Апрель, 1541 год.
Так как янычары растащили все вещи госпожи Демир, шехзаде Мехмед распорядился поселить всю семью во дворце. К сожалению, поговорить лично с госпожой Фатьмой не удалось, из-за большого количества бунтующих, которые бегали туда-сюда, боясь попасться на глаза наследнику. Освободился шехзаде к полночи. Наложницы в гареме уже спали. Только немые дильсизы и слуги оказались не во власти Гипноса. К большому сожалению шехзаде, не спала и Нурбахар-хатун. Девушка прибежала с маленькой Хюма Шах-султан на руках и настойчиво требовала аудиенции. Пришлось впустить её.
— Что случилось, Нурбахар? — Мехмед устало вздохнул, глядя на встревоженную наложницу, — Почему вы с Хюма Шах не спите?
— Мехмед, ты уехал, — потерянно начала Нурбахар и поджала свои тонкие губы, — Мы с Хюма Шах так перепугались...
«...вернее, ты перепугалась...» — Мехмед ухмыльнулся своим мыслям. Любила его фаворитка приписывать многие свои чувства к эмоциям их дочери. Нурбахар искала любой предлог для встречи.
— Мы переживали... Хотели бы тебя увидеть и удостовериться в том, что с тобой всё в порядке, — закончила девушка и посадила малышку Хюму на тахту.
Нурбахар была невысокой молодой женщиной со смугловатой кожей, нежными чертами лица, светло-карими глазами и светло-русыми длинными волосами. Девушка от природы обладала худощавым телосложением, поэтому носила пышные платья, дабы скрыть свой этакий недостаток. Сейчас же на ней была ночная нежно-розовая сорочка, подчёркивающая её выпирающие кости. Но это не делало её менее привлекательной. Напротив — Нурбахар заметно отличалась на фоне других пышнотелых наложниц, что делало её особенной.
— Со мной всё в порядке, только я устал... — шехзаде отчаянно пытался намекнуть на то, чтобы наложница и дочь его покинули покои. В обычный другой день он ни за что бы не стал так поступать. Мехмеду хотелось поскорее положить голову на мягкие подушки и уснуть.
И снова увидеть Мелек.
— Мы поможем вам отдохнуть, — скромно улыбнувшись, пролепетала девушка, — вернее, я...
Отдав маленькую Хюма Шах служанке и отослав других слуг, Нурбахар принялась разминать шею и плечи шехзаде. Девушка знала на какие места давить, поэтому с лёгкостью доставила удовольствие Мехмеду. Этому искусству она обучалась несколько лет, пока не отточила его до совершенства. В гареме все девушки так умели и это не делало Нурбахар особенной. Но наедине с шехзаде она могла продемонстрировать свои навыки и показаться исключительной. Руки девушки скользнули ниже, отчего шехзаде распахнул свои глаза. Взор устремился на стол, где лежал синий платок. Мехмед подорвался со стула и с возмущением посмотрел на Нурбахар.
— Иди к себе, — резко сказал он и подошёл к столу.
— Но... шехзаде, — Нурбахар удивилась бурной реакции Мехмеда. Сердце её заколотилось. Что она могла сделать не так?
Мехмед, тем временем, взял платок в руки и неосознанно прижал к сердцу. Он не хотел намекнуть своей наложницей на то, что она больше не интересна его персоне. Но Нурбахар всё поняла: шехзаде влюбился в другую девушку. Она даже не догадывалась, кем могла быть избранница шехзаде, ведь тщательно следила за тем, кто проходит по золотому пути. В ближайшие дни ни одной девушке не повезло попасть в покои к шехзаде.
Кто же она?
Наложница поклонилась и вышла. Показывать своего возмущения шехзаде она не собиралась. Вернее сказать — боялась. Её в трясло от возмущения и обиды. Она чувствовала, как любовь шехзаде угасает. И самое ужасное, она не знала, что с этим делать.
На встречу шёл Ильяс-ага. Казалось, он совсем не видел Нурбахар. Витал в каких-то своих мыслях. Если бы перед его носом начался новый бунт, он бы его не заметил. Нурбахар была уверена, что Ильяс всё знает.
Закрыв лицо платком, девушка легонько зацепила рукав Ильяса-аги. Тот не заинтересованно поднял взгляд своих серых глаз на девушку, которая решила его потревожить.
