***
Делать в квартире было нечего. Кроули вообще не мог вспомнить, чем он занимался раньше, когда Азирафеля не было рядом. Чем-то же занимался? Гулял по улицам, прикалывался над лондонцами и туристами. Смотрел кино. Ковырялся с цветами. Пил, в конце концов. Все это можно было делать и сейчас, в принципе. Но как-то оно было… бессмысленно все. Цветы начинали трястись, стоило ему войти в комнату, но он боялся раскрыть рот, чтобы прикрикнуть на них, потому что голос рисковал сорваться в любой момент. Не надо было им это видеть. Раньше, когда он выкидывал какую-нибудь дурацкую пакость, типа подменял все сигареты в магазинчике на углу на травяные, он знал, что за пару улиц от него Азирафель заменяет все бестолковые игрушки в киндер-сюрпризах коллекционными фигурками, или еще что-то вроде того. Смысл был придумывать оригинальные демонические выходки, когда он не мог увидеть изумленную и притворно укоризненную мину Азирафеля после? С телевизором все загнулось, когда он сел смотреть какой-то новый сериал, и в финале влюбленные герои собирались сбежать вместе, но в последний момент один дал задний ход. Хуже, чем увидеть свои собственные переживания на чужом лице (Кроули, правда, в голову бы не пришло бросать книжки Азирафеля в море – что за фигня?!), было только осознание того, что у них, в отличие от Кроули, все будет хорошо. В финале была надежда на воссоединение, которой не было у него. Кроули попробовал переключиться на мультики, но и там принцессы вечно влюблялись в чудовищ, и некоторые из них даже не пытались их переделать, блин… Мысли об игрушках и мультиках напомнили ему о недавней встрече в парке. Он глянул на часы. Он не приехал, когда его звали, а теперь, наверное, уже поздно давно. И все-таки. Было восемь тридцать вечера. Кроули все равно не мог заснуть, если не напивался до беспамятства. Можно было попробовать помочь заснуть кому-то другому. Если еще актуально, конечно. Он заглянул в супермаркет за тортиком и, проходя мимо отдела игрушек, не удержался и захватил еще нелепо толстую плюшевую змею. Однажды он проспорил Азирафелю, и ему пришлось попробовать все пирожные, которые тот научился делать за карантин. Он не имел в виду «все разом», но Азирафель почему-то настаивал, что Кроули имел в виду «все разом»… Что было еще ужаснее, научился Азирафель чертовски хорошо. Короче, к концу вечера Кроули выглядел вот примерно как эта змея. А Азирафель выглядел как довольный ребенок, готовый затискать змею в объятиях. Вот как Иви теперь. Кроули отогнал воспоминание, от которого в горле и в носу опять начинало противно щипать, и сосредоточился на Иви. Непонятно, кстати, было, чему она все-таки так довольна: видеть змею, тортик или Кроули. – Ты плохой, – заявила она, нахмурившись, и тем самым окончательно сбила его с толку. Видимо, порадовали ее все-таки подарки. – Э-э? – Я тебе когда сказала приезжать? Сегодня! А ты когда приехал? – Э-э… Сегодня? – Да! Ты в другое сегодня приехал! Я тебе говорила вот в то сегодня приезжать. – Извини, – Кроули почесал затылок. – Дела были. – Фу, вы взрослые, всегда с делами. У мамы тоже дела вот. – И у папы? – У-у-у, у папы так много дел, что он вообще никогда не приезжает. Мама говорит. – А-а. – Только у бабушки нет дел, потому что она уже старая. – Ты давай, спать ложись, а то она сейчас придет и ругаться будет. – А ты? – И я, – Кроули кивнул на Бентли напротив окна, под которым он стоял и из которого высовывалась Иви. – А ты мне песню споешь на ночь? – А мне кто споет? Иви засмеялась. – Ты же большой уже. Зачем тебе песня? – Я бы не отказался. Я тоже плохо сплю без песен, знаешь