Золото и серебро.

Восемь часов вечера. Мишель вернулась с работы домой в приподнятом настроении. Приятная усталость хоть и сказывалась болезненным стяжением в плечах и покалыванием в пальцах, всё равно не могла помешать удовлетворению, текущему по скованным мышцам. Мазохизм определённо передался ей от своенравного начальника, который весь день вёл себя чрезвычайно молчаливо. Почти спокойно, если не считать гневной череды ругательств, внезапно вспыхнувших из-за случайно разбитой чашки. Что-то определённо не давало ангелу покоя, но он наотрез отказался сознаваться и уводил разговор в другое русло, как бы Мишель не пыталась. Она решила не давить и дать ему время, хотя то и дело ловила на себе косые взгляды Адама. Чтобы перебороть густое как мёд напряжение, Палмер окунулась с головой в работу. Часы в офисе для неё пролетели за минуты, в отличие от первого мужчины, который постоянно проверял время. Каждую. Минуту. По окончании рабочего дня он тотчас отправил Мишель домой, а сам исчез. По видимости, торопился куда-то. Или от кого-то. Между делом Палмер упомянула, что провела с ним за трое суток куда больше времени, чем дома за всю неделю. Это заставило Адама нахмуриться и замереть на пару секунд. Что-то щёлкнуло в его голове. Затем он оглядел её. Напряжённо выдохнул, откинувшись на спинку кресла и случайно разбив чашку, на долю которой выпала неуместно долгая даже для него серия проклятий. Ангел не стал комментировать сиюминутную заминку. Наверняка и кружку разбил лишь для отвлечения внимания. Палмер и не заметила бы, не дёрни он плечом дважды. Молния может бить в одно и то же место несколько раз подряд, да хоть сотню, но не в притворстве, выдаваемом за случайность. С этого происшествия оба погрузились в работу и далее не переговаривались. Волновало ли его вчерашнее? Или неприятная новость, которой тот не мог поделиться из-за повышенной секретности. Бесполезно строить догадки, пока первейший из мужчин не захочет рассказать сам. Время отвлечься. Крепкий кофе со сливками и сыры с мёдом, которые она полюбила благодаря пристрастиям матери с французскими корнями, сняли напряжение. Мишель даже нашла полчаса на чтение недавно начатого романа. Единственное, что её нервировало, так это странное покалывание в районе живота. Не стоило мешать Гауду с Бри, да ещё и с цветочным мёдом. Следовало взять гречишный или хотя бы липовый. Мишель зашла в спальню, сладко зевнула и стянула кофту, ловко расстегнув деревянные пуговицы. Следом пошла лёгкая голубоватая блузка, и Палмер подняла руки, потягиваясь с глубоким грудным звуком, напоминающим скрежетание. Или обиженную то ли жабу, то ли лягушку, как однажды пошутил Адам. В зеркале что-то мелькнуло и привлекло её внимание, и она глянула на себя в профиль через плечо. Ничего особенного. Тело как тело. Бледноватое, правда. Тогда Палмер повернулась анфас и расслабленная полуулыбка рухнула вместе с руками. В зеркале стояла та же Мишель. Та же внешность, поза и выражение лица. Краем глаза она заметила то, от чего внутренности начинали холодеть. Каждый раз. Это уже происходило. Неоднократно. Постоянно. Каждый день Палмер приходилось видеть это, но подсознание, сотрудничающее с влиянием Небес, уклончиво выкидывало, стирало воспоминания. Отворачивало голову от зеркала, когда она стояла без верха. Когда рубашка или кофта поднимались выше пояса. Мишель помнила все разы, когда переодевалась или принимала душ и видела их. С самого первого дня... Даже когда Адам впервые пришёл забрать её на ужин и вынудил переодеваться в ванной. И когда они с Роуз посетили спа, и Палмер выбрала именно закрытый