Когда настанет "после"

Покинуть Винтерфелл казалось спасением. Находиться с лордом Тирионом под одной крышей становилось невыносимо. Этот его виноватый взгляд, эти опущенные плечи… Сансе и без того было очень больно, а Тирион всем своим видом напоминал ей о произошедшем. Нет, она не винила его. Бран давно перестал ценить свою жизнь, отдаваясь на волю Богов. Но ее бывший муж лишь изредка напоминал того Беса, которого она знала в Королеской Гавани. Не было прежних бравады и вызова. А были… надлом и странная щемящая тоска в его глазах. А еще Тирион смотрел на нее, когда думал, что она этого не замечает. И целовал ей руку. Почему-то эти взгляды и эти легкие касания губами будили в животе легкие покалывания, а голове странные мысли. Как все могло случиться, если бы она стала его женой по-настоящему? Слухи о талантах Беса в плотских утехах ходили всегда. Что, если бы она изведала их вместо ужаса и боли, полученных от Рамси? Ей казалось, что Тирион был бы нежен и терпелив с нею. Но она бы не оценила, не поняла. Кем она была? Глупой, наивной, избалованной пташкой. Сегодня, после всего пережитого, она многое бы отдала, чтобы Тирион настоял тогда на консумации брака. Но он не стал бы: слишком много в нем благородства и великодушия. Мысли и чувства, которые будило в ней присутствие Тириона, беспокоили ее настолько, что путешествие к Стене она восприняла почти как избавление. Ворона к Джону отправили несколькими днями ранее, и она надеялась, что, достигнув Черного замка, она уже встретит там сводного брата. Хотя  нет, кузена. Санса еще не привыкла к мысли, что он не сын ее отца, да и вряд ли привыкнет.  Так и случилось: когда их процессия вошла в развалины того, что когда-то было Черным замком, Джон уже ожидал их. Он пришел один. Точнее, вдвоем с Призраком. Они тепло обнялись. И Санса еще раз удивилась, насколько жизнь изменила их. Разве могла она подумать, будучи своенравной тринадцатилетней девчонкой, что Джон станет одним из самых близких ей людей? Сейчас она рассчитывала на него и верила в то, что он поможет. Джон сокрушенно качал головой, слушая рассказ Сансы. - Но что я могу? – Горько проговорил он, когда она, наконец, озвучила свою просьбу – Я не лорд с собственной армией. Не король за стеной и даже не вождь одного из племен. Я чужак. Ворона, которая прибилась к вольному народу. - Они тебе доверяют! Ты однажды уже привел их в Вестерос! – с горячностью, на какую только была способна, она схватила его за руку. Джон снова покачал головой, не глядя на Сансу. - Тогда речь шла об их выживании. Они сражались против мертвых. Наши войны их не касаются. Я не могу их просить об этом, не имею права. - Джон! – Санса была в отчаянии. – Нас почти не осталось. Бран погиб. Если ты не поможешь, Старки обречены. Винтерфелл обречен. Север погибнет… Он посмотрел на нее своими грустными глазами: - Я лично встану на защиту Винтерфелла и буду оборонять его, пока смогу держать оружие, ты знаешь это, - мягко произнес он. - Но этого не достаточно! Нам нужны люди. Как можно больше людей! - Неужели она ошибалась в нем? Слеза скатилась по ее щеке, замерзая на морозе. А затем еще одна, и еще… Джон прижал ее к груди, погладил по голове, как ребенка. И этот нежный жест выпустил наружу все ее невыплаканные слезы, все ее затаенные страхи, все, что она похоронила глубоко внутри. Рыдания вырвались из ее груди помимо желания. Королева Севера плакала, как, наверное, не плакала даже в детстве. Как не плакала, когда казнили ее отца или когда узнала о красной свадьбе. Санса всхлипывала, захлебывалась и размазывала по щекам ледяные слезы. Джон бестолково гладил ее по волосам, по спине, бормотал слова утешения. Призрак подошел и ткнулся носом в ее щеку. Потом боднул лбом Джона, укоризненно глядя на него. - Хорошо, Санса, хорошо… Я поговорю с ними… Она вздрогнула и подняла на него заплаканные глаза. - Но это ничего не значит. Их право не согласиться. Они вольны в своих решениях, - продолжал Джон, не желая ее обнадеживать. Сквозь пелену слез, она с готовностью понимающе кивала, но в голове стучала мысль: он согласился, он поговорит с вольным народом, у них есть надежда.  - Я знаю, я понимаю. Но я верю, что они проявят благородство.