многострочия

Сейчас Ксавье думал, что его прежняя жизнь была вполне хорошей. Да, проблемы с отцом, бросила девушка, в школе черти что происходит и психика подвела, но в относительности ничего сверхъестественного, что для изгоя было настоящим подарком. Пока не появился этот… Этот. Инопланетянин, Серый с Альфа Центавра, и глаза такие же — большие космические зеркала из чёрного стекла. Наследный готический принц Аддамсов. Его новый сосед. — Что это за хрень, Аддамс?! Боже, он скучал по Роуэну. Телекинетик, хоть и двинулся по фазе к концу своей жизни, но по крайней мере понимал границы чужого личного пространства. Аддамс тоже понимает, но загвоздка в том, что только свои, — шагни ты на его территорию, и тебя мигом встретит внезапно выскочивший из стены дротик или ловушка с топором на потолке, а сам Уэнс в свою очередь спокойно пошарится по твоим вещам, будто так и надо, раскрывая очередную только ему понятную тайну. С появлением Аддамса в Неверморе жизнь Ксавье разделилась на до и после. И то, что шло после, обещало ему неимоверное даже для изгоя количество сверхъестественных сюрпризов. Как, например, целая детективная доска, в которую превратился его мольберт. Его мольберт. — Он всё равно стоял бесхозным. Перед тем как забрать его я спросил, нужен ли он тебе, и ты сказал, что нет, — заложив руки за спину, отчеканил Уэнсдей, как обычно с солдатской невозмутимостью на лице, словно собеседник был ему жутко скучен. Как же он бесил. И взгляд его угольный, и пухлый рот, и острота скул, которую всегда так тяжело поймать с первого наброска… — Я думал, он нужен тебе для рисования! А не для… Для этой мерзости! — взмахнул рукой Ксавье и скривился: на мольберт в пугающе упорядоченном виде прикололи фото и газетные вырезки с изображениями трупов, кое где с излишне графичным содержанием. Вывернутые конечности, вспоротые глотки, месива вместо лиц, — вот, что Аддамс называл искусством. Психопат. — Это всего лишь документ, Ксавье. Снимки в кабинете рентгенологии ты тоже считаешь мерзостью? — он услышал в сухом ответе Уэнсдея едва уловимую насмешку и взбешенно обернулся. Наклонился к восковому лицу — Аддамс был тощим коротышкой, что, впрочем, не мешало ему внушать ужас в некоторых людей, но не в Ксавье, конечно… конечно, — и прошипел: — Это не то же самое и ты это знаешь, Аддамс! Если комендант или, не дай боже, Уимс увидят твой маньяческий мудборд в нашей комнате, нас обоих пропишут в кабинете Кинбот до самого выпускного, а в худшем случае вызовут родителей. — Полагаю, мои родители придут в восторг от того, как я провожу академический досуг. — Это не смешно. Не у всех такие понимающие предки как у тебя. Уэнсдей склонил голову, став похожим на жуткую фарфоровую куклу мальчика из того ужастика, что они смотрели с Аяксом неделю назад. И впервые в глубоких глазах Аддамса, обращённых на него, Ксавье уловил интерес. — Ты боишься своего отца, — бесцеремонно выдал Уэнс, и это не было вопросом. Он был уверен и даже доволен тем, что говорил. — Что?.. Нет, я не… — Дёргается губа, отводишь взгляд, запинаешься. Ты напуган, Ксавье Торп, — едва не облизывался Аддамс. Чёрные камешки глаз препарировали его, как маленькие ножики. — Пошёл ты, — спустя неловкую паузу пробурчал в ответ Ксавье и, задев соседа плечом, быстрым шагом покинул комнату, хлопнув дверью. Нужно было освежиться. Подальше от Аддамса, от его пронзительного взгляда и вездесущего инопланетного присутствия.