— Нурбахар-хатун, чем могу быть обязан? — Ильяс сразу же понял, с кем имеет честь разговаривать. Он усмехнулся тому, что девушка закрыла лицо, которое он видел порядком сотни раз, подглядывая за наложницами в саду.
— Скажи, Ильяс-ага, кем так очарован шехзаде? — Нурбахар не стала прощупывать почву, а спросила в самый лоб. Это была её ошибка.
От отчаяния голос девушки дрогнул. Она была готова вот-вот разреветься, но достойно держалась. Ильяс закатил глаза. Вторая ревнивая женщина, которая не даёт ему спокойной жизни. Первая — Махидевран-султан. Сейчас мысли Ильяса были заняты Махаллат, которую он случайно заметил в бушующей толпе. Была она вся в белом, смотрела куда-то вдаль. Только потом он увидел, что её дьявольский взгляд устремлён в сторону шехзаде, который, к большому сожалению, заметил её тоже. Но Махаллат растворилась в толпе также быстро, как и появилась. Оставила только синий платок, который шехзаде успел подобрать быстрее, чем Ильяс.
Даже тут он опередил его. Махаллат удалилась вместе с семьёй Демир. Это сокольничий заметил. А вот шехзаде был настолько очарован, что не обратил никакого внимания.
— Чей это синий платок, который шехзаде так трепетно прижимает к сердцу? Эта любовь может его погубить...
Нурбахар никогда не была глупой девочкой. Она сразу поняла, что та обладательница синего платка — не обитательница гарема. Иначе шехзаде бы сразу пригласил её к себе в покои. Это значит, что таинственная любовь шехзаде может быть свободной мусульманкой. Эта увлечённость может принести вред шехзаде. А этого Нурбахар хотела меньше всего.
— Иди по своим делам, Нурбахар-хатун, — буркнул Ильяс. Парень осознавал, что с каждым днём Махаллат пробирается в реальный мир.
И это по-настоящему пугало. Никакое разоблачение, казнь, клеймо предателя — не пугало сокольничего так, как взрывающаяся в его жизнь, подобно урагану, зеленоглазая дьяволица, — Шехзаде взрослый мужчина и сам разберётся, к кому ему испытывать тёплые чувства. И если он выбрал любить обладательницу платка, то пусть любит. Тебя это не должно касаться. Твоё дело — воспитывать Хюма Шах-султан.
По приезде во дворец Ильяс навёл справки о семье Демир. Как выяснил сокольничий, та самая Махаллат — на самом деле Майсун-ханым, одна из воспитанниц Бейзы-ханым. В раннем детстве её принёс, под дверь в уютный дом Бейзы, обедневший торговец. Внёс залог — несколько сотен акче и пропал без вести. Не бросать же бедное дитя на улице, если не поступают деньги на содержание? Бейза-ханым взяла Майсун под своё заботливое крыло. Так она и осталась жить в семье Демир. Самое интересное было в том, что каждый воспитанник чем-то занимался. Джан занималась врачеванием. Метин изучал искусство боя. А Хафиза часто ездила на практики и преподавала детям и взрослым мусульманам географию. О деятельности Майсун Ильяс ничего не узнал. Может её деятельность — это колдовство?
Ответ Ильяса выбил Нурбахар из колеи. Она резко двинулась вперёд, грубо задев сокольничего плечом. На этот жест парень лишь хмыкнул и пошёл дальше.
«...и откуда ей знать, как я выгляжу? Тоже подглядывает?..»
Нурбахар почувствовала, как из глаз полились слёзы. Она не хотела показывать своих эмоций. Не важно какими они были: положительными или отрицательными — за любое проявление чувств в гареме засмеют. Да и начнут ползти слухи самого разного рода.
«...шехзаде прогнал Нурбахар. Не захотел её больше видеть. Стала противной...», «...Нурбахар нагрубила шехзаде и тот её ударил...», и даже
«...Нурбахар уличили в измене. Что же будет с её дочкой...».
— и это только то, что могла придумать наложница. Умы завистливых рабынь придумают самые разные неправдивые сплетни и с удовольствием разнесут по доверчивому гарему.
