Tender Lies

Август. В тёплом летнем воздухе уже обозначилась доля прохлады и осени; деревья в итальянском городке ещё не спешили менять окрас, а люди не торопились отрезвляться от дурманивших летний вечеров. Медленно и томно на улицы опускался  малиновый вечер, высоко в небе где-то переливался тёплыми красками закат, солнце размеренно уходило в глубокие недры... Счастье и простая человеческая натура проглядывалась в прохожих, которые бессознательно являлись каплями и заполоняли собою неведомый океан; но кроме того, не зная этого сами, они являлись частью в общем картине, ее рисунком. Картина принадлежала Шарлю Леклеру и представляла собой одно его большое впечатление и вспоминание об этом итальянском городе. И если остальные люди занимали его мысли только на долю секунды и на полотне обозначались в роли едва различимой массовки где-то сзади, то одной юной женщине, пожалуй, отводилось место на переднем плане. Несмотря на весь тот скептицизм, обозначаемый Леклером в сторону медиа-хода Николаса, что-то в этот раз заставило его пораздумать об этой затее. События сложились так, что Шарль вновь стал гостем той незатейливой кофейни. И по тому же велению судьбы он заметил Сесилию ровно за тем же самым столиком, где она была и в прошлый раз. Его глаза только наткнулись ее лицо и, не отдавая себе в этом отчета, он уже не смог их отвести. Собранный высоко хвост волос открывал лицо изумительной красоты, с большими глазами, обрамлёнными длинными ресницами, с тонким носом и едва прорисовавшейся римской горбинкой на нем и алыми полураскрытыми губами. Сесилия, судя по всему, возилась со своими документами и что-то делала в своём ноутбуке, что по началу не заметила этого необычного иностранца. А Шарль решил не спускать глáза с неё. И стал наблюдать за тем, как итальянка уважительно обращалась с персоналом. Вдруг к ней подошла, как он решил, ее подруга, и Сесилия так радостно встретила ее, и так тепло ей улыбалась, что Шарль в какой-то мере даже этой незнакомой девушке  позавидовал. Си вдруг принялась рассказывать какую-то историю, но до Леклера доходили только обрывки ее фраз; ему даже стало очень любопытно, о чем она так энергично повествует. Но что со стороны, наверное, многим захотелось бы войти в круг ее общения, как если бы это была бы какая-то привилегия — это как-то ощущалось, и это было очень к к стати. Это-то им и надо. В прошлый раз она показалась Шарлю не очень эмоциональной, но сейчас эмоции живо проступали в ее утонченных чертах и было видно, как она обходительна с близкими ей людьми. Ее подруге уже надо было уходить, и Сесилия обняла ее на прощанье и только тогда заметила Шарля. Он не смог понять по ее лицу, помнила она его или нет. Леклер теперь отлично понял, почему Николас предлагал ее на роль его девушки. И, присмотревшись к ней ближе и внимательнее, монегаск решил, что она идеально на неё подойдёт. — Сесилия. — ее удивил тот факт, что он знал ее имя. — Надеюсь, ты помнишь меня. Она в притворной задумчивости поглядела куда-то вверх его головы, а затем вопросительно приподняла бровь. — Я подошёл к тебе не для того, чтобы подпитывать твоё или своё самолюбие. — усмехнувшись, сказал Леклер, подсаживаясь к девушке. — У меня к тебе деловое предложение. — Любопытно, какое деловое предложение у вас может быть ко мне?