месте в лесной роще. В основном. Крисси сглотнула, но комок упорно не шел из горла, застряв там, как булыжник. — Да как. Как обычная покупка. Только, понятное дело, с наличными и без чеков, — нервно накручивая на палец рыжий локон, сказала Крисси. Эдди никак не отреагировал и продолжил рассматривать со странным выражением пакет. — Могу предложить четырнадцать грамм за двадцатку. Что думаешь? Очень качественная штучка, — она взяла пакетик и покачала его, — а за такую цену, большая удача… Громко ухнув, внезапно подлетевший дятел принялся долбить ближайшее к ним дерево. Эдди рывком обернулся (все спортсмены так двигаются? У Крисси даже немного закружилась от такой скорости голова) и выругался под нос, ища глазами источник звука. Никого, конечно, за спиной не было. Частый стук стих так же быстро, как и возник. И все деревья стояли как стояли, бесшумно шевеля кронами. Эдди болезненно поморщился и потёр лицо руками; по костяшкам и до кромки рукавов шла треморная рябь. Если он сейчас играл роль для предполагаемого розыгрыша, то, что ж, ему стоит сменить баскетбольную команду на драмкружок, потому что испуг был невероятно правдоподобным. Сердце Крисси наполнилось жалостью — что произошло с ним до их встречи, что он так странно себя вёл, она понятия не имела, но люди не от хорошей жизни шугаются каждого шороха. — Знаешь, если тебе… Если ты нехорошо себя чувствуешь или стесняешься меня, мы можем разойтись, правда. Я пойму, — мягко сказала она и закрыла шкатулку. На всякий случай огляделась, вслушиваясь в шорохи леса — не раздастся ли среди них топот ног и мальчишечий гогот? Но нет, — раздался лишь наполненный сожалением голос Эдди: — Нет, нет, прости, ты вообще тут не при чём, Крисси. Чёрт. Я просто… — он глубоко вдохнул и сжал пальцы на рукаве куртки, а потом ни с того ни с сего спросил: — У тебя когда-нибудь возникало чувство, что ты немного… что ты сходишь с ума? Она уставилась на него, хлопая ресницами. Эдди же больше ничего не говорил, только поглядывал на неё из-под встревоженно насупленных бровей, нервно потирая фаланги пальцев. Крисси снова вслушалась в окружающие звуки. Это был сигнал? Вроде как лирическое отступление, начало розыгрыша? Сейчас она ответит, а он вывернет ее ответ наизнанку и зальется смехом. Как скоро выскочат его дружки с какой-нибудь гадкой хренью и вынудят её извлечь баллончик и нож? Но Эдди не смотрел никуда кроме как на нее и не пытался сдержать усмешку, или ещё как-либо выдать, что его поведение — роль в тщательно спланированной акции. Его полные губы были искусаны и крепко сжаты в полоску, а взгляд нервно перебегал от стола к лицу Крисси и напоминал глаза потерявшегося в магазине ребенка. Хорошо, это странно. Странно даже для неё, а у неё в комнате полынь и камни для ритуалов в рядок лежат. Эдди Мансон все-таки удалось сбить ее с толку, и всего за несколько минут и пару бессмысленных слов. Это первый раз когда Крисси способна встать на место окружавших ее годами обывателей, — вот, должно быть, как оно ощущается, наблюдать за кем-то неправильным; кем-то, чье поведение не вписывается ни в один шаблон, но даже рвется прочь от них, желая спрятаться, уменьшиться, не выделяться так ярко; кого-то не подходящего общественным — личным — ожиданиям, человека контрастов. Большого и крохотного, слабого и сильного. Это… завораживало. Тоже. С каждым его взглядом, всё сильней. — Э-эм, ну… Вообще-то, да, возникало. Сейчас, например, — робко хихикнула Крисси. — Я имею в виду, Эдди Мансон, звезда команды «Тигров» и король школы, сидит со мной в лесу за богом забытым столиком для пикника и пытается купить у меня дурь. Как по мне, это звучит совершенно безумно! Она улыбнулась шире и склонила голову на бок, рассматривая его лицо. Кажется, Эдди полегчало: уголки губ дрогнули, болезненно-бледные щёки расцвели слабым румянцем, а на глубине ледяных колодцев радужек, казалось, забрезжил свет. На некоторое время между ними протянулось молчание, но оно не казалось ей неловким; Крисси вдруг вспомнила шоу талантов, тот момент, когда софиты залили ослепительной белизной кулисы, и она чувствовала