Нурбахар сжала руки в кулаки от нахлынувшей злости. Она вытерла лицо платком и поспешила в гарем, где уже вовсю обсуждали внезапный приезд какой-то знатной семьи.
Май, 1541 год.
Майсун не знала, почему именно получила это проклятье и задавалась вопросом: "За какие заслуги Аллах наградил её таким ценным и в то же время опасным даром?" Колдовские способности Майсун стали проявляться ещё в детстве. Развить их помогала Бейза-ханым, которая не видела в этом ничего плохого и греховного. Воспоминания о приёмной матери, которая подарила всю любовь и тепло, тело девушки начинало вновь трясти от ужаса. Бейза-ханым умерла тяжёлой смертью. Она этого не заслужила. Каждый прожитый день говорил о том, что жизнь не справедлива по отношению к хорошим людям. Значит, быть хорошей было нельзя. Тогда и воздастся за всё в полной мере. Обшаривая своё платье, Майсун не обнаружила синего платка, которым госпожа Бейза утирала свои слёзы. От осознания того, что она потеряла важную и единственную вещь, оставшуюся от покойной госпожи Демир, вызывало отвращение к самой себе.
Несколько дней Майсун пролежала в лихорадке. Джан то и дело меняла пропитанные холодной водой повязки и следила за тем, чтобы температура не поднималась выше. Джан оказалась сильным человеком. Несмотря на всю скорбь и душевную боль, она продолжала помогать своей семье. Хафиза и Метин тоже нуждались в чьей-то помощи и заботе. Простить её у госпожи Фатьмы — пропащее дело. Поэтому опорой и поддержкой для всех стала именно Джан.
Только с началом мая Майсун пришла в себя. Джан открыла тёмно-синие парчовые занавески, впуская в просторную комнату свет. Майсун еле разлепила свои зелёные глаза. А как только это удалось сделать, она хрипло прошептала:
— Джан, я хочу есть...
Джан сразу же побежала к Хафизе, а затем к Метину, которого разместили в комнату рядом с покоями шехзаде. И он этим хвастался своим приёмным сёстрам. Навещать он их не мог, так как мужчинам нельзя было посещать женскую половину гарема. Поэтому написал записку, где просил сестру прийти, как только у него выпадет свободная минутка. Как позже оказалось — Майсун пропустила похороны матушки Бейзы. От этого она чуть снова не впала в лихорадку. Но Хафиза и Джан пообещали, что как только она встанет на ноги, то обязательно Метин отвезёт её на могилу. Это был неплохой стимул для девушки.
Майсун несколько минут крепко обнимала Джан и Хафизу, радуясь, что они остались живые. Слёзы текли из её зелёных глаз и неприятно скатывались по шее в лиф сорочки. Хотелось обнять и Метина, но увидеться можно было с ним только в определённое время.
— Очнулась наконец, — Фатьма-ханым ворвалась в покои, громко хлопнув дубовыми дверями о стенки — гром среди ясного неба, — Пошли все вон! Хафиза, Джан!
Девушки повиновались. Майсун тревожно подняла одеяло под ноги и нахмурилась. Видеть главную госпожу Демир сейчас хотелось меньше всего.
— Ты же понимаешь, что вырыла себе могилу? — спокойно начала женщина, пытаясь скрыть своё волнение. Неприязнь к Майсун была, но её смерти Фатьма никак не хотела, — Шехзаде Мехмед приказал явиться полной семьёй на вечернюю аудиенцию после твоего выздоровления.
Майсун не очень понимала, что имела ввиду госпожа Демир, потому что ещё не отошла от лихорадки. В голову сразу полезли мысли разного рода. Чего она могла натворить такого убийственного?
— Ты являлась в сны шехзаде, бестолочь! Думаешь, он тебя просто так забыл? — из-за заторможенности Майсун, Фатьма начинала злиться, — Я не буду тебе объяснять, что тебя ждёт... Ты и сама знаешь. Просто не выдавай себя, — в голосе госпожи Демир послышалось беспокойство, что порядком удивило Майсун. Фатьма никогда не заботилась о безопасности воспитанников. Искренне она любила лишь своих родных детей, — Иначе всех нас отправишь на плаху, — решила добавить Фатьма, чтобы Майсун не успела на надумать чего-нибудь "не того".