ли. – Ну, давай, я тебе спою, а ты мне, – уступила Иви. – Давай. Иви наморщила лоб, очевидно, вспоминая, какие знает песни. Потом посмотрела вверх и каким-то не своим, а жалобным тонким голоском, почти без мелодии выдала: «Не злись и не грусти совсем. Не сожалей и не плачь совсем». Кроули вздрогнул. Посмотрел на нее с подозрением. Но Иви была, что называется, «в образе». «Эй, я все равно в семействе Мадригал». А-а, вот оно что! Фух. «И я жизнью довольна вполне. Вы блистаете, а я в стороне. Как же плохо, как плохо мне!» Верхняя нота звучала так, будто Иви прищемили дверью пальцы, что, учитывая текст, возможно, было оправданно, хотя и мешало Кроули проникнуться как следует. Пожалуй, и к лучшему, однако. Кроули сделал вид, что клюет носом и засыпает. Иви засмеялась, и ему пришлось «проснуться». – Теперь ты. – Потом обещаешь спать? – Ага! – Ладно. Хм… «А у Мэри козлик жил, Козлик жил, козлик жил, А у Мэри козлик жил, Беседы с нею вёл. Везде за Мэри он ходил, Он ходил, он ходил, Но должность выше получил И кинул Мэри вот гребаный козёл!» – Кроули! – Что?! – Плохое слово! – Какое? «Козел»? Это же животное. Очень милое, между прочим. Когда верное. – Нет, другое. – Какое другое? Там и других слов-то не было! – он захлопал глазами. Иви засмеялась. – Бабушке не пой только, – предупредил Кроули. – А вот спою. – Ну и тебе же хуже: окно запрут на замок, а меня не пустят. Кто тебе будет песни петь? – Ладно, не спою. – Все, теперь спать. Брысь! – он махнул рукой, но улыбнулся из-под притворно сердитых бровей. Иви хихикнула, послала ему воздушный поцелуй и спрыгнула с окна в свою комнату. – Хах, – пробормотал Кроули. Когда он уселся в Бентли, он подумал, что хоть какой-то смысл в этом дне был. И он будет за это держаться. Хотя бы за что-то держаться надо было.***
– …Херувимы? Вижу, добрый день. Дальше…Власти? Приветствую. Престолы. Ага. Серафимы. Здравствуйте. Архангелы? Так. Что это значит? Азирафель нахмурился, переводя взгляд с Михаил на Уриил и обратно. Те в ожидании глядели на него. Друг друга они будто не замечали. Азирафель почувствовал, как привычная, веками вырабатывавшаяся тревожность начала подниматься в груди, как тесто в кастрюльке. Но он заставил ее утихнуть хотя бы немного, чтобы он мог продолжать. – Я же ясно сказал: каждый чин должен представлять только один ангел. Иначе будет перевес чьих-то интересов. Михаил, Уриил, архангелы должны выбрать кого-то одного. Если вы не можете уступить друг другу, пусть в Совет войдет кто-то третий. Кто у нас еще есть? Сандалфон? Рафаил? – Я архангел Михаил. Разумеется, я должна участвовать в построении планов Второго Пришествия. Просто неслыханно, что может быть иначе, – Михаил развела руками и кружевные манжеты взметнулись в воздух, будто тоже были возмущены подобным безобразием. – У меня такое же положение и такие же права, как у Михаил, – спокойно и сдержанно сказали Уриил. – Так. Вы задерживаете важное собрание, – вздохнул Азирафель. – Если вы сейчас же не решите этот вопрос между собой, я буду вынужден просить Совет выбрать кого-то из вас. Их глаза округлились от негодования и изумления. Азирафель бросил нервный взгляд на молчавшего в дальнем углу Метатрона. Но тот лишь спокойно наблюдал за происходящим. Когда прошло секунд тридцать, а ответа он так и не получил, Азирафель поторопил их: – Ну как? Нет? Считаю до трех. Раз… – Это должна быть я! – повторила Михаил. – Пусть они решат, – Уриил кивнули на остальных ангелов. – Два. – Хитрая тактика, Уриил! Думаешь, он поведется? – Три. Азирафель снова вздохнул. – Ладно. Что ж. В таком случае я прошу Совет проголосовать. Он щелкнул пальцами, и