Случился Dies irae, красная леди раскрывает свою истинную сущность, и два брата воплощают в жизнь гибель страны.
И лев больше не король, и встреча приводит к воссоединению друзей
Наступает день, когда с неба сыплется пепел, ложный лидер возвещает об укреплении связей. Потерянное возвысит две империи и станет ключом к будущему.
В ушах стоял до тошноты омерзительный звон. От него вывернуло бы полностью, если было б чем — складывалось ощущение, что я проторчала в отключке по меньшей мере с неделю. На деле всего час: не так много, с учетом того, что Рэтчет успел осмотреть мое тело. — На предмет поломки. — так он сказал, проверяя дыхание, пульс и работу моего мозга. Утверждение о моем скором функционировании я уже слышала, находясь в вялом, бесчувственном полудреме. Глаза открывать не хотелось. Голова трещала по швам, жутко пульсировала, а боль отдавала в виски горячими волнами прильнувшей крови. В сердце заискрилась надежда, что мои уши не разорвет от такого жесткого давления, а из носа не откроется река Хан, однако не оправдалась — кровь потекла стремительно и уже через пару секунд я хлюпала носом, медленно приподнимая корпус и опираясь о собственные локти во что-то мягкое позади себя, на чем я только что приходила в себя. С трудом удалось опознать место моего нынешнего пребывания, пока я не слишком заинтересовалась открывшимся кровотечением. Можно было даже предположить, что я вновь лежу, оставленная на произвол судьбы посреди какого-то невзрачного коридора, но в таком случае я бы, пожалуй, соврала: здесь отличия были. Оказалось, даже весьма заметные. Еще будучи в полубредовом состоянии и высчитывая кружащие звезды перед глазами, я слышала тяжелые голоса: знакомые, на редкость узнаваемые, но теперь не такие холодные. В интонации будто бы чувствовалось какое-то забытое тепло. Вместе с ним — спокойствие, внезапно окутавшее собственную заблудшую душу. — Завет никому не удавалось прочесть. — внимал голос, что посуровее. В нём улавливалась нотка осознанной, но утерянной власти. — Даже другим Праймам. Это всего лишь легенда. — Я для тебя тоже «легенда»? Сказания о небылицах в оковах чужих страданий? — отвечал другой, чуть более встревоженный. — Я один из рыцарей. Один из них. — Считаешь себя особенным. — Считаю себя обязанным. — Ты не в ответе за чьи-то жизни. Теперь уже не в ответе. — Как раз теперь, — процедил, говоря тихо, но уверенно, как будто боясь переходить на повышенные тона, — я вновь должен приложить все усилия, чтобы предотвратить их потери. И нам удалось выйти на след того, что было скрыто под покровами выгравированных тайн. — Ты нашел Завет? — властность надорвалась, сменяясь удивлением и некой растерянностью, что уловилась только в самом конце. — И сумел прочесть то, что он хранит на ближайших страницах. От литературно выстроенных речей свело зубы. Я покосилась в их сторону, ожидая увидеть очередных незнакомцев, и опешила: Мегатрон и Оптимус, спокойно беседующие на тему решения собственных проблем. Двух НАСТОЛЬКО важных шишек я так скоро встретить снова не рассчитывала. У них явно за плечами громадный опыт, ворох знаний в совершенно разных сферах от житейских проблем и подростковых бунтов до различий во всевозможном оружии и особенностей военных походов. Они были мудры, весьма образованы и, на удивление, деликатны в первую очередь друг к другу. Меня интересовало в них абсолютно все — от их становления, зарождения и собственной истории до их мировоззрения, жизненных устоев, ценностей и желаний. Они были разными, но при этом все равно притягивались друг к другу подобно частям магнита разной полярности. Это чувствовалось в их взгляде, в их голосе. Или же мне хотелось это чувствовать. Хотелось и узнать больше. Разговаривать с каждым часами напролёт