В глубине души Фатьма любила и беспокоилась за Майсун. С этим ребенком связана большая история, полная тайн, интриг, слёз и измен.
— Послушай меня хоть раз, — быстро начала тараторить Фатьма, тревожно оглядываясь по сторонам, — Делай вид, что ничего не произошло. Пусть шехзаде думает, что все те сны — это плод его воображения.
Пообещай мне, Майсун... — последняя фраза была сказана с таким искреннем беспокойством, что в сердце девушки начался раскол. Может ли Фатьма заменить Бейзу?
— Я обещаю, — коротко ответила зеленоглазая и тяжело вздохнула.
Майсун редко чего боялась. Чаще всего ужас вызывала она и её деятельность. Заламывая руки, ещё неокрепшая и слабая, Майсун стала ходить из стороны в сторону. Перед встречей с шехзаде она безумно волновалась. В голове стал возникать целый рой вопросов: что надеть? Что говорить? Если шехзаде будет активно настаивать на том, чтобы она объяснилась? Прикидываться дурочкой? Майсун решила с порога занять позицию не знающей и правоверной девушки. Вряд-ли шехзаде обвинит без основания. Разве какие-то дурацкие сны — весомый аргумент?
Майсун не удержалась. Она достала своё белое платье, которое спрятала в первый день пребывания во дворце за кровать. В тайном кармане, пропитанного кровью одеяния, находились потрёпанные карты, которые Майсун украла у старой цыганки. Та сама вряд-ли бы решилась отдать их. Это был единственный источник её заработка.
Прежде чем начать, девушка закрыла дверь на задвижки и завесила все окна. Перемешав колоду, она начала что-то шептать. Спустя какое-то время девушка стала вытягивать карты:
«Верховная жрица, луна, двойка мечей»
— Чёртов непрогляд! — буркнула девушка и достала ещё две карты —
«Солнце и шут».
***
Фатьма проходила мимо ташлыка, где наложницы беззаботно попивали малиновый шербет и сплетничали. Женщина прекрасно знала, что своим появлением в гареме, они вызвали ворох сплетен, негатива и вопросов у наложниц. Но это её волновало сейчас меньше всего. Перед Фатьмой стоял вопрос: куда возвращаться после того, как милость шехзаде перестанет распространяться на них? Оставить Хафизу, Метина, Джан и Майсун она не могла. Несмотря на свою предвзятость, злость и жестокость в воспитании, женщина никогда бы не бросить на произвол судьбы невинные души.
Несколько часов подряд Фатьма думала о том, чтобы поднять мятеж в столице. Такие мысли часто посещали её голову. Но после смерти Бейзы, женщина не могла думать ни о чём, кроме мятежа.
— Слышала, какую-то семью приютили у нас в гареме несколько дней назад.
— Не гарем, а проходной двор!
— Пусть скорее уезжают отсюда!
— Все такие чернявые, словно хной обмазались.
Взгляд Фатьмы упал на горящую свечу. Неподалеку от свечи мирно висела штора, отделяющая ташлык и коридор. Женщина хитро улыбнулась и лёгким движением руки опрокинула свечу на шторы. В один миг все вспыхнуло адским пламенем. Девушки стали визжать, а Фатьма поспешила скрыться с места преступления.
В умной голове госпожи Демир возник идеальный план. Из гарема она просто так не уйдёт. Да и куда? В обворованный и разрушенный дом? К кому? Больше ничего не держало Фатьму в Манисе. Кроме как парочка публичных домов, хозяйкой которых она являлась уже многие годы.
***
Ильяс-ага как мог оттягивал встречу шехзаде с семьёй Демир. Но Мехмед сам решил, что пока не выздоровеет воспитанница Майсун, то никакой встречи не состоится. Шехзаде хотел высказать своё уважение ко всем членам семьи, поэтому решил поступить именно так. Такое решение стало костью поперёк горла Ильяса. Он не хотел, чтобы шехзаде когда-нибудь встретился с Махаллат. Он не знал, чего можно от неё ожидать. Будучи не опытным интриганом и прекрасно осознавая это, Ильяс всё же решил засунуть свой нос в грязное бельё семьи Демир.