перед всеми ангелами оказались листы бумаги. – Голосование тайное, не волнуйтесь. И я надеюсь, в следующий раз архангелы ответственнее отнесутся к выборам. Уверяю вас, такая система власти, если построить ее правильно, работает в разы эффективнее и дольше, чем любой тоталитарный правитель. – Прям любой? – Даниил, член Совета от Престолов многозначительно глянул наверх. – Так. Давайте не отвлекаться, – с тревогой посмотрев на него, сказал Азирафель. Не хватало еще, чтобы его новоиспеченные парламентарии начали Падать, как листья в ноябре. Азирафель собрал листы с голосами, перетасовал их, а потом повесил на стену. Три голоса были за Михаил и пять – за Уриил. – Ну, что ж. Михаил, пожалуйста, покиньте нас. – Ну уж нет! – Михаил! – раздался голос Метатрона. Стало очень тихо, а потом Михаил встала и, прямая, как викторианская гувернантка, вышла из кабинета. – Итак, теперь, когда Совет на ближайшие два года сформирован, я предлагаю приступить к основному вопросу нашей повестки. А именно – ко Второму Пришествию Сына Божия на Землю. Метатрон, вы не могли бы поделиться с нами теми планами, что уже имеются? – Вообще-то, это очень деликатная информация. – Перед вами девять ангелов, которым больше всего доверяют их коллеги и друзья. И еще один, которому доверили работу вы сами. Вряд ли можно найти более подходящих хранителей тайн Небес. – Ну что ж, пожалуй, ты прав, – неохотно признал Метатрон. – Итак, пока что нам известно только то, что Святой Дух должен снизойти на земную женщину в 2026 году по нынешнему летосчислению. Я получил указ Сверху некоторое время назад. – О, то есть это все-таки новый Мессия, Сын из рода Давида, бла-бла-бла? – снова встрял разговорчивый Даниил. – Мы опять делаем всю эту штуку с тридцатью тремя годами на земле и воспитанием смертными? А нельзя забросить Сына Божьего в более… готовом виде для разнообразия? – Я бы не был так уверен насчет тридцати трех лет, – поморщился Метатрон. – Судя по тому, что творит человечество, через тридцать три года там может не остаться ничего достойного спасения. Да и воспитание смертными показало себя не с лучшей стороны в последние два раза. Но, честно признаться, на этот счет у нас очень туманные инструкции… Поэтому я и пригласил тебя, Азирафель. Свежий взгляд – это как раз то, что нам нужно. – Ага. Ну что ж. Это, по крайней мере, что-то – 2026 год. А женщина известна? – Да. Марта Дэвидс из северного Лондона. Женщина легкого поведения. – Странный выбор, – подняли брови Уриил. – Напротив, очень мудрый, – возразил Азирафель. – Так будет легко скрыть непорочность зачатия. Херувим Гадриэль и Начало Амалиэль, сидевшие за первым столом, как большеглазые первоклассники, и ловившие каждое слово Азирафеля, озадаченно переглянулись. – Хорошо. Надо будет понаблюдать за ней. В положенный день и час устроить Благовещение. В отсутствие Гавриила, я полагаю, мне следует это сделать? Снова спуститься на Землю под законным предлогом, пройтись по Лондону. Кто знает, может быть, встретить… – Да, несомненно, – кивнул Метатрон, пристально наблюдая за ним. Азирафелю потребовалась вся выдержка, чтобы не выдать радости. Два года. Всего два года – и есть, ради чего их жить. – За это время я попрошу всех подготовить и представить свои планы воспитания и подготовки Сына Божия, а также тех мер, которые нужно будет принять для обеспечения спасения человечества, – сказал Азирафель. – Что? – переспросили Уриил. – Ты, вероятно, хотел сказать: «спасения части человечества», Азирафель? – уточнил Метатрон. – И осуждения другой части? Примерно это предполагается сделать, когда произойдет последний Суд и Земля будет расформирована. – Да-да. Примерно это… Но разве мы не хотим, чтобы спасенная часть была больше? Что о нас иначе нижние подумают? – Азирафель поднял брови и оглядел зал. Члены Совета согласно закивали. Взгляд Метатрона блеснул сталью.***
