Жизнь после

      – Потому что это единственный статус, в котором я могу быть в твоей жизни.       «Боже, что?!»       Что это могло значить, Минаева решила не спрашивать. Не задавай вопрос, на который боишься услышать ответ, верно?       Но все внутренние органы моментально поменялись местами, доведя тело до исступления и легкого тремора. Кнопка открытия окна на двери манила своей неприкосновенностью, поскольку желание высунуться из машины в попытке глотнуть свежего воздуха повлекло бы за собой вопросы уже с его стороны. Реакция тела потрясла. Всего несколько слов, а девушка уже яростно кусала язык, чтобы не начать умолять его остановиться на обочине. Сделав необходимые в таких ситуациях глубокие вдохи, она постаралась вернуть своему пульсу прежний ритм и прикоснулась дрожащими пальцами к запястью. Нет, никаких вопросов, Минаева, ясно тебе?       Следующие минут пятнадцать они ехали молча, каждый обдумывал сказанное или услышанное.       Внезапно Демидов включил правый поворотник и остановился около вереницы небольших магазинчиков, поставив машину на аварийку. Без единого объяснения, он вышел, хлопнув дверью, и зашёл в одну из дверей. Какие-то запчасти, только и увидела Вера. Внутри закипала злость, уничтожая любые признаки прежней благодарности. Они едут спасать ее дочь из лап низких мерзких людишек, а он решил запчасти прикупить? Серьезно? Именно сейчас? Чертовы мужики, только о машинах своих и думают! Аварийка противно пикала, накаляя ее нервы ещё больше. Хотелось вырубить ее к чертям, пересесть за руль и рвануть по намеченному курсу уже одной, но девушка прислушалась к голосу разума и осталась сидеть, трепыхаясь мелкой дрожью. Желательно было бы получить объяснения. Ладно, подождём.       Прошло буквально минут 5-7, когда Вера вздрогнула от звука открывшегося и тут же закрывшегося багажника. Невозмутимый Демидов сел на свое место и, выключив отвратительный писк аварийки, снова выехал на трассу. Девушка сидела насупившись, активно борясь с бурлящей злостью. Конечно, они не потеряли много времени, но какие-то посторонние дела казались неуместными в данной ситуации.       – Скоро будем на месте.       – Отлично, – буркнула Вера.       Снова почувствовав на себе взгляд, Вера сжала кулаки и продолжила упрямо сверлить лобовое стекло. Осознание того, что рулит здесь Демидов, во всех смыслах, что он является главным в данной ситуации и что он, в конце концов, точно так же спасает Есению, как и она, – всё это, казалось, сделало девушку беспомощной и абсолютно зависящей от него, поэтому никакие обиды и претензии Вера не могла себе позволить. Злость потихоньку отпускала, оставив вместо себя неприятное чувство непонимания, досады и лёгкого раздражения, хотя Минаева всеми силами старалась приглушить букет эмоций. Сделав пару глубоких вдохов, она оттаявшим взглядом прошлась по спутнику и постаралась разглядеть в навигаторе оставшееся время пути. Безуспешно. Как будто ее глаза отказывались сейчас видеть что-либо, помимо существующей проблемы.       На светофоре машина свернула налево, на проселочную дорогу, пролегающую через лес. Знакомые места. Скоро вдалеке покажутся огоньки поселка, третий поворот направо, сразу за магазином, и по прямой до тупика. Крайний дом слева, где сейчас находится Есения. В голове пронеслись возможные варианты: вот девочка плачет на руках у Андрея, пытаясь вырваться из насильственных объятий, зовёт маму и, как обычно, поправляет съезжающую на глаза шапку. Сердце сжалось, а глаза наполнились непрошеной влагой. Боже, бедный ребёнок! Что с ней сейчас? Что она делает? Пытается ли докричаться до мамы или бабушки, или сидит за столом в незнакомом ей доме и уплетает эти их вечные зажаренные оладьи?       