Стамбул, Османская империя. Ноябрь, 1541 год.
Шехзаде Мехмед не спеша вылез из своей кареты и вдохнул столичный воздух. Хмурая Афифе-хатун встретила его в дворцовом саду. Шехзаде не оскорбился её осуждающему взгляду. Даже сейчас, находясь близко к султану, он не боялся. За свою любовь Мехмед был готов держать ответ. Иначе он не мужчина. Шехзаде замер, когда в толпе увидел казнённого Кадира-пашу. Поморгав пару раз видение исчезло. Мехмед скинул это на усталость в дороге и уверенно направился во дворец. Шехзаде шёл, ожидая мгновенной аудиенции, но султан Сулейман не пожелал его видеть с дороги. Тогда-то в сердце Мехмеда стали закрадываться сомнения. «Я пишу это письмо, потому что не уверен в том, что увижу твои чудесные глаза снова. О, я бы вечность бродил в садах твоих зелёных глаз, моя дорогая Майсун. Я вечный узник твой. Я не говорил о своих чувствах к тебе никому, но окружающие видели твоё изящное отражение в моих карих глазах. И тогда я понял, что любовь невозможно скрыть. Я ждал тебя, искал твой образ в других девушках, рисовал твои портреты, каждый день проводил в думах о тебе. Если я вновь потеряю тебя, о, моя дорогая Майсун, то боюсь, что не выдержу этой пытки снова. Я не хочу больше притворяться, что у меня есть другие. Этого требуют традиции. Но я не хочу им следовать, потому что они требуют лжи. Есть только ты и никто больше. Я восторгаюсь тобой и страшно тебя ревную. Эта ревность заставляет совершать меня безумные и отчаянные поступки. Я не хочу, чтобы кто-то изучил тебя, лучше чем я. Не хочу, чтобы рядом с тобой стоял другой мужчина и заботливо придерживал за талию, как это ранее делал я. Я готов защищать тебя ценой своей жизни и ты это прекрасно знаешь. Моя спина — твой щит. Ты можешь спрятаться за него, подобно маленькой девочке и плакать навзрыд. Просто знай, что я никому не позволю обидеть тебя. А если объявится такой смельчак, то я вырву его сердце и преподнесу тебе в дар. Я нисколько не жалею, что отдал своё сердце именно тебе. Ты показала мне настоящий мир. Каждый день я благодарю Аллаха за то, что ниспослал в мою жизнь тебя. Ведь ты была всегда рядом, когда моё сердце покидала надежда. Ты приходила в мои сны и давала мне силы двигаться дальше, о, моя любимая чародейка. Я мечтаю построить с тобой семью. И мы обязательно придём к этому. Подари мне такую же красивую дочь, с твоими зелёными глазами и очаровательной улыбкой. Подари мне сына, с таким же упрямым сердцем. Пусть спустя время люди видят, почему я полюбил тебя. О, моя зеленоглазая ведьма.Навеки твой Мехмед. Мы непременно увидимся, но не скоро»
Шехзаде скрутил письмецо трубочкой и аккуратно поместил в капсу. Ему казалось, что в Манису он не вернётся. Его могут перенаправить в другой санджак, далёкий от столицы, он может перестать быть любимым сыном (Мехмед долго отрицал этот факт, но потом, скрепя сердце, принял его). К этому шехзаде был готов и не боялся. Единственное, чего он по-настоящему не хотел — снова потерять свою Майсун и никогда её больше не увидеть. Маленький шехзаде Джахангир, который больше всего ощущал отсутствие матушки, несколько дней был рядом с Мехмедом. Несмотря на свой юный возраст, шехзаде Джахангир был очень умён. После пропажи Хюррем-султан он полностью погрузился в обучение. — Как думаешь, Джахангир, что со мной будет? — на пятый день своего пребывания в столице, спросил Мехмед. — Я думаю, что тебя это волнует меньше всего, — ответил ему младший шехзаде и захлопнул свою кожаную тетрадь, в которой несколько секунд назад что-то медленно записывал, — Тебя больше волнует судьба твоей жены. Мехмед вздохнул, понимая, что Джахангир обо всём догадался. В глубине души, шехзаде боялся, что Майсун может быть