себя замерзшей и слабой как никогда, а потом мальчик в спортивной форме и баскетбольным мячом в руке сказал ей «теперь вы. Удачи. У вас всё получится». Он улыбался, глядя на неё невероятно тёмными, но невероятно тёплыми глазами, совсем как сейчас, и она тоже улыбнулась ему, и свет пролился, стекал по ним, в отчаянии хватался за волосы и пухлые щеки и соскальзывал, словно пытаясь обнять немощной рукой, — укрыть от мира, дать им эту маленькую секунду безусловного бесстрашия. Крисси почесала ребро ладони о край стола и аккуратно начала: — Знаешь, а ведь мы раньше тусовались. — Неужели? — Эдди недоверчиво нахмурился. — Извини, но что-то… — Ты не помнишь? — пробормотала она и, вздохнув, медленно поднялась из-за стола. Эдди следил за ней с до невозможного забавным и милым страхом — обычным страхом, а не животрепещущим ужасом; страхом человека, который не хотел кого-то обидеть. — Прости, Крисси, но я правда никак не припоминаю. — Ничего страшного, — прошелестела она, а потом сложила обе ладони на сердце, резко вдохнула и, тихо пискнув, повалилась в обморок. — О чёрт, Крисси! Крисси, что с тобой? Крисси! — встрепенулся Эдди, подпрыгнул с места и в два длинных шага настиг её. — Как ты!.. Крисси? Крисси лежала в груде листьев, на спине, высунув на бок язык и нелепо морща нос. Когда Эдди навис над ней с протянутой рукой, она быстро открыла глаза и одарила его широченной улыбкой — аж в щеках заболело. Эдди, ничего не понимая, просто стоял и потерянно смотрел на неё сверху вниз; в таком положении его освещаемые белым небом кудрявые волосы отливали бронзой, а блестящие глаза казались ещё пронзительней, — но теперь эта тревога обрела смысл и название, а не явилась из пустоты, перетекая в точно такое же никуда. Теперь этот блеск обрёл конец — стекал к улыбке Крисси, и она могла почувствовать тепло солнечных морщинок в уголках своих губ. Ей вспомнились строки из Fantasies от The Runaways: «В темноте я могу видеть твою улыбку, солнце восходит и сияет в твоих глазах». Он всё продолжал разглядывать её, не зная, что делать — помочь подняться или позвать на помощь, или оставить её, ненормальную, валяться в листве. Как глупо; она спрятала зубы, сделав улыбку чуть натянутой и виноватой, и страдальчески прошептала: — Как ты мог… забыть… меня? После чего упала в новый притворный обморок. Эдди молчал с минуту, а потом зашёлся громким удивлённым хохотом. Крисси выглянула на него из-под густых ресниц — его медальон с гравировкой «86» качался и подпрыгивал, пока верхняя половина тела Эдди дрожала. От смеха. От веселья. С каждым толчком в груди из него выходил весь страх подобно слизи из забитых бронхов, оставляя после себя приятное чувство опустошения. Это было странно. По-хорошему странно. По правильному шаблону, который не хотелось рвать. — Боже, я не буду, честное слово! Только не отключайся больше! Давай руку, — отсмеявшись, просипел он. Крисси перехватила его ладонь и юрко подпрыгнула на ноги, закачавшись на пятках. Эдди отступил, чтобы случайно не толкнуть её, и окинул её странным изучающим взглядом, словно после кувырков по земле увидел в ней нечто новое. — Ой, у меня что-то в волосах? — поморщилась Крисси и запустила пальчики в растрёпанные волосы; они и до того находились в беспорядке, но тот беспорядок был «роком», специальной укладкой, как у девчонок из группы Vixen, а теперь причёска превратилась в птичье гнездо, из которого сыпались хрустящие листы и веточки. Впрочем, Эдди это не смущало; а Крисси и подавно было плевать. — Какой позор, и перед парнем!.. Теперь ты мне не перезвони-ишь, — заканючила она, подражая голосам героинь романтических комедий. Эдди хихикнул, продолжая наблюдать за ней со смесью из изумления и восхищения. — Нет, серьёзно, — она покрутилась вокруг своей оси и кокетливо выглянула на него из-за плеча, — ты совсем меня не помнишь?.. Средняя школа, шоу талантов, ты делал эти свои баскетбольные штучки, — Крисси приподняла руки и загнула ногу, изображая прыжок до воображаемого баскетбольного кольца. Эдди покачал головой; металлический медальон «86» на его груди отразился солнечным