Шехзаде Мехмед резко встал с рабочего места, вызывая у Ильяса вопросы. Необъяснимое чувство накрыло наследника с головой. Ему нужно было срочно выйти из покоев. А зачем, он сам не знал. Интуиция подсказывала ему и он решил последовать. Такого прежде Мехмед никогда не испытывал. Всё было в новинку. Сегодня шехзаде выглядел потрясающе: тускло-жёлтый кафтан из венецианской парчи с длинным рукавом, расшитый золотыми нитями, драгоценными камнями и украшенный геометрическими узорами. На голове наследника прибывал тюрбан, который он благополучно забыл снять после заседания дивана. На государственные мероприятия шехзаде всегда одевался дорого, как подобает наследнику султана Сулеймана. Надевая такие наряды, Мехмед часто вспоминал рассказ своего отца из его детства.
Султан Селим, будучи человеком без конца воюющим, часто отсутствовал в столице. Его одеждой были янычарские меховые кафтаны, закреплённые поясом — кушаком, да рукав рубашки на голове. Увидя великолепного одетого, тогда ещё шехзаде Сулеймана, он воскликнул: «Сын мой! Ты оставил мать без одежды!».
— Шехзаде, — Ильяс встал с тахты, забывая о том, что на ногах его лежал священный Коран. Книга свалилась и тогда Ильяс понял, что намечается что-то плохое.
— Ильяс, я чувствую, что мне нужно выйти...
Мехмед не успел подойти к двери, как они тут же отворились и в покои ворвался ошарашенный и напуганный Бихрам-ага. Его цветастый тюрбан съехал с головы почти на самое ухо, а верхние пуговицы кафтана были наспех расстёгнуты.
— Шехзаде! Беда! — Бихрам схватился за голову, — Ташлык наш погорел! Ничего не осталось! Бедная Айше-хатун сгорела. Ай Аллах, Аллах!
Мехмед сжал руки в кулаки и стремительно направился на место происшествия. К приходу шехзаде уже всё успели потушить. Дым напомнил все ближайшие покои, заставляя девушек перебираться в дальние комнаты. Слуги так были заняты делом, что не сразу заметили пришедшего шехзаде. Ташлык был чёрным. Ничего не удалось вынести из огня. Из всех девушек только пострадала Айше-хатун. Бедняжке оставалось всего несколько дней до отъезда в дом своего супруга, но судьба распорядилась иначе.
— Как это произошло? — шехзаде схватил бедного Бихрама за грудки кафтана и прижал к стене. Он не знал, откуда в нём проснулась такая необъятная злость. Хотелось всё громить, уничтожать на своём пути и доставлять не самые приятные эмоции окружающим людям.
— Клянусь Аллахом, шехзаде, я не знаю! — из глаз напуганного Бихрама полились слёзы и шехзаде отпустил его.
— Шехзаде, — Фатьма-ханым появилась словно бы из неоткуда, элегантно присела в поклоне и с удивлением оглядела ташлык, — Какой кошмар, надеюсь все живы?
— Фатьма-ханым, — шехзаде кивнул ей в знак приветствия, — Только одна девушка пострадала.
— Тут явно не хватает порядка, — она нахмурилась, посмотрела на Бихрама и гневно начала раздавать приказы, — Живо беритесь за работу! Выносите сгоревшие вещи! Освобождайте помещение для ремонта!
Шехзаде лишь закивал. Фатьма-ханым так легко заставила работать паниковавших слуг, которые то и дело бегали из стороны в сторону, чем вызвала восхищение. У госпожи Демир за плечами был большой опыт управления персоналом.
«...если бы только гарем оказался в руках Фатьмы, то жить стало бы проще...» — промелькнуло в голове Мехмед и он уже всё решил.
В этот момент наивному шехзаде казалось, что Аллах ниспослал Фатьму-ханым именно для того, чтобы помочь ему. Госпожой Демир можно было компенсировать отсутствие матушки. Шехзаде чуть наклонил голову в бок — и правда, госпожа Фатьма чем-то напоминает ему Хюррем-султан. Это был последний фактор, влияющий на решение шехзаде.
Вернувшись в покои, где его оставался дожидаться Ильяс, Мехмед достал пергамент и перо. Шехзаде собирался написать документ, который даст разрешение Фатьме-ханым управлять гаремом. Он поставил свою печать и передал стражнику, который покорно стоял в дверей и ждал распоряжение своего господина.