«Ты нужен мне, Кроули! Пожалуйста!» Голос Азирафеля звучал, как тогда в магазине – отчаянно, умоляюще, с надеждой, – и в Кроули больше не было той обиды, которая позволила ему устоять тогда. «Ты нужен мне!» Кроули рванулся на голос, заметался в поисках ангела и налетел на ветки какого-то растения. Листья хлестали по щекам и с хрустом ломались, руки и ноги не справлялись с прутьями. А потом хруст превратился в треск. Дерево потрескивало в пламени, и дым был таким густым, что Кроули не видел ничего и не мог дышать и слышал только тяжелые вдохи Азирафеля – где-то там, наверху, в огне, куда Кроули не успел. Он пополз вверх – то ли на вершину костра, то ли по лестнице в Небо. Он полз и полз, но знал, что не сможет подняться, даже если очень захочет. И он хотел, теперь он хотел! Как он мог подумать, что не хочет, если это означало спасти Азирафеля?.. «Ты был нужен мне, Кроули…» – Не-е-е-т! Кроули думал, что кричит, но, очнувшись, понял, что хрипит жалобно, еле слышно. Он свалился в проем между сиденьями и опрокинул горшок с юккой, которую привез в подарок. Ее толстые колючие листья щекотали и царапали мокрое от слез лицо. Вся левая сторона тела затекла и отказывалась просыпаться. – Зараза… – пробормотал он и нечеловеческим усилием заставил себя принять сидячее положение. Он надеялся дождаться, когда Иви проснется, чтобы подарить ей цветок и свалить. Идея была в том, что юкка будет охранять Иви, когда Кроули не будет ночевать под окнами. Ночевки в Бентли не шли на пользу его кошмарам. Но теперь нечего было и думать о том, чтобы показываться ей на глаза в таком виде. Она начнет расспрашивать, почему он плачет, и он расклеится еще хуже. Попробовали бы вы держаться, когда на вас с жалостью смотрит четырехлетний ребенок. Короче, Кроули потихоньку сунул юкку на подоконник и на цыпочках ретировался. Придется заехать в магазин и заставить Мюриэль сходить для него на разведку на Небеса. От сегодняшнего сна сердце все еще колотилось как от прыжка без парашюта. Забавно: стоило ему подумать об этом, как он увидел Мюриэль – совсем недалеко от своей уже привычной стоянки. Он даже сначала не узнал их: в новом джинсовом комбинезоне и кофточке в цветочек, со свободно распущенными волосами. Мюриэль напоминали одного из восторженных туристов, когда те случайно попадают в отдаленные жилые кварталы Лондона и наслаждаются их видом не меньше, чем каким-нибудь Вестминстером или Сити. Кроули резко затормозил. Мюриэль вздрогнули. – Кроули! Как здорово! Мне бы как раз хотелось продолжить наши уроки. – Ты что тут меня разыскиваешь? – он сурово посмотрел на них через очки, надеясь, что слез уже не видно. – Нет, я тут… по делу, – запаниковали они, как всегда, когда приходилось врать. Ох, Кроули точно придется посвятить этому искусству отдельное практическое занятие. Но лучше он сделает это поближе к выпускному: все-таки приятно, когда твой единственный информатор патологически правдив. – Ладно. Урок второй: человеческая еда.***
Когда Мюриэль, светясь от удовольствия, положили на стол Азирафеля коробочку с пирожными, ему пришлось поблагодарить, извиниться и сказать, что он занят. Он отодвинул документы в сторону, отломил маленький кусочек пирожного и сунул в рот. Потом положил локти на стол, а голову – на локти. И плакал, плакал, плакал, чувствуя, как сладкое тесто на языке становится соленым от слез.