зайчиком на белозубой усмешке. — А я была с моими девчонками из группы… — Uptown Girl! — ахнул Эдди, и его взгляд посветлел, наполнившись осознанием — воспоминанием о свете, кулисах и девчонке с гитарой. — Uptown Girl! — пропищала Крисси и захлопала в ладоши, подпрыгивая на месте. — Ты вспомнил! — Чёрт бы меня побрал, как я вообще мог забыть взорвавшую тогда сцену группу из четырёх шестиклассниц? — с наигранным раскаянием сказал Эдди и закрыл рукой лицо. Крисси рассмеялась: — Я о том же! Тебе следует быть осторожней на играх с корзинками для белья, не то выбьешь мячом все остальные лучшие воспоминания твоей жизни. Эдди фыркнул, не в обиде на её ёрничество. Он не сводил с неё глаз и вдруг прищурился, неловко взмахнув рукой: — Но ты выглядела несколько… — Меньше? — пошутила Крисси, зная, что люди не могут пройти мимо, не сострив по поводу её низкого роста. Эдди смущённо улыбнулся. — Да, а ещё мои волосы не были завиты, а были заплетены в этот дурацкий конский хвост с жутчайшей зелёной резинкой, которая была больше моей головы в два раза… — Эдди зашёлся новым приступом смеха. — И ещё у меня не было вот этих миленьких татушек. Крисси согнула руку и похвасталась ему изящным чернильным стеблем на тыльной стороне локтевого сгиба, змеящимся выше к трицепсу и распустившимся на коже красивой тонколистной лилией. А потом, немного подумав, приподняла майку с логотипом The Runaways и показала ещё и вытатуированные на животе ноты. Взгляд Эдди мазнул по нежной полоске кожи и чуть потемнел, а кончик языка торопливо облизнул сухие губы. Смутившись, Крисси одёрнула майку и скрестила на груди руки. Сердце под прижатой к подмышке рукой неслось и грохотало, как вагончик на американских горках. — Ты ведь тогда играла на гитаре? В группе, — немного растерянно уточнил Эдди. — Да, и всё ещё играю, — тепло улыбнулась Крисси; мысли о Черри, её красной семиструнной королеве, всегда пробуждали в её душе волну тепла. — Мы с девчонками никогда не прекращали играть, правда, сцены больше не взрываем — выступать кроме гаража Дженнифер, нашей барабанщицы, нам негде… — Почему? Я слышал, в бар «Hideout» требуется группа. Вы могли бы попробовать выступать там. Не Мэдисон-гарден, конечно, но надо же с чего-то начинать. — Да, но, Эдди, мы девушки. А кучка старых пьянчуг с завода, как бы сказать, не очень жалует заливать глаза под женский метал. Вернее, они вообще не считают, что это метал, — Крисси обиженно шаркнула ногой. — Что это в принципе настоящая музыка. — О, — Эдди почесал затылок; конечно, ему ничего не известно о цветущем на рок-сцене сексизме, равно как и о других тонкостях музыкального искусства, но он искренне хотел поддержать её и проявить понимание — то, что, возможно, умел даже лучше, чем швырять в кольцо мяч. — Мне жаль, Крисси. Они придурки, если так считают. Не важно, кто играет музыку, если он делает это чертовски круто. — Всё в порядке. Ты прав — с чего-то надо начинать. И мы начнём, как только распрощаемся со старшей школой и заодно с Хоукинсом и попадём в большой ми-ир, — воскликнула Крисси, раскинув руки и задрав голову — солнце тут же спряталось за облака, точно испугалось жгучего пыла, пронизывавшего каждое её слово. Она стояла так недолго, пока Эдди не привлёк её внимание тягучим, низким голосом: — Знаешь, ты совсем не такая, как о тебе говорят. — Жуткая и странная? — ухмыльнулась Крисси. И это были самые безобидные из тех прозвищ, коими одарил её честной народ Хоукинса: «мусор из трейлера» — да, она живет в трейлерном парке, в вагончике на прицепе, где и одному-то тесно, а семье из четырех человек — просто невыносимо; то, что Крисси еще не передушила их всех по очереди, обусловлено исключительно наличием под рукой свертка с успокоительной травой. «Безродная сучка», — да, ее мать — злющая стерва от того что пашет на двух работах, чтобы прокормить их, ее отец — тюфяк и алкоголик, который клал болт на постоянные скандалы и патовую ситуацию, а младший брат чаще бывает у друзей, чем дома (но это Крисси как раз очень даже поддерживала — там Кайл хотя бы иногда наедался до отвала). «Любовница