за чашкой ароматного чая и слушать то, что никто никогда не расскажет, потому что никто никогда через такое не проходил. Хотелось изучить их культуру и искусство, их экономику, политику и философию, их генетику и кибернетику. Их личностные качества при этом хотелось затронуть больше всего. Понять, кто же они в душе на самом деле, и как раскрывается их личность. Хотелось подружиться — наверное, это лучшее, как можно было бы описать тот нескончаемый поток мыслей, не желающих структурироваться между собой хотя бы на мгновение после моего подвисания. Действительно стать частью команды, в которую меня так неохотно приняло старшее поколение инопланетных великанов и почувствовать собственным сердцем, в каком именно звене столь большого механизма я буду справляться лучше всего, внося свою непомерно безвозмездную лепту. Стать частью их семьи…? — Говорилось о будущем. Судном дне и воссоединении. — Ты уверен? — По легендам, его текст было невозможно изучить полностью. Но это было самым приближенным к той кибертронской версии. Мегатрон издал тяжёлый вздох, его Искра пульсирующе билась в мощной груди, подобно загнанному в угол животному. Что-то в словах сидящего напротив показалось ему неосознанно тяжелым: были ли это воспоминания о прошедшей войне за сгинувший Кибертрон или взваливание на плечи ответственности за мир во всей Вселенной — он не знал. Понимал теперь лишь ценность жизни. В первую очередь, хотя бы своей собственной. В пророчество, которое для многих являлось лишь легендами, подобно сказаниям о Длани Направляющей, лезть не решались. Его не искали, не пытались изучить до тех пор, пока тьма Вселенной не стала гнетущей и неестественно зловещей. Пока не стала засасывать в пучины неминуемой гибели планетарные скопления, испепеляя их руками воинственных рас. Себесы всегда были алчны и жестоки. Кроме выгоды, крови и лязга сверкающей стали им более ни до чего не было дела. Им нравились граничащие с ужасом жалость и страх на лицах себе подчиненных, их крики о помощи и мольбы о сострадании. Им всегда было плевать, но в этот раз битвы больше не сменялись затишьями. Под их эгидой будто с прутьями против танков бежали ослепленные лживыми обещаниями и воспоминаниями сотни порабощенных народов и племен. Так начинался судный день, переплетенный со временем Лезвиями и растянутый на десятки лет. Оптимус ощущал это также явственно, как и Мегатрон. Их души сплетались на уровне духовного единства за времена стольких сражений и примирений, что, казалось бы, даже слияние Искр и переход в Conjunx Endura не дало бы столь сильного результата. Они были по-особенному едины, в то же время мысля совершенно по-разному. Их первая встреча после долгих скитаний с попытками сбежать друг от друга состоялась пару ворнов назад. Уже тогда Оптимус загорелся желанием отыскать реликвии и, взывая к легендам, отправился на поиски ветхого Завета. Он знал, что это — не выдуманные сказки, ведь сам считался Тринадцатым рыцарем, Возвысившимся. Он держал в собственных руках Звездный меч и обращался к Микронусу за помощью в возвышении силы, был хранителем Матрицы Лидерства и даже погружался к ВсеИскре, когда отдавал «душу» во имя спасения сотен других. И они встречались еще несколько раз, прежде чем сегодня объявить каждой стороне о будущем тесном сотрудничестве. — Очнулась. — не заметила, как тишина затянулась под гнетом сменяющих друг друга эмоций. Хозяева комнаты «Лост Лайта» уловили шуршание в углу и обернулись, застав меня наполовину бодрствующей. Мегатрон проскрипел запястным шарниром и, указав в мою сторону, поднялся с насиженного места с целью покинуть отсек. … Грязный пол, пустые банки из-под старых, запыленных консервов и лужи зловонного месива из дождевой воды, разлитого масла, бензина и