Жизнь после

      – Вер, надо отнести вот эти книги в читальный зал, Зоя Аркадьевна вечером обработает и расставит их.       Швец кивнула на край своего стола, где идеально ровной стопкой, уголок к уголку, корешок к корешку, лежало, как минимум, книг пятнадцать. За один поход управиться можно, но придется слегка вспотеть.       – Хорошо, Елена Анатольевна.       Взвалив неподъемную ношу на свои хрупкие руки, вопреки советам разделить на два захода, симпатичный Халк неуклюже поплелся к лестнице, молясь, чтобы ни одна из книг не рухнула на пол.       Появившись в зале, Минаева почувствовала себя гонцом с плохими вестями, зная, насколько Зоя Аркадьевна ненавидела обработку книг. Хотя, казалось бы, что в этом задании такого мерзкого? Ставить печати на странички, пахнущие новизной, Вера обожала. Смотреть, как под легкой рукой на них ложатся ярко-синие чернила. Но против приказа начальства не попрешь, и сотрудница из читального зала, видимо, решила не искушать судьбу, только разочарованно вздохнув.       – Ага, Вер, поняла. Сделаю.       – Спасибо, Зоя Аркадьевна. Всё, убежала.       Поднимаясь по лестнице, Вера почувствовала лёгкую вибрацию в заднем кармане джинс, где у нее лежал телефон. Разблокировав экран, обомлела. Ей хватило пары секунд, чтобы пробежаться по тексту сообщения от своей мамы:       «Вера, срочно! Не могу тебе дозвониться! Есении нет в садике, ее забрал Андрей! Это мне сказали на охране. Что делать?!»       – Чёрт!!!       Отчаянный крик разнёсся по всему первому этажу, когда девушка лихорадочно пыталась обдумать свои дальнейшие действия. Быстро набрав номер бывшего мужа, она впечатала телефон в ухо. Секунды длились вечно, а гудки гулко отдавались в голове, вызывая нестерпимую боль.       – Вера, – мерзкий голос ответил спустя сотню лет, – я привезу Есеньку вечером. Дай ей с бабушкой увидеться. Не переживай, всё хорошо. Давай, отключаюсь, я за рулём.       – Ублюдок! – только и смогла заорать Вера и, наспех засунув телефон обратно в карман, помчалась к офису. Пораженный таким бескультурным поведением охранник проводил ее осуждающим взглядом, сердито насупившись.       – Елена Анатольевна, отпустите меня! Пожалуйста!       Слезы на глазах девушки метали молнии, но в то же время демонстрировали полное отчаяние и одновременно решительность.       – Верочка, что случилось? – встревоженный голос начальницы тронул до глубины души, отчего захотелось плакать ещё сильнее.       – Андрей... Бывший муж выкрал Есению и везёт сейчас к своим родителям. Отпустите меня, пожалуйста, – в конце фразы звонкий голос практически сошел на шепот. Руки тряслись, а щеки полыхали яростным огнем.       – Идите. Дай Бог, чтобы все было хорошо.       – Будет, – твердо выдала девушка, поспешно запихнув в сумку личные вещи и рванулась к выходу, чуть не сбив внезапно появившегося Демидова. Тот вскинул бровь, когда непонятный вихрь, злобно шикнувший на неожиданное препятствие, промчался мимо него к гардеробу, и обеспокоенно поинтересовался:       – Что случилось?       Лера выпалила:       – Ее муж бывший украл дочку и повез к своим родителям!       Демидов кинул странный взгляд на всех сотрудников библиотеки и так же моментально исчез из поля зрения. Оставшиеся в офисе женщины переглянулись, горестно покачав головой, кто-то даже пробормотал что-то по типу "бедная девочка", и с тяжёлым вздохом вернулись к работе.       С чувством жгучей ненависти и неконтролируемой злобы к неизвестному мудаку мужчина пулей взлетел на третий этаж и, схватив пальто, выскочил из кабинета, даже не потрудившись его закрыть.