наказана. Даже несмотря на то, что здесь её вины нет. Шехзаде Мехмед — наследник престола и любимый сын. Ему нельзя ошибаться, он должен оправдать все надежды своего великого отца. А Майсун — обычная мусульманка, которая является большой помехой. Она портит репутацию всей султанской семьи. Но разве Хасеки Хюррем-султан не была на её месте? Мехмеду очень не хватало Фатьмы-ханым. Шехзаде очень хотел бы поговорить с ней, попросить совета и просто помолчать, слушая её рассказы. Иногда он писал ей письма, спрашивая о здоровье Майсун и делах гарема. О своих страхах и переживаниях не писал, боясь показаться слабаком и трусом. Фатьма, в свою очередь, рассказывала ему только о хороших новостях. На седьмой день пребывания в покои ворвался Сюмбюль-ага. Руки его взмыли к небу, а глаза его блестели то ли от страха, то ли от радости. — Шехзаде, повелитель приказал вам немедленно собираться. Через час вы отправляетесь на верфь. Мехмед тут же сорвался с места и начал лихорадочно собирать свои вещи. Перстень, что подарила ему Майсун, он всё ещё носил и берёг. Эта вещь была по-настоящему ценной для него. Оставлять дорогой сердцу подарок в Топкапы он не решался. Дворец, который всё это время считался родным, в один миг стал чужим. Без Хюррем-султан Топкапы потерял свои яркие краски. Словно бы это место перестало быть живым. Ему вдруг стало страшно за себя. Это совсем не значит, что его перестала волновать судьба Майсун. Он несколько месяцев ехал в столицу, прокручивал в своей голове диалог с повелителем, придумывал, как будет отвечать на его вопросы и какие слова скажет в своё оправдание. Когда шехзаде въехал в столицу, где его встретили не очень приветливо, то вдруг для себя решил, что ни за что не будет оправдываться. Примет своё наказание и понесёт его, подобно настоящему мужчине. Одевшись, Мехмед отправил Сюмбюля за Актасом, который так отчаянно напросился сопровождать наследника. Шехзаде решил, что его подослала Майсун, поэтому и взял его с собой. Чтобы госпоже его сердца на душе стало легче. Сначала Мехмед хотел взять с собой Ильяса, который также упорно пытался пролезть вперёд, привлечь внимание шехзаде и отправится с ним. Но Мехмед вдруг осознал, что Майсун и госпожа Демир остаются во дворце совсем одни. В случае опасности их никто не сможет защитить. Именно поэтому оставил своего верного человека в Манисе. Ровно выпрямив спину и заведя руки за спину, шехзаде встретил Актаса суровым взглядом, отчего тот поёжился и опустил голову вниз. — Что у тебя в руках? — Мехмед невольно обратил внимание на зажатый кулак своего стражника. Актас в свою очередь почувствовал, как сердце его стало учащённо биться, а руки задрожали. Шехзаде этот заметил, — Разжимай, — строго приказал он, опасаясь заговора. Проклиная себя за неосторожность, Актас вздохнул и нехотя разжал кулак, в котором находился небольшой клочок бумаги. Это была любовная записка от какой-то женщины, которая называла стражника похитителем её несчастного сердца. Эта таинственная возлюбленная упоминала, что уже не думала найти свою любовь и давно опустила руки, что устала от рутины, жизни с мужем и воспитанием ребёнка. — Ты играешь с огнём, — спокойно проговорил шехзаде, понимая, что стражник всего лишь влюбился и даже не думал предавать его. Мехмед не осуждал его, — Отношения с замужней женщиной — это большой грех. Но, если вдруг тебе понадобиться помощь в одном деле, то... — Мехмед ему подмигнул и вернул личную записку. Актас понял, что шехзаде имел ввиду помощь в убийстве супруга его возлюбленной. Он вежливо отказался. Вряд ли шехзаде смог бы выдвинуть обвинения в сторону второго визиря Османской империи. После неловкого молчания, Мехмед всё же решил