купальник. И когда она принимала душ и вышла к ночному гостю, который готовил завтрак. Картинка растворялась, осознание теплилось лишь пару мгновений и отпускало её. Даже не успевала рассмотреть или задать вопрос. Но знакомый туман амнезии не приходил, разум и зрение оставались ясными. Даже слишком ясными. Множественные серебряные узоры растений, в основном цветов, покрывали большую часть левой стороны живота. Раскинулись от пояса штанов до верхушек рёбер. Несколько точечных бутонов на груди и под ней. У сердца. Её руки начало трясти. Она видела это сотни раз. И каждый из них пыталась дотянуться до телефона, позвать кого-нибудь или запомнить. Но мозг любезно отключал картинку, и у Мишель оставался один лишь смутный клочок и осадок чего-то... Неподъёмного. Но прошло уже больше минуты, а она не забывала и начала жалеть, что не может. Один лишь вид столь невинных и нежных цветов поднял комок по горлу. Желудок на миг прижался к лёгким. Витиеватые, изящно тонкие узоры блестели на молочной коже как свежевыпавший снег ранним декабрьским утром. Но ей они напоминали ртуть из разбитого градусника. Ядовитый расплавленный металл. Переборов приступ нарастающей тошноты, Палмер экспериментально отвернула голову. Ничего не произошло. Она на миг перестала дышать. И медленно спустилась на пол, обхватывая колени слабо подрагивающими руками. Мишель подползла к кровати, чтобы защитно упереться в неё спиной. В носу неприятно защипало, и она сделала глубокий вдох, а затем выдох. Палмер быстро проморгалась, снимая жжение в глазах и схватила телефон. Пальцы отказывались слушаться. Пришлось задержать дыхание, чтобы набрать номер. Спустя два бесконечно долгих гудка раздался щелчок, и из неё вырвался судорожный выдох. Нужно срочно успокоиться. — Адам? — полный растерянности голос звучал как расстроенное пианино. Собеседник сразу уловил эти нотки, подключаясь к разговору с контрастирующе низким голосом. — Я здесь, — быстро ответил ангел. — Даже не знаю, как сказать. У меня, — она запнулась и подняла голову, чтобы не видеть холодный натюрморт, — на коже... — Клумба, — перебил Адам и тяжело вздохнул. Глупое высказывание частично сбросило груз с плеч, но разожгло сомнения. — Ты знал, — Мишель откинула голову на край кровати, переосмысляя его странное поведение, но не стала кидаться обвинениями. Не время. — Что это? Почему я забываю? Почему мне тревожно даже думать об этом? — последнее слово подпрыгнуло, едва слетев с губ. Долгое молчание. — С чего ты взяла, что я знаю? Или, даже если и знаю, — он фыркнул, — с чего ты решила, что скажу? А мне-то что с того? — искусственно грубый тон, нацеленный на попытку отдалиться. Не сработало. — Ты знаешь, — она проигнорировала второй вопрос. — Почему именно сейчас? Я не понимаю, — губы дрогнули. Адам выругался и заметно умерил тон. — Я проебался, кошечка, — послышалось клацанье снимаемой маски. — Мне не стоило заваливаться к тебе в полуовощном состоянии. Знаешь, под градусом чертовски тяжело контролировать... фокусы с Небесными силами, — он хмыкнул. — Однажды я уже снял с тебя эту успокаивающую чушь. И без моего ведома, — утверждающе повысил голос ангел, — повторил это по привычке. Ненамеренно. Надеялся, что пронесёт, — последовали проклятия. — Имеет смысл, — неуверенно отозвалась Мишель и часто заморгала. — Хочешь, чтобы я пришёл? — Адам заговорил мягче. — Могу помочь забыть об этом. И не только ангельскими силами, — ангел лениво присвистнул. — Хорошенько потрясу твой мир, кошечка, скажи только слово, — можно было услышать улыбку, даже не видя её. Это заставило Палмер тихо усмехнуться. Первый мужчина