Тихое шмыганье донеслось откуда-то справа, и Демидов оторвался от дороги, бросив встревоженный взгляд на пассажирку. Глаз не было видно из-за упавших на лицо волос, но по сжатым кулакам он понял ее состояние. Оставив левую руку на руле, правой он дотянулся до намертво сцепленных пальчиков и крепко сжал их, вызвав у девушки короткий вдох. Снова эти чертовы мурашки, которых не должно быть! Списав нахлынувшее волнение на продолжительное отсутствие мужской поддержки в жизни, девушка моментально очистила мысли, подозрительно принявшие не тот оборот. Его теплая ладонь подарила некоторое успокоение накрученным нервам, поэтому Минаева не стала убирать руки, находя прикосновение сильных и крепких пальцев к своей коже однозначно приятным. Если бы не подавленное состояние, девушка непременно обратила бы внимание, как странно тело отреагировало на его касание, послав сотни искр в ее организм. Прошло минуты три, а его рука так и осталась лежать на ее кулачках. Большой палец его правой руки аккуратно и достаточно неуверенно поглаживал холодную кожу, и этот момент неравнодушия к чужой беде и поддержки ощущался, как что-то сверхъестественное. И до коликов в висках приятное.       – Я в порядке, спасибо, – прошептали соленые от всё же выкатившихся слез губы.       Услышав эти слова, которые мужчина воспринял, как стоп-слово, он вернул правую руку на руль и коротко кивнул, тут же почувствовав опустошенность без ощущения нежной кожи под своими пальцами.       – Одна минута.       – Чёрт.       – Он за это ответит, Вера.       – Никакого мордобоя.       – Я же приличный человек.       – Это слишком просто. Если что, одолжите мне пистолет из Вашего сейфа?       – Почему ты так уверена, что у меня там пистолет?       – Ну вряд ли Вы там храните личный дневник и тапочки из отеля.       – Всё может быть.       Веру пробрало бы на смех, если бы в этот момент машина резко не затормозила у пункта назначения. Было страшно смотреть в этот момент на девушку. Ее лицо перекосилось, побледнело ещё сильнее, особенно на фоне черного пальто это стало заметно. Покусанные на нервах губы приоткрылись, жадно ловя воздух, а пальцы сцепились в замок перед грудью. Мужчина поставил машину на ручник и, развернувшись полностью, внимательно посмотрел на молодую маму. Она немигающим взглядом уставилась на горящий в окнах свет, словно пыталась увидеть сквозь стены царящую внутри обстановку.       – Боже. Где они?       Где-то за домом послышался протяжный звук, больше напоминающий плач, и Вера пулей вылетела из машины, со всей дури хлопнув дверью. Владелец авто даже не обратил на это внимания и последовал за девушкой на улицу, на ходу запахивая расстёгнутое пальто.       – Пап, мама. Ма-ма.       Тонкий жалобный голосок врезался в обозленное сердце Веры, которая со скоростью пантеры уже скакала по грязи на зов дочери. Выпрыгнув из-за угла, девушка остановилась, как вкопанная. Андрей держал Есению на руках, а та отчаянно мотала головой в разные стороны, то и дело поправляя сползающуюся на глаза шапку. Завидев маму, девочка стала вырываться из сильных рук отца, маша ручонками в попытках добраться до любимого человека. Вера не смогла сдержать слез, хотя, к ее облегчению, дочка не плакала, но только слепой мог не заметить потерянный и определенно напуганный взгляд ребенка.       – Ты ублюдок. И ты за это заплатишь.       Обычно Вера не позволяла себе выражаться при Есении, но сейчас было не до принципов. Злость клокотала в груди до лихорадочной дрожи. Прекрасно видя ее состояние, бывший муж, однако, не собирался отпускать барахтающуюся дочь.       – Я имею право видеться с дочерью, никто не сможет мне это запретить. Ты поехавшая на всю голову, больная мамаша, которая примчалась сюда, чтобы что? Спасти несчастного ребенка? У нее все было хорошо, пока ты не появилась!       Есения отчаянно брыкалась и тянула руки к маме, но Андрей не обращал внимание на бедняжку, продолжая сверлить злобным взглядом бывшую.       – Мама! Мама!       – Отпусти ребенка, Андрей! – в сердцах крикнула Вера, захлебываясь слезами.       Сзади раздались звуки вязнущих в грязи тяжёлых ботинок, но всё внимание Минаевой было сосредоточено на маленьком человечке, который тщетно пытался вырваться из крепких рук психопата.       – Ты что, и хахаля своего привела? Ну мамаша! Молодец! – мерзкий смех заглушал детское скуление. – Я не отдам Есению, а ты со своим любовничком можешь катиться к чёрту.       Стальной голос прервал монолог Андрея, от неожиданности Вера слегка дернулась:       – Отпусти ребенка. Сейчас же.       Тот даже не среагировал и продолжал крепко сжимать малышку в эгоистичных объятиях. Неприязнь и презрение в его взгляде были легко читаемы. Вера не двигалась, всем телом ощущая прикосновение мужской груди к своей лопатке, и это ее сдерживало от неожиданно ставшего целесообразным «мордобоя».       – А ты кто такой, чтобы мне указывать? Думаешь, если имеешь мою бывшую жену, можешь рот открывать на чужой территории?       – Если бы у него не было на руках Есении, уже валялся бы в луже своей крови, – практически неслышно процедил Демидов на ухо трепещущей Вере. Та покачала головой и отставила правую руку в сторону, словно пресекая его желание.       – Он не стоит того. Мразь. Держи меня, иначе я сейчас организую ему эту лужу.       Правая рука послушно опустилась ей на спину, и Вера выдохнула с облегчением, не прекращая уничтожать Андрея убийственным взглядом.       – Я тебя держу, - пообещал сзади чарующий бархатистый голос.       – Что вы там шепчетесь? Садитесь в свою пафосную тачку и валите отсюда.       – Мама! – отчаянный крик маленькой девочки разорвал в клочья сердца двух нежданных гостей.       Демидов аккуратно обогнул Веру и сделал три широких шага в сторону Андрея, остановившись в нескольких сантиметров от придурковатого папаши. Тот хотел было ускользнуть от внезапного порыва, но мужчина в полной тишине протянул руки и осторожно взял Есению на руки. Андрей почему-то молчал и, если честно, потом, обдумывая произошедшее, недоумевал, какого черта он не предпринял ничего. Было удивительно видеть, как малышка тут же протянула ручки в ответ и, оказавшись и почувствовав себя в безопасности на руках у незнакомца, крепко обняла того за шею. Если бы взглядом можно было испепелить, от Андрея осталась бы кучка ублюдского пепла, но, к сожалению, он всего лишь остался стоять с отвисшей челюстью, наблюдая, как Демидов передает дочку маме и снова поворачивается к нему. Короткий взмах руки, и в следующую секунду Андрей валяется на снегу, закрывая пальцами нижнюю часть лица, а по подбородку и щеке текут струйки приглушённо-красной крови.       Минаева мгновенно отвернулась от развернувшейся картины, стараясь закрыть Есении вид на зрелище, где ее папа, как последнее животное, распластался в луже своей крови. Хотя и лужи-то там не было, несколько капель, но Андрей стонал так, как будто ему сломали ребра. Может, она и не самый лучший человек на свете, потому что в данной ситуации не испытывала ни капли жалости к мерзкому человеку. Слезы текли по ее щекам, а Есения старательно вытирала их маленькими пальчиками, всматриваясь в лицо мамы, будто видела ее впервые. Девушка вжимала в себя хрупкое тело дочки и просто плакала. Никогда она не предсказывала, что ее дочь станет вытирать ее слезы, реветь при Есении было под строжайшим запретом. Но система, как и ее нервы, дали трещину. Сил не оставалось ни на слова, ни на просьбы уехать, ни на эмоции. Только на эти непослушные слезы, которые никак не могли перестать литься из зажмуренных глаз.       – Идите к чёрту! – приглушённый голос прервал ее терзания. – Что, решила лечь под богатенького? Меркантильная стерва! Вали со своим хахалем к чертовой матери, сука!       