озвучить причину резкого вызова Актаса-аги. — Тебе уже известно, что мы с отцом отправляемся на верфь? — Об этом говорит весь дворец, шехзаде, — ответил Актас, пытаясь собраться с мыслями, после прочтения его личной переписки. — Я хочу, чтобы ты подстраховал меня. Если что-нибудь случится, то ты должен быть рядом со мной. Я вверяю тебе свою жизнь. — Это большая честь для меня, шехзаде, я не подведу вас. — А если вдруг со мной что-либо случиться, то... — Мехмед достал капсу, в которой хранилось письмо, — Ты должен отправиться в Манису и как можно быстрее передать это Майсун. Но, к сожалению, на верфь отправиться отцу и сыну было не суждено. За несколько минут до отъезда шехзаде Мехмеда навестил султан Сулейман. За несколько месяцев государь заметно постарел. В отличие от Мехмеда, повелитель был одет во всё чёрное, что придавало траура и мрачности всей этой ситуации. Этой встречи Мехмед не ожидал и не был к ней морально готов в этот момент. Все слуги без слов покинули покои, оставляя отца и сына наедине. — Как твоё имя? Мехмед удивился, когда прозвучал этот вопрос. Шехзаде ожидал криков, обвинений и большой ссоры. Почему повелитель это спрашивает? Неужели не он сам давал имя своему старшему сыну от любимой женщины? Неужели не он назвал своего шехзаде в честь великого предка — Мехмеда Фатиха, завоевателя Константинополя, ныне Стамбула? — Повелитель... — недоуменно произнёс Мехмед, не решаясь назвать султана своим отцом. Шехзаде не сделал это, потому что не хотел, чтобы разъярённый государь сказал те самые слова, услышать которые наследник боялся больше всего на свете: «Не называй меня своим отцом, ты мне больше не сын». — Отвечай мне! — перебил его султан и нахмурился, убирая руки за спину. В детстве этот взгляд всегда пугал шехзаде. Он опускал глаза, щёки и уши его чаще горели от стыда, а на глазах наворачивались слёзы. Тогда шехзаде извинялся перед своим отцом-повелителем и очень долго думал над своим поведением. Но Мехмед давно уже не ребёнок. Отцовский взгляд казался теперь не таким уж суровым. Уши и щёки не горели, да и извиняться уже не хотелось. А думать над своим поведением шехзаде точно не будет. В правильности своего решения он был уверен. — Меня зовут Мехмед, повелитель. Я назван в честь нашего великого предка-завоевателя... — Так почему же ты смеешь позорить его имя?! — снова перебил султан. Теперь-то уши шехзаде загорели, как в детстве, но уже не от стыда, а от нахлынувшего гнева. — Разве я позорю имя великого предка? Мехмед Фатих осыпал золотом свою горячо любимую супругу — Эмине Гюльбахар, был готов ради неё свернуть горы. Если я делаю то же самое, что и он, то это есть позор? Султан усмехнулся и оглядел сына с ног до головы. В его глазах он всё ещё был юным мальчишкой, который впервые взял настоящий меч в свои неподготовленные руки. — Разве ты готов горы свернуть ради своей жены? — с явной усмешкой и неуверенностью в своём юном сыне спросил султан. Мехмед отчётливо ощутил это неприятное недоверие в его намерениях, — Разве ты готов гореть в не щадящем пламени ради неё и нести тяжёлое наказание за этот брак? — Я бы не посмел сюда приехать и объявить о своей дерзости, если бы не был готов, — уверенно приговорил Мехмед, чем ввёл султана в лёгкий ступор своим ответом. — А готова ли она на то же самое? — Она не виновата в моём желании сделать её своей, — довольно резко ответил Мехмед, боясь, что его жена будет тоже наказана, — И если бы её мужем стал кто-нибудь другой, то она непременно бы сгорела за него, ответила на ровне со своим мужчиной. Но, к сожалению, или же к счастью, её супругом стал я. А я не позволю ей страдать ни за что на свете! Я готов нести наказание за себя и за неё. — Неужели