Саша была подозрительно молчалива в этот вечер. Могло показаться, что этому послужила смена бара на обычное кафе, словно пресловутый ЗОЖ настиг всех без исключения, но на самом деле, причина была в другом. И зеленоглазой брюнеточке пришлось выложить всё под напором неугомонных подружек, при этом Минаева лезла из кожи вон, дабы влиться в разговор и разумом, и телом.
- Вчера к нам заявился тот пациент, про которого я вам рассказывала.
- К "нам"? - предвкушая любовные интриги, хитро сощурилась Ника. Саша так редко делилась чем-то личным, что каждая новая история, которых в целом можно было по пальцам пересчитать, воспринималась с особым энтузиазмом.
- Ладно, ко мне, - закатив глаза, уточнила подруга. Ведь не отстанут же, пиявки!
- И? И что? - подперев руками подбородок, Вера подалась вперёд и часто заморгала, как будто к глазам подступили слёзы счастья за подругу. На самом деле, всё оказалось гораздо прозаичнее: убрать из головы выбешивающие мысли об одном человеке и сосредоточиться на других двух.
- Да ничего, просто обменялись контактами. Сказал, что хочет пообщаться.
- Боже, я уверена, что там было все гораздо романтичнее, но наша бессердечная медсестра нам и половины не расскажет, - в глазах Ники проскользнул упрек, но улыбка до ушей тут же стёрла его.
Саша пожала плечами, лениво помешивая кофе. Да, девушка была из тех, кто мог пить кофе даже глубокой ночью и все равно спать, как убитая. Ведьма.
- Нет, там всё было именно так, как я рассказала, - раздражённо цокнула она и тут же прищурилась.
- Ты сухарь – это всем известно, - констатировала Минаева, зная, что та не обидится. Да и как можно обижаться на правду? Ведь действительно, в плане отношений с противоположным полом Саша была конкретным скептиком, отторгающим любое проявление повышенного внимания. Не то чтобы ей этого не хотелось, скорее, она не ощущала острой необходимости в присутствии рядом с ней какого-нибудь человека. Любого. Первого попавшегося. И вафельной куклой Барби, мечтающей о принце, коне и прошлой розовой мишуре, она не была.
- То, что я не общаюсь со всеми подряд, не значит, что я бесчувственное животное, - кинула ответку Саша. Интересно, намечается срач или нет?
Но Ника с Верой лишь захохотали, давая друг другу звонкое «пять»:
- Приятно познакомиться, я шалава.
- Взаимно, шалава №2.
Минаева потерла отбитую ладошку. Перестарались немного.
- Саш, пожалуйста, хотя бы сейчас выключи Снежную Королеву и попробуй пообщаться с ним, как… ну как с нами, например.
Та демонстративно сделала пару ударов пальцем по виску, при этом не изменяя своей привычке закатывать глаза:
- Тогда он сбежит раньше, чем я успею вас познакомить. Хотя стоп, я, кажется, не собираюсь вас с ним знакомить. Вы же отбитые, очевидно.
Еще одно «пять» обожгло две страдающие ладони, но девушки продолжали заливаться.
- Зная тебя, он должен будет пройти огонь, воду и медные трубы, прежде чем... - не успела закончить Вера, как Ника встряла:
- И нас.
Саше было максимально некомфортно при обсуждении ее личной жизни, поэтому она лишь временами посмеивалась над шуточками подруг, но, скорее, ради приличия, а внутри горело желание быстрее закрыть тему и начать мусолить какую-нибудь другую. Ее состояние выдавали довольно резкие движения и периодическое озирание по сторонам, словно повсюду были любопытные уши в поисках чужих сплетен. Ресницы стали дёргаться чаще, как при нервном тике, и девушка взмолилась:
- Давайте прогуляемся? Или в кино сходим? Что мы вечер сидим и жрём?
Ника с Верой уставились на нее, как полоумные, тут же прекратив ржать.
- Кто ты, и куда дела нашу подругу Сашу?