разодранных картонных коробок от круп, печенья или стиральных порошков. Мы толпами прятались за поваленными от землетрясений стеллажами, молясь всем богам, коих знали, чтобы нас не нашли. Всех выслеживали по следам: на мягкой грязи, каменных или асфальтированных дорожках, покрытых пеплом и сажей, прокоптевших брусьях, по которым мы взбирались в недоступные части зданий, меловых стенах и уцелевших кафельных полах в еще не разбитом войной жилом доме. В магазинах прятались чаще всего — здесь было и пропитание, и запасной выход на случай внезапной угрозы, и несколько укромных мест, чтобы спрятаться. В моменты, когда народу было немного, а жить становилось спокойнее — делились по комнатам. Когда сбегались с разных частей города, замкнутого в адовые кольца огня, мы жили все вместе. Со временем такие места пользовались все меньшей популярностью — те, кого мы называли «пропащими», все чаще проверяли подобные места, но иной раз выбирать не приходилось. После промазанного в череп выстрела у собственного разбитого дома я оказалась тут. От страха я не знала, куда податься, а вокруг все только и твердили, что меня уберег случай. — Очнулась. — над ухом проскрипел седоватый мужчина. Абсолютный незнакомец, но его теплая улыбка и искренняя радость в глазах заставили меня почувствовать себя немного лучше. Ничего ответить не получилось, и я лишь хрипло выдохнула в попытке узнать произошедшее. Дедок кивнул, поняв намек по заинтересованному взгляду и тепло усмехнулся, протягивая в ответ горбушку серого хлеба. Я отрицательно склонила голову, морщась от ноющей боли. — Судьба такая у тебя — выжить, милая. Вытаскивали тебя из-под завала с Серегой. Ему ногу отдавило, но оклемался парень. — старик откусил небольшой кусок от отломленной части и вздохнул, — Рядом — пропащий, горящий столб голову ему пробил. Не успел прицелиться, блядюга. … — Утаила еще что-нибудь? — когда я вернулась из очередных воспоминаний тяжелого детства, Мегатрон уже стоял у окна. Его манипуляторы были в натужном жесте сплетены за спиной, а взгляд блуждал по отражению в стекле. Именно им Оптимус, сидящий теперь рядом с искрящим пультом управления и проводящий воспитательную беседу, сжигал мое чуть продрогшее от ледяного отфильтрованного воздуха тело, как до этого испепелял десептиконский Лорд. — Не понимаю, к чему Вы. — Не строй из себя дурочку. — стальные надбровные дуги съехались на его лице. — Твоя болезнь. Под завывания вентиляционной шахты я попробовала приподняться с мягкого настила. Вышло с большим трудом, не считая попыток свесить ноги вниз. — Она редко дает о себе знать. Оптимус гневно оскалился, оптика засверкала ярче. Его тяжелый вдох растекся гулким эхом и становилось отчетливее понятно, как бесили его мои ответы. — Только во времена тяжелых стрессовых ситуаций. Я бы не стала… — тараторила, чтобы успеть договорить до конца, но лидер автоботов лишь грубо оборвал мою словесную тираду и недовольно закатил глаза. — По-твоему, членство в экипаже не входит в список эмоциональных встрясок? Я повернула голову в сторону Мегатрона. Он молча наблюдал за всем со стороны и не проронил более ни единого слова. На лице читалась легкая отстраненность, взгляд полнился равнодушием. Я поймала себя на мысли, что на секунду понадеялась на его поддержку, однако Мегатрон, вероятно, наоборот пытался всеми силами сдерживать ту сущность, что рвалась из него на протяжении всего своего недолгого пребывания на «Потаенном свете». Пришлось вжаться в стену позади себя, забравшись с ногами на большую мягкую подушку, чтобы хоть немного чувствовать себя в моральной и психологической безопасности. — Пусть едет. — выдавил он. — Ты теперь косвенно избавляешься от недоброжелателей твоей Искры? — Не переступай черты, Прайм. Мне все равно