дьявола» — да, ей нравятся оккультные штучки, но это же ничем не опаснее коллекционирования марок или древних монет, — а столько воя!.. «Джанки-шлюха» — господи, да знали бы они, что Рик готов был расцеловать ей руки, когда она на чисто женском обаянии принесла ему со всего одной вечеринки выручку, которую он с другим дилером собирал бы месяц. А парня у неё никогда не было, — не считая Джейсона Карвера, но это был пятый класс и Джейсон всё равно предпочитает делать вид, что их отношения были бредовым сном под температурой. Крисси плевать уже, правда. Это всё слишком глупо чтобы заострять внимание. Или обижаться. Или плакать. У неё впереди слишком великие планы, на свершение которых она должна прийти закаленной. И если для этого придется походить паршивой овцой по хоукинской скотобазе, она не против. Возможно, однажды она выступит на разогреве у Joan Jett & the Blackhearts и пошлёт в телекамеру средний палец — маме, отцу, Джейсону и прочим ублюдкам. И воздушный поцелуй… кому-нибудь. — Да. Извини, я не хотел тебя обидеть, — потупил взгляд Эдди. У него и в мыслях не было ее задевать, но он всё равно стушевался, всё равно пошёл навстречу первым и пресек недопонимание на корню. Это было мило. Крисси вдруг поняла, как он заработал свой высокий статус в обществе — он был хорошим человеком. Вот так просто, совершенно без задней мысли, без попыток как-то обвести вокруг пальца или хитроумно разыграть. И то, что именно такого короля избрал себе Хоукинс, заставляло Крисси поверить, что этот мир ещё можно спасти. — Ты меня не обидел, Эдди, — нежно улыбнулась Крисси. — Я, честно говоря, тоже думала, что ты будешь жутким и странным. — Я? — он ткнул себя в грудь, смотря на неё щенячьими глазами и с беспечной улыбкой, от которой морщинки в уголках его глаз превращались в лучики. — Совершенно ужасным! — фыркнула Крисси и вприпрыжку вернулась к столу. Эдди наблюдал за ней, не двигаясь с места; Крисси чувствовала, как его взгляд полз по ее закутанным в кожаные брюки ногам, талии, по цепям и кольцам, и остановился тёплым светящимся ощущением на затылке. — Честное слово, я шла сюда, веря, что ты попытаешься меня убить! — Ладно, вот это точно странно, — посмеялся Эдди и вернулся на место напротив неё. — Неужели я настолько стремная глыба? — Или я настолько трусиха, — закатила глаза Крисси. — Когда я прочла твою записку, я подумала, что меня опять разыгрывают. А потом пришла сюда и поняла, что если это и розыгрыш, то явно вдохновленный «Пятницей, 13». — Напоминаю — это ты посоветовала прийти в самое уединенное место, — игривым тоном сказал Эдди. — Так что, кто тут ещё из нас несостоявшаяся жертва маньяка? Впрочем, с таким маньяком я бы недолго сопротивлялся. — Переста-ань, — протянула Крисси в тон его лукавому тону и спрятала лицо за прядью волос. Эдди мечтательно улыбался, наблюдая за её плывущими свежим румянцем щеками; его поза была расслабленной, а руки спокойно лежали на столе, ладонями вверх, обращенные линиями жизни, сердца, ума, к Крисси. — Хорошо, м-м, раз мы разобрались, что на самом деле не собираемся убивать друг друга, — он хмыкнул и она подхватила его смех, — вернёмся к другим хорошим новостям — лесть, ваше величество, оставляет сердце женщины открытым к очень щедрым предложениям. Поэтому, я предлагаю суперскидку — пятнадцать процентов, за всё! — Крисси извлекла из шкатулки пакет и мягко толкнула его к раскрытым рукам Эдди. — Вы, мой король, грабите меня, как настоящий беспородный варвар! Эдди вежливо посмеялся и нерешительно взвесил рукой пакет. Пока он изучал содержимое, Крисси изучала его: мягкую кожу, чуть тронутую бледно-розовой краской, полные губы, ещё помнящие их совместный смех, кольца тёмных волос, спортивную форму под зелёной курткой, большие руки, — наверняка тёплые, как нагретое дерево, или чашка чая в холодный вечер, или её дырявые варежки, что носила ещё её мать. Слишком мало, чтобы согреться — достаточно, чтобы почувствовать себя в безопасности. — А у тебя нет… — черточка между его бровей вернулась, а Крисси ощутила, как в затылок подул первый ледяной ветерок, — чего-нибудь посильней?