***

      Дрожащие от волнения пальцы не слушались, и Вера никак не могла указать верный адрес в приложении такси. Наспех накинутое пальто было не застегнуто, пропуская пронизывающий ветер и заставляя съеживаться от холода. Он пробирался так глубоко, что, казалось, заморозил сердце, переставшее биться. Эмоциональная буря, во главе которой стояла лютая ненависть, утягивала на дно, заледеневшие кончики пальцев всё время промахивались, и Вера нещадно покрывала матами всем и вся.       Внезапно рядом с девушкой резко затормозил черный Мерседес, из окна с водительского сидения раздался знакомый голос:       – Минаева, садитесь. Все вопросы потом.       Девушка, не раздумывая, прыгнула на пассажирское кресло, пристегнулась.       – Адрес.       – Что?       – Говорите адрес этого... – жёстким раздражительным тоном пояснил Демидов.       Как провинившаяся школьница, Вера еле слышным шепотом назвала улицу и номер дома, наблюдая, как длинные пальцы мужчины вбивают адрес в навигатор. Машина со свистом сорвалась с места.       Вжавшееся в кресло существо боялось произнести слово, лишь напряжённо пыхтя в темно-оливковый шарф. Тишина начала давить, и Вера аккуратно глянула на мужчину. Его губы были плотно сжаты, нижняя выпирала, и это был верный признак того, что он зол, напряжен.       Мимо проносились искрящиеся безумными огоньками дома, светофоры, но, несмотря на то что они ехали по центру города, Демидов не сбавлял скорость, ловко лавируя между машин. Очень хотелось включить негромкую музыку, чтобы не тонуть в этой мертвой тишине, но Вера понимала, что сейчас не время. А время было для подумать. Ситуация, сложившаяся так внезапно, била по мозгам. Что происходит? Что он творит? Почему он здесь, с ней, везёт ее задницу непонятно куда на помощь её дочери? Отсутствие понимания слегка напоминало безумие. Кончики пальцев покалывало от въедливого до последней клеточки мозга одеколона, от ощущения мужского плеча рядом, впервые в жизни и ближе, чем она привыкла. Образ сильной девочки, который часто рушился в самый неподходящий момент, посыпался к ее ногам от одного лишь возмущённого вдоха водителя. Определенно, он переживал за Веру. Их статус друзей за последнее время снизился к нулю, приобретя, скорее, нейтральный, ситуативный оттенок. Когда они виделись, то дружеская искренность, комфорт и возрастающая с каждым разом привычка к совместному времяпрепровождению имели место быть. Если же работа препятствовала этому, в ход вступала мудрость: "с глаз долой - из сердца вон". Правда, относилось это только к Вере, а поскольку телепатом она не была, не могла знать, насколько болезненно восприняло бы сердце Демидова этот нелепый вывод.       Он злился. Он чертовски злился. Сам не понимал, на что: на судьбу, на озлобившийся рок, мудаковатого бывшего, на себя самого. Но единственное, что чувствовал всей душой, - хлестающее по напряжённым скулам бешенство. До момента, как он бросил секундный незамеченный взгляд в сторону поникшего комка нервов и очевидной злости, Демидов был уверен на все сто, что готов задушить козла собственными руками. Без зазрения совести, сожаления и пощады. Готов пойти на всё это ради неё.       К моменту, когда тело уже немного расслабилось, ощутился прилив смелости для начала допроса, но, бросив взгляд на водителя, она заметила, как костяшки его пальцев вцепились в руль. Сосредоточенный суровый взгляд не отрывался от дороги, а из-под нависших бровей практически метали молнии. Ладненько, допрос откладывается. Почему он злился – непонятно. Никто не выдирал его с работы, не умолял на коленях везти куда-то. Он просто появился перед ней на своей тонированной крутой тачке, и теперь везёт спасать Есению. Это было более, чем странно.       – У вас по суду определен порядок общения отца с дочкой? – нарушил молчание хрипловатый голос, заставив дернуться от неожиданности.       Потребовалось секунд пятнадцать, чтобы заставить свой мозг работать.       – Нет...       – Теперь ты имеешь право подать в суд на определение порядка. И этот… Андрей больше никогда не сможет забрать Есению без твоего ведома. Иначе будет иметь дело с полицией.       Откуда у него были такие глубокие познания в судебных делах, касающихся детей, стало загадкой, но Вера передумала спрашивать.       – Хорошо.       Они резко свернули направо с широкого проспекта в переулок. Хоть Вера и была пристегнута, ее всё же слегка качнуло влево, и она чуть было не легла на плечо Демидова. Инстинкт самосохранения отшвырнул ее в обратную сторону, и королева удачи виском впечаталась в холодное стекло.       – Ч-черт...       Ее шипение не осталось незамеченным, и мужчина, наконец, впервые за всю поездку внимательно посмотрел на нее.       – Ушиблась?       Похоже, этот вопрос будет преследовать ее на протяжении всей их нелепой дружбы. Внезапный переход с официального обращения к "ты как?" показался приятным, и девушка мягко улыбнулась, прикоснувшись подушечками пальцев к ушибленному месту. К этому моменту водитель уже вернул свой пронзительный взгляд к дороге.       – Всё хорошо, Александр... – замялась, но решила ничего больше не добавлять. Пусть хотя бы в этот вечер официальность пойдет к чёрту. – Я, как всегда, чуть не расквасила лоб. Знаете, как надувные человечки, которых обычно ставят около шиномонтажей или сервисов, и они качаются вперёд-назад...       «Чушь какую-то несешь, ну честное слово!»       Но этот краткий момент самобичевания прервал тихий хрипловатый смех.       – Да, я понял, о чем ты.       Демидов расслабленно откинулся на водительском сидении, и Вера невольно залюбовалась его внушающей фигурой, порадовавшись, насколько просто оказалось разрядить обстановку. Длинные крепкие пальцы намертво сжимали руль, и этим рукам была вверена ее безопасность, если не вся жизнь. Абсолютное доверие ощущалось безоговорочно не потому, что мужчина попался под руку, а просто так. Волевой подбородок, покрытый небольшой щетиной, повысил бы сексуальность их обладателя многократно, если бы растерянная девушка сейчас способна была взглянуть на него, как на мужчину, а не просто друга, ворвавшегося в ее никчемную жизнь с предложением о помощи. Хотя она ее не просила и не ждала. Но всё равно была до чёртиков благодарна ему за всё, предполагая, что именно так себя и должны вести друзья. Морщинки в уголках глаз стирали привычную суровость с его лица, что в конец искоренило напряжение между попутчиками, которое в большей степени чувствовала она всеми фибрами души. Поймав себя на том, что слишком долго рассматривает своего случайного спутника, Вера резко отвернулась вправо, уставившись в окно.       За МКАДом они свернули на шоссе, и, судя по навигатору, оставалось ехать минут сорок.       Зазвонил телефон. Мама. Немного поколебавшись в попытке придумать объяснение ситуации и статус сидящего рядом человека, Вера наконец провела пальцем по экрану, приняв звонок.       – Мам, всё хорошо. То есть как, я пока что в пути... Нет, не на такси... Мам, не переживай, я скоро буду на месте. Меня... подвозят. Друг. Да. Хорошо, пока, я напишу. Не волнуйся за меня, я его не убью.       Сбросила звонок и, бросив телефон в переполненную сумку, стала нервно сминать вспотевшие пальцы. Неловкая пауза повисла в салоне автомобиля. Вера теребила рукав пальто, решив не смотреть влево ни под каким предлогом. Каждый взгляд на него пробуждал неоднозначные эмоции.       – Друг, – довольно отозвался Демидов. По голосу стало понятно, что на лице заиграла улыбка.       – Да, друг, – на автомате подтвердила девушка. – Мы же... друзья, вроде как. Хоть это и странно, – вопреки собственной воле добавила она. Вообще, рядом с ним она часто чувствовала себя безвольным сгустком плоти и ходячим сосудом для органов.       Мужчина удивлённо вскинул бровь, бросив острый многозначительный взгляд на соседку:       – До сих пор странно? Почему же?       Легкие переполнились в избытке поступившим воздухом, и девушка осторожно пояснила:       – Потому что начинали мы, скажем так, не лучшим образом. Я бесила Вас, Вы бесили меня. Прекрасно, взаимно, но... Потом что-то изменилось. Наверное, наши разговоры поменяли моё мнение о Вас. Потом в ход пошли некоторые действия, в отношении других сотрудников, конечно. Ладно, да, возможно, я была несправедлива с самого начала, но с чего вдруг эта дружба? К чему эти статусы?       Его колючий взгляд пробрал до костей, абсолютно открытый и в то же время загадочный. Дыхание сбилось, словно прогнозируя опасность в предстоящем ответе. По выражению лица невозможно было прочитать мысли, но правда скрывалась в глазах, но сейчас Вера была слишком слепа. Мужчина несколько раз подряд взглянул на девушку и, наконец, пробормотал, тихо-тихо, почти что шепотом, таким волнующим своей откровенностью, к которой она не была готова:       – Потому что это единственный статус, в котором я могу быть в твоей жизни.       «Боже, что?!»