на ее функционирование и дезактив. Оптимус растерянно обернулся. — Ты изменился. — они хором обратились друг к другу. Мегатрон скривился в усмешке, его взгляд зарделся, переливами отдавая чем-то смешливым. Оптимус — наоборот. Расслабленно вздохнул и, прогромыхав, неосознанно встряхнул манипуляторами. Лицо сделалось спокойнее, будто накопленная усталость и осознание сложившейся ситуации ненадолго испарились. Мегатрон лукавил, но показывал это только ему. Дело было вовсе не во мне. Не в моем состоянии, не в моих словах. Возможно, Оптимуса и разозлил тот факт, что я отвела внимание со всей медицинской подоплёки, но только из-за собственного неприкрытого волнения. Как за жизнь человека, так и за успешность предстоящей гонки со временем. — Пускай едет. — повторил Мегатрон. — Раз она будет работать в паре с твоим человеком, она многому научится. Ещё одни руки не будут лишними. Особенно сейчас. — Почему сейчас «особенно»? — хмыкнула, заодно решившись удостовериться в принятом ими решении. — Предстоит тяжёлое время. — Оптимус стиснул в пальцах подобие переносицы и напряженно шикнул. В стороне надоедливо гудел разбитый экран в стене космического корабля, на котором мелькали с трудом различаемые обрывки записей, похожих на те, что я видела в архиве. — Вы не будете нести ответственность за меня. Они переглянулись. — Последнее слово за тобой, Прайм. — Мегатрон пожал плечами, гремя накладками из кибертронского металла, а после отошёл ко входной двери, покидая жилую секцию главного лидера. Оптимус же бродил из угла в угол, задумчиво мыча, и на время пропускал мимо аудиодатчиков все, что происходило вокруг. Он искал слова: судорожно копошился в мысленном раздрае, пытаясь собрать воедино итоговую картину. Был встревожен. Его упрямое, сокрытое в недрах подсознания трепетное отношение к человеческой расе, говоря честно, сейчас выходило мне боком. Я не слишком нуждалась в его заботе и защите. Мне было необходимо вернуть собственной жизни хоть какой-то смысл. — Кто-то умер? Оптимус остановился. Превратился в железную статую, и лишь горящий опущенный взгляд выдавал в нем присутствие жизни. — Много, кто. Война, она… — Из людей. Оптика погасла — он закрыл глаза. — Близкие друзья. Мы воевали бок и бок, а некоторых пытались спасти всем экипажем. Мне не хочется снова погружаться в этот омут сводящих Искру ощущений целиком и полностью с головой, понимаешь? — на коленном шарнире он вдруг опустился ко мне, склонился с трепетом в глазах, полных шестеренок и металлических колец. — Я все равно буду нести ответственность за тебя. — И я… — запнулась, слыша гудение кибертронского «сердца» и шорох гудящего двигателя, — буду помнить об этом. Не покину корабля, буду работать вместе с Кейли: все, что скажешь. — позволила себе положить руку на сплетения проводов в основании его шеи, прикрытое толстенным слоем металла. — От меня будет толк. Хотелось вселить надежду в то, что я действительно не ослушаюсь. Не преследую цели навредить или стать обузой для всего экипажа из-за того, что много не знаю. При касании впервые ощутила горячий инопланетный корпус. На плотном, будто залощенном металле собственные пальцы оставляли размазанные пятна. Издалека он не пыхал жаром, но оказавшись настолько близко вокруг становилось душно. При всем этом металл не обжигал до боли — температура граничила с пределом допустимой, оттого рука не отдернулась при первом соприкосновении. — Я планировал поговорить с Кейли касаемо сотрудничества с Мегатроном. — Вы думаете, она согласится? — Ему требуется врач. И, возможно, если ты будешь учиться у нее, путешествуя вместе, она воспримет это иначе, нежели попытку наладить к нему отношение. — Я могу воспринимать это, как согласие на мое участие? — Вы с ним умеете убеждать.