Зная, что эти слова могут спровоцировать Александра на дальнейшую защиту ее чести, девушка была поражена мужской выдержке, когда услышала тихий, но пугающе стальной голос за своей спиной, а потом почувствовала широкую ладонь, легшую ей на плечо:       – Заткнись. Если ты ещё хоть раз позволишь себе подобные выражения в адрес Веры, я выбью из тебя последний дух, и ты не сможешь не только кричать, но и говорить.       – Ублюдок!       Последнее ругательство они услышали где-то издалека, потому что Демидов уже подталкивал маму с дочкой к машине. Ноги не слушались, вязли в грязном месиве, но из последних сил девушка плелась к машине, бережно прижимая к груди своё сокровище. Малышка вцепилась в шею матери, не шевелясь и не издавая ни звука.       Минаева подошла к задней двери, но Демидов, коротко бросив ей: "Подожди", подошёл к багажнику и достал оттуда детское кресло.       «Прекрасно. Леди и джентльмены, разрешите представиться, я идиотка. Он купил кресло, когда мы останавливались по пути сюда, пока я собственной персоной захлебывалась в злости и негодовании».       Вера почувствовала прилив необычайной нежности и захлестнувшей разум благодарности, эти теплые чувства обволакивали всё ее нутро, когда она наблюдала, как заботливо мужчина устанавливает кресло на заднем сидении. Доступ к кислороду был напрочь перекрыт эмоциями, что сильно сбивало с толку. Привыкшая сначала ненавидеть, затем опасаться этого человека, сейчас девушка взглянула на него по-новому. Чуткий, сильный, отзывчивый и чертовски добрый мужчина. Красивый, но это уже не новость, хотя последняя характеристика заставила ее слегка покраснеть от смущения и внезапно вспыхнувшего волнения.       – Мама, мам, ба-буф-ба.       – Солнышко моё, мы сейчас поедем к бабушке. Але... дядя Саша установит креслице, и мы поедем.       Демидов выпрямился, метнув острый, ничего не говорящий взгляд на нее, обошел машину и, осторожно забрав у Веры ребенка, посадил девочку в кресло. Проверив ещё раз, удобно ли ей, хорошо ли она пристегнута, он наконец закрыл дверь и хотел уже идти к водительскому месту, как был буквально сбит с ног налетевшей, как безумный вихрь, девушкой. Вера прижалась к нему всем своим дрожащим телом, закинув руки ему за шею, и спрятала пылающее лицо где-то в складках его пальто. Замерла, улавливая каждый отрывистый стук сердца, поражающий своим ускоряющимся темпом. Улыбнулась, зная, что ее улыбка останется тайной, надежно спрятанной в грубой черной ткани. Глубоко вздохнула до боли знакомый запах сандала и цитруса и прошептала в его строгий черный костюм, подавив накатывающие слёзы:       – Спасибо.       Демидову пришлось прислониться спиной к машине, чтобы устоять на ногах перед невероятно крепкой девушкой, которая так отчаянно вжималась в его грудь и, казалось, даже не собиралась отпускать. Его не заботило, слышит ли она, как ранее черствое сердце теперь рьяно отбивало чечётку. Мужчина бережно прикоснулся к ее спине, но сил сдерживаться становилось меньше, и наконец он уверенно обхватил ее талию и крепко прижал к себе. От волос пахло всё там же шампунем, но теперь аромат мускатного ореха и ванили приобрели для него особую значимость. Первые объятия, от которых так запредельно сносило крышу, что становилось страшно за свои порывы и желания. Запах проникал во все клеточки организма, заключая в кокон соблазнения и глубокой привязанности. Под давлением Вериных рук, голова мужчины опустилась ниже, и он буквально упёрся носом в ее шею, стараясь игнорировать нарастающее влечение к молодому телу, так откровенно и вольно прижавшемуся к его торсу. Делая долгие вдохи и выдохи, пытался выровнять своё дыхание и хотя бы частично унять волнение, но ее растрёпанные пряди как будто гладили его щетинистое лицо, игриво касаясь щек и шеи. Тонкие пальчики ее правой руки утонули в отросшей шевелюре, вызывая лёгкую дрожь в теле мужчины, а он, в свое время, также доводил ее до исступления нежными поглаживаниями спины под расстегнутым пальто. Так получилось, что, когда девушка закинула свои руки ему на плечи, женское пальто распахнулось, и ладони Демидова случайно скользнули не поверх него, а под. Но в этом жесте не было ни грамма пошлости или вульгарности, лишь лёгкий возбуждающий эффект от теплых мужских ладоней на ее талии.       