твои первые слова означают, что она с самого начала была против этого брака? — спокойно спросил султан, поражаясь уверености своего сына. Как же он изменился с их последней встречи. Что-то подсказывало пожилому султану, что руку к этому приложила загадочная Майсун. — Нет, но я был очень настойчив, — Мехмед отвёл взгляд, понимая, что ему тяжело держать зрительный контакт с отцом. А затем он понял, что стал противоречить сам себе. Он буквально кричал этими словами: «Это я виноват! Я и никто больше! Это я был настойчив и она поддалась моему давлению!» — Почему была наказана Михримах? — султан резко перешёл на другую тему, чем озадачил шехзаде. — Она избила мою Хасеки. Я не мог этого стерпеть, но я раскаиваюсь в том, что выдал слишком суровое наказание для неё. Султан не знал, было ли это правдой. Перед разговором с сыном он не разговаривал с дочерью, так как понимал, что она может повлиять на него. — Я хочу, чтобы твоя жена приехала во дворец. Но по всей империи разлетится весть о твоей казни. Посмотрим, насколько она предана тебе. Эти слова были последними. Султан Сулейман ушёл, оставив Мехмеда наедине со своими мыслями. Теперь шехзаде по-настоящему боялся. Майсун не поедет во дворец, на верную смерть. Фатьма-ханым её никогда не отпустит.Маниса, Османская империя. Декабрь, 1641 год.
— Горе! — в покои вбежала Джайлан-калфа. Её светлые глаза были наполнены слезами. В её руках находилось письмо, которое привёз Актас-ага — вести со столицы, — Госпожа! Горе-то какое! — Что случилось, Джайлан?! — Майсун, которая прежде сидела на тахте и несколько часов глядела вдаль, подорвалась и подлежала к, падающей на холодный пол, калфе. Её тело заныло от резких движений. Она снова мало двигалась и мышцы начинали затекать. — Наш шехзаде... — она протянула письмо, скреплённое султанской печатью. Дрожащими руками Майсун развернула его, боясь обнаружить там самое ужасное, что она только могла представить. К сожалению, там было то, о чём Майсун даже подумать боялась. Её супруг будет казнён. А это значит, что в последствии будет казнена и она. Майсун заперлась в своей комнате, не веря в происходящее. Её руки лихорадочно тряслись от страха. Казалось, что сердце разорвётся на мелкие кусочки. Она отказывалась верить в предстоящую казнь своего супруга. Почему их счастье не продлилось долго? Ей хотелось уснуть, а затем проснуться и понять, что это всё один страшный сон. Мехмед рядом и не рождённый ребёнок находится в её утробе. Майсун винила себя. В голове эхом повторялось: «Это из-за тебя. Это ты убила его». Становилось хуже от того, что она не смогла уберечь их общего ребёнка. Радости материнства и отцовства им так и не удастся ощутить. Майсун знала, что у них родилась бы красивая синеглазая султанша, которая принесла гармонию и счастье в их семью. Как отец мог убить своего сына? Неужели он совсем не чувствует ничего, по отношению к своим детям? Потеряв не рождённую дочь, Майсун до сих пор не могла толком прийти в себя. А тут, собственным пером подписать документ, свидетельствующий об убийстве любимого сына. Глаз султана не дрогнул. Капса с последним письмом шехзаде покоилась на кровати. Майсун несколько часов не решалась её прочесть — боялась до безумия. Но спустя несколько минут она сдалась. Это письмо в конец пошатнуло её. Она не знала сколько просидела в своих покоях. Несколько раз к ней приходила Фатьма и отчаянно стучалась в её комнату. Но Майсун даже не думала открывать. Ей нужно было побыть одной. — Госпожа моя, в народе поднялись какие-то волнения. Люди недовольны предстоящей казнью шехзаде Мехмеда, — хмуро проговорил Онур-ага, облачённый в чёрную одежду, — Не допусти Аллах нам снова пережить бунт. Фатьма