— искренне изумилась Сесилия. — Я не буду церемониться. И сразу приступлю к делу. — прямо начал монегаск. — Сделайте одолжение. — паясничала девушка. — Скажи, ты знаешь, кто я такой? Может, видела где? — Знаменитость? Я так и подумала. — выдала она, до того, как подумала. — Польщен. — в такой самодовольной улыбке растянулся Шарль, что Сесилия пожалела о только что сказанном. — Так ты не знаешь меня? — Увы. — заглушив вдруг свою мимику, ответила она, приняв несколько равнодушный вид. — Формула-1, наверняка, знакома тебе. Ты итальянка? — она кивнула. — Тогда, должно быть, у тебя точно есть одна любимая команда. — Я поняла, ты хочешь в Скудерию! Но далеко не у всех итальянцев есть там связи. — улыбнувшись, сказала Сесилия. — Уж точно не больше, чем у меня. — откинулся на спинку стула гонщик. — Вот как. — продолжая улыбаться, отозвалась девушка. — Тогда зачем я тебе понадобилась? — Буду честен с тобой. Думаю, ты представляешь себе жизнь автогонщика: гонки, празднования после, клубы, рестораны, девушки... Так вот, это все про меня. Но с недавних пор люди стали недовольны моим поведением. И мой менеджер — тот парень Николас — предложил мне завести себе девушку, с которой я бы поддерживал фиктивные отношения. Поэтому, Сесилия, я предлагаю эту роль тебе... — Ты же понимаешь, что я даже не намерена... — вступилась итальянка. — ... потому что ты получишь популярность, высокий статус. И, конечно, я буду платить тебе за эту роль. — невозмутимо продолжал Шарль. И поспешил добавить: — Между нами ничего не будет. Ты только будешь посещать со мной официальные мероприятия, ездить на гоночные этапы, ну и иногда нам надо будет вместе появляться на улицах Монако. — Ты, наверное, спятил. Я в жизни не согласилась бы на такую сделку. — Не хочется попробовать себя в рядах элиты? Я поражён. — усмехнулся Леклер. Она пропустила последние слова мимо ушей и заговорила: — Шарль, так ведь? Послушай: я совершенно не знакома с миром Формулы, да я даже не знакома с тобой. И я не актриса, и даже не светская львица. Вокруг куча девушек, которые справятся с этим лучше меня. — Дело в том, что мне не нужна светская львица. У тебя будет свой образ: доброй, элегантной, загадочной девушки. Разве ты не такая, скажи? —уверенно убеждал Шарль и подивился тому, с какой силой и решимостью он задумал убедить ее согласиться. — Мой менеджер поможет поддерживать образ и будет страховать тебя на каждом шагу. — Какой кошмар. — с каким-то презрением бросила она. — Да, возможно, я такая. Но для себя! А не для твоей аудитории. — А что мешает быть собой и для них? — Я даже не знаю тебя. Вдруг ты вообще какой-то ненормальный? — Ты права. Я слишком надавил на тебя. — мягко сказал монегаск. — Ты можешь подумать об этом пару дней. И почитать обо мне в интернете. Но только Википедия, пожалуйста, хотя если станет интересно... — Мне нечего думать об этом, я все уже решила. — уверенно, со смирением и спокойствием сказала девушка, показывая, что слова и убеждения далее совершенно бессильны. Сесилия отвела глаза в сторону, ожидая, когда Шарль наконец оставит ее одну. Но тут ее взгляд упал на его протянутую руку, в которой была салфетка с написанным на ней номером. — Сесилия, я буду здесь ещё четыре дня. И не забывай, пожалуйста, как щедро будет оплачиваться такая работа. — подмигнув с шармом кинозвёзды, Леклер завершил весь этот разговор. Сесилия не видела смысла задерживаться здесь сколько-нибудь ещё и не долго после Леклера, сама побрела домой. Она шла по дороге при свете фонарей, проходя мимо таких знакомых ей улиц и витрин магазинов; навстречу ей нет-нет да и шли люди, но она глубоко задумалась и решительно не видела никого подле себя. Вся эта ситуация с Шарлем Леклером обескуражила ее и сейчас, когда его уже не было рядом, казалось, будто этого всего и не было. Как если бы она выдумала это, но салфетка с номером была вполне реальна. Судя по всему, он действительно был знаменит, да ещё и очень богат. Поток ее мыслей изливался как ручей, затрагивая самые разные темы, но, так или иначе, возвращался обратно к ее разговору с этим французом. Он говорил на итальянском очень чисто, но по имени и фамилии она решила, что он француз. Наконец