- Не смешно. И вообще-то, я серьезно.
Оплатив счёт, девушки вышли из кафе и побрели вдоль набережной Москвы-реки. Ника щебетала о своих учительских буднях, не забывая поносить нерадивых учеников, Саша благодарила Бога, что допрос окончен, а Вера незаметно ушла в свои мысли. Так некстати. После порции выдавленного из глотки смеха пришла пора успокоить организм глубокими вдохами. Свежий ветер развевал волосы, жестоко проникая в голову с неизменным прицепом мыслей. Неспешная прогулка, монотонность телодвижений повергли ее в некий транс, как будто она проваливалась в пустоту. Пустоту, где хранились ее личные бесценные воспоминания. Потому что, походу, это всё, что у нее осталось. Прохладный ветер бесцеремонно ворвался под наспех запахнутое пальтишко, и девушка поежилась. На фоне колокольчиком переливался голос Ники, Саша иногда задевала подругу плечом, но Минаева все равно чувствовала себя брошенной. Это было так странно. Демидов когда-то предостерегал ее от чужих попыток влезть девушке под кожу, но в итоге сам и добился этого. За этот короткий, но насыщенный срок она успела к нему привязаться, к этому суровому, молчаливому ворчуну, который только рядом с ней умел искренне улыбаться. Который умел заботиться и оберегать, но почему-то тщательно пытался это скрыть. Его руки были тёплыми, а тон участливым, когда он обращался к Вере. Сейчас сомнения в том, что у мужчины золотое сердце, полностью растворились. Она верила в это и поэтому грустила. Не успев подпустить мужчину ещё ближе, стать ему настоящим другом, она оказалась выброшена за борт, как ненужный элемент. Демидова больше не было. Снова был этот чертов Злой Король, которого она презирала всем сердцем, до самых кончиков пальцев. Этот человек был ей чужим, и ему не находилось места в ее жизни, как бы Вера этого ни желала. Сколько раз в течение дня она хотела принять отчаянное решение остаться и вытянуть наружу его настоящего, вернуть к жизни и продолжать улыбаться вместе с ним. Но злость и досада опускали ее руки, заранее настраивая на провал. Ведь если человек не хочет твоего присутствия, ты бессилен.
Заглушив ноющую боль где-то слева, в районе груди, Минаева постаралась вникнуть в разговор подруг, но вихрь эмоций слишком сильно захватил ее разум. Девушка боролась с подступающими слезами, в карманах сжимая кулаки. Впилась ногтями в ладони, чтобы переключить мозг на физическую боль, но безрезультатно. Тогда она решила прибегнуть к единственному варианту, заранее предугадывая реакцию подруг. Взяв телефон из сумки, Вера с наигранной досадой проныла:
- Ч-черт... Мама написала, говорит у Есеньки, кажется, температура.
Ника с Сашей заохали, как бабки у подъезда, и первая сочувственно коснулась плеча:
- Ого, ну... Что ж поделать, иди лечи дочь. Хоть врач у нас Саша, но она любит лечить тех, кто постарше.
- Ха-ха.
Вера собрала всю волю в кулак, стараясь сделать обеспокоенный, но боевой вид, и обняла девочек по очереди:
- Всё, я побежала. Давайте, на связи. Я напишу.
***
Минаева бесцельно бродила по аллее недалеко от своего дома и уже, не стесняясь, лила слезы. Она устала, так чертовски устала от всего. Быть одной не страшно, страшнее остаться одной без кого-то определенного. И пускай этот кто-то и был ей всего лишь "другом", человек ведь не становится от этого менее нужным. Отношения ее сейчас не интересовали, гораздо сильнее она чувствовала нехватку родственных душ и приятного общения. Подумав о Демидове, как о родственной душе, Вера ненадолго смутилась. Да уж, видимо, неслабо он ее зацепил. Потому что за последние годы девушка напрочь отказывалась подпускать к себе людей. Ей было комфортно в том окружении, которое у нее уже существовало.