— Шехзаде, нельзя! — воскликнул Ильяс, узнав от Мехмеда, что произошло в гареме и желании сделать Фатьму-ханым управляющей.
— И почему же? — Мехмед ухмыльнулся, глядя на то, как Ильяс стал провожать взглядом свиток с распоряжением.
На этот вопрос Ильяс-ага не нашёл что ответить. Сказать Мехмеду о том, что Фатьма является воспитательницей Махаллат, он не мог. Сокольничий понимал, что рано или поздно шехзаде встретится с дьяволицей и не миновать беды.
— В каком обличие к тебе приходит...
моя Мелек? — сквозь зубы спрашивает Мехмед, убирая руки за спину.
Шехзаде почувствовал, как тело его начинает сжиматься от злости. Ревность играла с ним злую шутку. В голове будто кто-то говорил:
«Убей. Сделай так, чтобы Мелек не приходила в его сны. Вырви его сердце...»
Иногда шехзаде даже поражался своим мыслям. Дело в том, что на протяжении недели, Мелек не навещала его. Последний раз он видел её в конце апреля, а сейчас начался май. Мехмед сделал вывод, что сейчас Мелек навещает Ильяса. Прежде шехзаде никогда не приходилось бороться за женщину, чаще всего женщинам приходилось бороться за него. Если бы рядом была Михримах, то непременно отметила сходства своего брата и матушки. Ревность Хюррем-султан сжигала всё и всех вокруг. В этом плане Мехмед становился похожим на неё.
— О чём вы, шехзаде? — Ильяс почувствовал, как к горлу покатился неприятный ком. Понял свою ошибку. Не стоило тогда упоминать о том, эта дьяволица Махаллат навещает и его.
Мехмед не успел ничего ответить, так как в дверь снова постучали. На этот раз пришла Джайлан-калфа. Это была высокая женщина с каштаново-рыжими волосами. Она на протяжении многих лет работала в гареме и воспитывала девушек. Именно она была ответственной за благополучие во дворце.
— Шехзаде Хазрет-Лери, — женщина поклонилась, нервно сжимая руки в замок перед собой, — Я пришла к вам с новостями.
— Джайлан, новости хорошие? Я не переживу второго пожара! — Мехмед отвёл взгляд от Ильяса и поспешил скорее переключиться на другого собеседника.
Шехзаде стал осознавать, что не может больше находиться в обществе Ильяса наедине. Мехмед стал чаще выходить из себя, ревновать и проявлять жестокость. Сейчас он считает причиной Ильяса, который приобретал в глазах шехзаде совсем другой вид. Если раньше сокольничий был для шехзаде другом и самым мудрым человеком, к мнению которого он хотел прислушиваться, то сейчас Ильяс был для него предателем. Предателем, во всех сферах: в политической, социальной и любовной.
— Новости хорошие, — Джайлан улыбнулась, понимая, что отчитывать её не будут, — Ваша фаворитка Нурбахар-хатун беременна.
Мехмед сначала подумал, что ослышался, а потом широко улыбнулся и с радостью взглянул на Ильяса.
— Аллах послал мне второе дитя, — Мехмед поднял руки вверх, благодаря своего господа, — Прикажи раздавать сладости в гареме, одари Нурбахар золотом. Пусть палят из пушек!
— Поздравляю вас, шехзаде, — Ильяс искренне улыбнулся и похлопал друга по плечу, — Иншаллах, родится мальчик.
Вся злость на сокольничего вмиг испарилась. Мехмед крепко обнял друга и подбежал к столу, откуда достал мешочек с золотом и вручил его Джайлан-калфе.
— Это ещё не всё, шехзаде, — ошарашенная женщина быстренько спрятала мешочек в карман на поясе, — Воспитанница Фатьмы-ханым выздоровела. Она уже крепко стоит на ногах.
— Прикажи сегодня накрыть большой стол! — в восторге воскликнул шехзаде и радостно хлопнул в ладоши, — И пусть Нурбахар придёт.
Ильяс поджал губы, понимая, что сегодня Махаллат увидится с Мехмедом.
Все постепенно катилось в пропасть...
