«Ничего в мире не сравнится с наркотиками. Хорошая доза викодина — бля-я. Но, честно? Самое лучшее что я пробовала — это фентанил. Ничто на планете Земля не сравнится с фентанилом. Кроме Джулс. Джулс стоит рядышком.»
© «Эйфория», сезон 1, серия 5
Эд Мансон на свой счёт не обманывается — она стрёмная сука. Долговязая, плоскогрудая и без талии, с большим носом и толстой задницей, самодельные татушки на болезненно-бледной коже кажутся синяками, а кудрявые патлы вечно нечесаны и воняют травкой, как бы они ни старалась вымыть их шампунями с запахами всего фруктового сада мира. На таких парни не западают, но вот трахать не брезгуют; впрочем, Эд давно догадалась, что им в общем-то похеру, куда член совать, — если это что-то достаточно мокрое и узкое, им будет нормально. На концерте Def Leppard в Индианаполисе она познакомилась с торчком, который под этим делом макал хуй в персиковое желе и был собою очень доволен. Короче говоря, в том, что её будут хотеть представители противоположного пола она не сомневалась — стрёмная сука, как ни крути, всё ещё остаётся сукой со всем необходимым набором гениталий. Но вот девчонки… Девчонки — это совсем другое дело. И дело даже не в нетрадиционном влечении, хотя и оно сыграло роль в построении гигантского такого забора из колючек, именуемого «цинистская доктрина Эдли-Аделаиды-Эд-почему-мама-не-назвала-просто-Сарой Мансон». Девушками легко очароваться. В девушках легко запутаться. С девушками никогда не бывает просто «пестик-тычинка"(или пестик-пестик?), девушек хочется разглядывать. Изучать. И это проблема. Запоминать что-то помимо размера груди или смазливости лица, например, её улыбку. Её смех. То, как она оттопыривает мизинец на правой руке, когда подтягивает гольфы. То, как на её рыжих ресницах пляшут солнечные зайцы. Пружинистый шелест её походки в маленьких кроссовках с наклейкой сердечка. То, как она немного подскакивает на гласных, когда читает свои эссе в классе миссис О’Доннелл, то как чешет ребро ладони о край стола в моменты задумчивости и как её щеки меняют цвет с персикового на перламутровый, когда её парень тискает её за плечи после игры. Да, девчонки это совсем другое дело. И насколько бы нонконформисткой, ебущей в рот стандарты красоты и женской привлекательности, Эд ни была, ирония в том, что западает она всегда только на вот таких девчонок — очаровашек. Христианских пастушек, принцесс, дочек злых королев, которые поют в лесу кроликам и носят розовые платья. Запала. Где-то на рубеже 14-15 лет. Наверное, Крисси Каннингем что-то в ней сломала тогда, на шоу талантов, когда проболтала закулисами о какой-то девчоночьей ерунде и улетела на своих помпонах на сцену; вытряхнула, вытрахала и бросила вывернутой наизнанку шкурой себе под королевские ножки, как ковровую дорожку. И шутка в том, что Эд даже не возражает. Они ни словом ни перебросились за все эти годы, но она уверена — попроси её Крисси убить кого-нибудь, да даже себя, она сделает это практически без колебаний. Вот только Крисси не попросит. Никогда. Потому что девчонки — это другое дело. Особенно такие как Эд Мансон. С таким делом не выйти погулять парочкой в модный молл, а потом целоваться за искусственными кустами у фонтана. Такое дело не приведёшь на двойное свидание со Стейси Маккиннон и Патриком Динклзом. Это дело нельзя познакомить с родителями и сказать ему «да» перед священником. Загвоздка. Сплошные минусы. Да и волосы не пахнут фруктами. В общем, стремнота как есть. Ну и ладно. Зато, зато что? Зато у неё полны карманы отборного дерьма. Девушка-торгаш — плюс сто к популярности, как оказалось; когда она появляется на очередной тусе для послушных детишек Иисуса, которые любят надраться едва родители выедут из гаража, все разом забывают, что она второгодница и толстозадая нищучка. Внезапно она превращается в желанную гостью и кое-где даже старую подругу; несколько чирлидерш чересчур натянуто давят улыбки и обещают одолжить их косметички если Эд скинет пару десятков со стоимости за 13 грамм. Они утрутся, конечно, но внимание всё равно польстительно. Девушки ведь любят ушами. — Я не уверена, Эшли. Если Джейсон узнает… — Он что, твой папа? Расслабься, Крис. Ты на вечеринке, тебе надо оторваться. Эд не подслушивает — она курит в углу за уродливой хозяйской пальмой в горшке, и так случается, что стайка чирлидерш курлыкает в ближайшем для слуха доступе. Крисси, свадебная голубка в её белом приталенном сарафане и медовыми кудряшками на плечах, выделяется среди каркающих подружек не только очаровательным обликом (хотя Эд уже за него мысленно вручила ей титул королевы бала), но и слишком расстроенным для вечеринки видом. Вот оно что — маленькую мисс совершенство уговаривают впервые попробовать травку. — Просто подойди к ней и попроси. Она не кусается. — А что, если меня увидят? А что, если Ченс расскажет Джейсону? — Да забудь ты Джейсона на секунду. Его здесь нет, и ты можешь немного повеселиться. — Да, в этом нет ничего такого! Мы все это делали. — Да. И никто ничего не узнает. Мансон не трепло. — Просто уродина. Крисси слушает их, нерешительно переминаясь на своих маленьких каблуках. Она поглядывает то на чирлидерш, то на Эд, стоящую у стены. Её сложно не заметить — высокая, лохматая, в коже и нашивках. В другой жизни, наверное, стала бы моделью из раздела «нестандарт». Но в этой она одиноко курит на замызганной тусовке и любуется Крисси Каннингем, которая украдкой поглядывает на нее, как на дикого зверя. Не так уж плохо. Ей интересно — осмелится ли Крисси подойти самостоятельно? Или пошлёт подружку? Или пошлёт подружек? Крисси всегда казалась скорее демократической силой, чем монаршьей тиранией; она может отстоять команду, например, когда школа не хочет раскошеливаться на экипировку для междугородних соревнований, но когда дело касается чего-то личного, Крисси предпочитает сдаться, прогнуться, согласиться. Именно так она и начала встречаться с Джейсоном, который просто вынудил её на свидание постоянными цветами и уговорами. Но что такое назойливый ухажёр в сравнение с перспективой купить наркотиков? Эд бы поспорила с кем-нибудь азарта ради, да не с кем. Она смотрит на Крисси издалека, как привыкла, и пытается угадать её следующий шаг. Будет ли он, как обычно, сделан в сторону от неё, разделяя их и так бесконечно полярные жизни ещё на ярд друг от друга? Или случится чудо, в которые Мансон уже давно не верит? Крисси оборачивается. Свет танцует на её блестящих ресницах; она хуже нимфы из фэнтези, потому что она реальна. Реальна и притом так же недостижима. Она так и останется для неё колеблющейся на периферии несбыточной мечтой, мокрой фантазией, под которую можно потрогать себя пальцами перед сном и написать слезливую лесбийскую метал-балладу. Эд — стрёмная сука, и Крисси, она приходит к выводу, не рискнёт и не подойдёт к ней купить вещества. Или же?..