Так они стояли бы и час, и два, и день, год, но Есения подала голос, снова позвав маму, и Вера, наконец, отлипла от своего спасителя, смущённо взмахнув рядом пушистых ресниц. Его глаза находились сантиметрах в десяти от ее пылающего лица, и пухлые губы невольно приоткрылись от его внезапной близости. Он так же отчаянно хватал колючий воздух пересохшими губами и не мог отвести глаз от девушки. Всматривался в каждый миллиметр ее покрасневшего от волнения лица, взглядом проходился по соблазнительным губам и яростно сжимал кулаки, чтобы не переступить границы.       – Пора ехать...       Неужели этот хриплый басовитый голос принадлежал ей? – удивилась она. Но, опустив взгляд на его, превратившийся в тонкую полоску рот, поняла, что так и есть. Его сердце пропустило удар от ощущения любимых глаз на своих жаждущих губах.       – Да... – пробормотал оторопевший мужчина, с сожалением оторвавшись от объекта вожделения, и, нащупав позади себя ручку, открыл перед девушкой дверь, наконец сойдя с этого треклятого места, к которому его пригвоздила Вера своей абсолютно искренней и нежной благодарностью.       Все расселись по местам, Есения беззаботно лопотала на заднем сидении, когда машина задним ходом тронулась с места. Когда они выехали на центральную улицу, Вера отметила, насколько кардинально изменился стиль вождения: теперь Демидов был максимально осторожным и осмотрительным водителем, никого не подрезал, не мчал, как сумасшедший. И в какой-то момент Вера понадеялась, что его целью было провести с ней как можно больше времени. Правда, спустя минуты сладких фантазий, девушка вернулась к реальности и с долей сожаления стала убеждать себя, что вряд ли близка к истине.       С момента, как они сели в машину, ни Минаева, ни Демидов не посмотрели друг на друга. Первая оправдывала это тем, что переволновалась за дочь и теперь старалась всего лишь успокоить свои нервы, глядя в окно на мелькающий обрывками пейзаж, а второй просто вцепился в руль, упрямо игнорируя свое желание бросить взгляд вправо, напоминая себе, что водителю негоже отвлекаться от дороги. Да, в России действительно две беды: дураки и дороги. Поэтому два дурака в данный момент смотрели в разные стороны и кусали губы, лишь бы не нарушить эту неловкую тишину.       Машина аккуратно лавировала в потоке, водитель не отводил серьезного взгляда от лобового стекла, когда вдруг его голос нарушил тянущее молчание:       – Вы голодные?       Минаева чуть не поперхнулась слюной и воздухом, но не успела отказаться, как Есения с заднего сидения затараторила:       – Кушать, кушать. Мама, кушать!       – Боже... – с протяжным вздохом Вера закатила глаза, но тут же возразила: – Есень, доедем до дома, поедим.       Демидов помолчал минуты две, затем протянул руку к прикреплённому к передней панели телефону и стал вбивать что-то в навигатор. Вера краем глаза следила за его движениями, молясь всем богам, чтобы он бросил эту затею, но ее надежды рухнули, как только мужчина открыл рот.       – Тут недалеко есть кафе с детской зоной, заедем туда и перекусим. Я страшно голоден. Вера?       Опять чертовски хотелось пресечь его безумную идею, но последняя фраза заставила ее задуматься на секунду и согласно кивнуть:       – Хорошо, как скажете.       – Кушать! – звонкий голос сзади вызвал невольную улыбку у двух взрослых людей.