Сесилия переступила порог собственного дома и уж тогда совсем позабыла о Леклере; ее родители вернулись со своей поездки из Рима. Девушка радостно обнимала их и целовала. И не позволила своей маме готовить ужин, за который та уже взялась. Сесилия выучилась стряпне у своей бабушки, эдакой мастерицы готовки, поэтому никого не удивило, что за краткий срок на столе возвышался дымящийся и вполне приличный ужин, который на вкус был так же хорош, как и на вид. — Мамочка, папочка. — увидев, что они закончили есть, а папа даже уже стал курить трубку, она решила приступить к тому, что было предметом всех ее последних мыслей, усилий и размышлений. — Я подготовила все документы. И даже просмотрела программу на этот год и составила список книг. Ах да, точно! Я сумела получить бесплатный талон в буфет. Там отлично кормят, еду привозят из местного ресторана. — она сделала паузу. — Знаете, это такой отличный университет, я подумала, что если Федерико захочет, он сможет тоже туда поступить. Да, это недёшево. — сразу добавила она. — Но это престижное место с хорошими профессорами. Что думаешь, Фредо? — ласково обратилась она к младшему брату. Родители молчали, смотря куда-то в сторону, как если бы они не слышали ее слов. Вдруг мама сказала: — Фредо, можешь покормить собаку? Когда брат ушёл, ее отец тяжело вздохнул, жена похлопала его по руке, подбадривая. Сесилия насторожилась и ожидала худшего, лицезрея такое неоднозначное поведение. — Си, милая, нам с мамой очень жаль. Как никто другой мы хотим всего самого лучшего для тебя. Но мы не потянем твой университет. До этого дедушка оплачивал твоё обучение, но теперь, когда его не стало... У нас нет возможности отправить тебя на учебу в Милан в этом году. — сказал отец. — Я надеюсь, ты поймёшь нас. — тут же добавила мама. — У папы есть долги, которые должны быть погашены в ближайшее время. Тебе придётся взять год или не менее... Ну что ты, родная. — со слезами на глазах проговорила ее мама. Сесилия уже давно всхлипывала и наконец дала душившим слезам свободу; они сбегали с ее лица, оставляя мокрый след на щеках и капали на колени. Она слышала крах собственных надежд и мечт; и чувствовала, как все ее планы разрушаются, как жизнь идёт наперекосяк и совсем не так, как ей хочется. Она даже не думала и последующем годе, потому что не могла даже представить его и даже переварить сам факт того, что никакого студенчества у неё не будет. Она любила свою университет, своих тамошних друзей, профессоров; она горела изучаемыми предметами. И в целом провела в Милане два отличных года, но теперь, совершенно растерянная, беззвучно плакала. И отправилась в свою комнату, где провела бессонную ночь, раздумывая о ближайшем своём будущем. В полдень она наконец убедила себя в том, что в этом нет никакой трагедии и что этот год она проведёт полезно и продуктивно. А, быть может, даже накопит на университет. Сесилия спустилась к родителям и с грустной улыбкой сказала им: — Пожалуй, придётся вернуть буфетный талон обратно. — Ты ещё обязательно закончишь учебу, детка. — поцеловала ее мама. Но сколько бы Си не убеждала себя в этом и как бы строго не запрещала себе думать о университете, она то и дело возвращалась к нему в мыслях. Восстановиться будет так тяжело, думала с горечью, и все мои ровесники будут на год впереди. И за год я растеряю тонус, позабуду то, что давали нам. Ах, и не факт, что я вернусь через год! Отцовские долги займут весь заработок родителей, а самой мне точно не накопить... И Сесилия вновь плакала, и печалилась, и не покидала комнаты, отказываясь от еды и внешнего мира. Впрочем, вечером ей наконец кое-что вспомнилось, и она впервые потрудилась загуглить этого Шарля Леклера. А уже ровно через день девушка набрала его номер.