А этот черноглазый, статный, высокий, как скала, мужчина бесцеремонно вторгся в ее жизнь и разум, завладел мыслями и, наконец, что было хуже всего, привязал ее к себе. А это было для нее страшнее прочего. Девушка забыла, когда в последний раз так отчаянно в ком-то нуждалась. Это казалось диким: после одних грабель искать другие.
А теперь она стояла посреди аллеи, запустив руки в карманы пальто от неприветливого ветра (потому что, как обычно, забыла дома перчатки, плюс конец марта никак не собирался ассоциировать себя с весной), а рядом никого не было. Не было того самого, который завоевал ее доверие и которому девушка с лёгкостью бы отдала свои запястья, будучи уверенной, что он сможет их согреть. Ведь он согрел ее сердце.
А она его не смогла.
***
Невзначай брошенный мамой вопрос про Демидова заставил Веру вздрогнуть, как от удара по голове. В первый раз отвертелась. Подумала, гром прогремит лишь единожды. Но Ольга Андреевна придерживалась своего репертуара, нажав ещё раз на больное место. Устав от этой нервотрёпки, девушка вкратце объяснила ей, что тема данного персонажа должна быть закрыта. Раз и навсегда. Он помог? Он молодец. Подарил розы? Супер, спасибо. На этом всё.
Каменное выражение лица дочери заставило мать понервничать, но она решила не копать глубже. Видя состояние Веры, Ольга Андреевна пришла к выводу, что они поругались, и в душе возникло нехорошее предчувствие: если Демидов ее разочаровал настолько, что она не хочет о нем даже говорить, значит, привет, скорлупа. А значит, Вера снова выпустит свои иголки и начнет защищаться. Ох, мужчины...
Силы были на исходе. Но она держалась, как могла. Пыталась уйти в работу с головой, отбросив всё ненужное за пределами университета, а всю энергию пустить в свою карьеру. Бесспорно, это было чертовски сложно, когда всё необходимое находилось на два этажа выше и не появлялось на глазах уже две недели. Сумасшествие ощущалось ближе, чем девушке казалось. Она бралась за задание, насильно перестраивая свой непослушный мозг, а через десять минут бросала. Закрывала глаза, считала до десяти и делала новую попытку. Выматывающая борьба с самой собой на работе и отсутствие нормального сна сказывались на внешнем виде, даже макияж был бессилен. Но девушка перла, как танк, работала, как робот, надеясь забыться, потеряться в рабочих обязанностях.
Коваль была рядом, ходила с ней на обед, пару раз заикалась о странном состоянии подруги, но тут же была отшита не в самой тактичной форме. Пронюхав, что здесь дело пахнет личным, точнее, болезненным личным, она решила придержать коней, дабы сохранить дружбу и не получить кроссовком в глаз. Безумные взгляды Минаевой, которые Лера периодически ловила на себе и окружающих, подтверждали, что подруга не в порядке. Любопытство требовало удовлетворения, но расспрашивать - значило сыпать соль на свежие раны. Она ведь не тиран какой-то, захочет - сама расскажет.
Вера хотела одного: кофе. Только он помогал измученной девушке нормально функционировать. Она взваливала на свои хрупкие плечи все задания, даже те, которые не предназначались ей. Начальство поощряло ее рвение к труду, не подозревая об истинных причинах, только Коваль взволнованным взглядом следила почти за каждым ее передвижением.
Приходя домой, Вера как будто сходила с ума: стирала, гладила, готовила на ночь глядя и только в ду́ше могла позволить себе вытянуть ноги и расслабиться. Расслаблялось ее тело, но не разум. Когда мозг вечерами начинал плавиться, появлялось настойчивое желание налить бокал вина, но захмелевшее состояние было опаснее всего прочего, потому что в телефоне был номер Демидова, напротив которого красовалась заманчивая зелёная трубка и значок сообщений. Но на подобное унижение Вера была не способна.
Поэтому продолжала физически выматывать себя, только на трезвую голову.