вздохнула и поднялась с тахты. Она мельком глянула в сторону Бейсун, которая, услышав о возможном бунте, поджала губы и сжала свои тонкие руки в кулаки. Ей как никому другому был известен весь ужас народных выступлений. Она знала на что способен разъярённый народ. Светловолосая госпожа уже с самого детства была знакома с этим ужасным чувством страха и ей казалось, что оно будет преследовать её всю оставшуюся жизнь. Так и произошло. Даже уехав из столицы, находясь под полной защитой сильного мужчины — своего супруга, в народе продолжали вспыхивать недовольства и отчаянные люди шли к выше стоящим, требовать справедливости. Бунты — это самый главный страх госпожи Бейсун. — Нужно уезжать отсюда, немедленно! — не выдержав, воскликнула она и с ужасом взглянула в сторону Фатьмы, глаз которой даже не дрогнул. Она была наслышана о главном страхе Бейсун. В любой другой момент она бы с удовольствием воспользовалась моментом и как следует напугала бывшую соперницу. Но сейчас ей было не до этого. — Ты, вместе со своими детьми, можешь уезжать, — резко ответила Фатьма, — А я не могу оставить дворец без присмотра. Я останусь здесь. Бейсун ничего и не ответила, лишь резко поднялась тахты и быстро направилась в свои покои, чтобы оповестить детей о скором возвращении в Египет. Но потом она поняла, что это не лучшая идея. Бунтующие могли напасть на уезжающую карету и совершить расправу. — Что же будет, мама? — испуганно спросила Махфер и обняла себя руками, — А если случится что-то ужасное? — Не думай об этом, дочка, — нервно ответила Бейсун и взглянула на Махпервер, которую возможный бунт нисколько не волновал. Бейсун всё на свете бы отдала, чтобы также реагировать на подобные новости. Всё-таки младшая дочь — копия своего отца, — Где сейчас Хаин? Махпервер чуть улыбнулась и отвела взгляд. Бейсун без слов поняла, где находится её сын. Светловолосая обозлилась и, сметая всё на своём пути, направилась в покои Майсун-султан. Бейсун была очень встревожена тем, что её сын так много стал проводить времени с её потенциальным врагом. Светловолосая как никто другой знала своего сына. Хаин был всепрощающим и наивным юношей. Госпожа Бейсун просто не понимала, в кого он таким уродился. — Откройте двери! — строго приказала султанша, останавливаясь у дверей Хасеки. — Никого не велено впускать, госпожа, — с напуганным взглядом проговорила Церен-хатун. Юная служанка не хотела сделать госпоже ничего плохого, а вот светловолосая Бейсун накинулась на бедную девушку. Услышав крики, Майсун тут же выбежала из своих покоев. Выглядела она не важно. Увидев, что её служанка без на то веской причины вынуждена терпеть удары госпожи Бейсун, которая явно хотела выместить свою агрессию и раздражение. — Где мой сын, мерзавка?! — только увидев девушку, Бейсун тут же отстала от служанки и подлетела к Хасеки. Майсун в недоумении силой оттолкнула её от себя. Она не понимала почему госпожа так сильно взбесилась, в чём была причина. — Держите себя в руках и не смейте переходить границы! — собрав все свои силы в кулак, уверенно, даже немного сухо произнесла Майсун и нахмурилась. От её взгляда по телу светловолосой госпожи пробежали мурашки. — Где мой сын?! — со злостью повторила свой вопрос женщина. — Если бы вы были внимательной матерью, то обязательно заметили, что его нет во дворце уже несколько дней! — Я уверена, что он покинул дворец с твоей подачи! Майсун промолчала, так как это было правдой. Несколько дней назад Майсун попросила Хаина отправиться к Метину, с просьбой выслушать её и простить. Султанзаде умел расположить к себе, поэтому девушка и попросила его. — Госпожа, около ворот собрался бунтующий народ. Он требует головы Хасеки Майсун-султан.