пытался приподнять ей настроение, что у него получилось. Иногда просто слышать его голос хватало, чтобы успокоиться. — Спасибо, правда. Просто, — она запустила пальцы в волосы и уткнулась лбом в каркас кровати, — с января меня преследует ощущение тревоги, которое я даже понять не могу. И ты единственный, кому я могу довериться в этом. Роуз не знала даже о собственной жизни. Лют уже родилась ангелом. Да даже будь иначе, Адам всё равно первым бы всплыл в сознании. Она была почти уверена, что дело в откровении по прошлому телефонному звонку. Ангел вторгся в её зону комфорта и вместо того, чтобы разрушить пошатанные стенки, своеобразно укрепил. Мишель со стыдом призналась себе, что ей не хватало этого. Что в жизни, что на Небесах. Безмолвие угнетало. — Мишель, давай лучше забудем эту херню, — к манере речи пришла серьёзность, но не холод. — На кой чёрт оно тебе сдалось? Вот оно. Причина его неуместных увиливаний. Ему не хотелось говорить не чтобы из вредности подразнить Палмер, а чтобы не загружать её... чем-то. Очевидно, не самым приятным. В открытую он отмалчивался, но она, как хороший друг и помощник, научилась расшифровывать его мысли и намерения без слов. И даже без необходимости видеть первого мужчину. Без необходимости находиться физически рядом. — Пожалуйста, Адам, — тише добавила Палмер. — Это такая постоянная... пустота. Ничего не помнить, не знать, не понимать. Как будто изнутри вырвали частичку самого себя. Словно это очередной сон. Сковывающая тишина. Ему не шло сидеть с закрытым ртом. Палмер начинала скучать по бесконечной болтовне. — Тогда договоримся, — он прервал неудобное молчание. — Пришли фото крупным планом. Я хочу увидеть, как выглядит этот гербарий. Тогда может скажу, что это, — Адам слабо фыркнул. Она нахмурилась, непонимающе разглядывая потолок. Ангел не просто так потребовал именно такую оплату, ведь был полностью уверен, что та откажется. Не решится, учитывая вариации её фотографии на прошлые запросы. Мишель открыла рот, дабы уточнить масштаб, но он уже повесил трубку. Пиликанье раздражало и без того воспалённый мозг. Сглотнув комок в горле, Палмер опустила взгляд на живот. Как такое вообще можно игнорировать на протяжении двух с половиной месяцев? Рука зависла над узорчатой кожей. Не страх — неуверенность. Она осторожно коснулась лепестка и дрогнула от холода собственных пальцев. Узоры никак не меняли структуры кожи, хотя и казалось, что на ощупь они будут напоминать рубцы. Но нет. Та же кожа. Лишь другого цвета и куда чувствительнее. Среди множеств цветов Мишель чаще всего вылавливала подснежники, ирисы и азалии. Это по-странному грело сердце. Некоторые бутоны и растения она и вовсе не могла разобрать. Тщательный осмотр помог успокоиться и собраться с мыслями. Изначальная тревога исходила изнутри и побороть её извне не получится, зато можно ослабить. На данный момент это просто... странные рисунки. Странные рисунки на коже, о которых она забывала каждый раз, когда моргала. Как настоящее дитя двадцать первого века, Палмер первым делом после созвона с другом полезла рыскать в интернете. Увы, поиски оказались бесполезными. Значит, остался один вариант. Адам уже видел её без рубашки. Мельком. В тот вечер, когда он в первый раз завалился с намерением утащить в бар и застал в момент переодевания. До Мишель дошло, что она до сих пор полуголая сидела на полу, облокотившись о каркас кровати. Вот бы её начальнику понравилось зайти к ней в гости прямо сейчас. Хотя... Он точно навидался более пикантных картинок за всю свою долгую жизнь что на Земле, что в Раю. Вряд ли у неё есть чем удивить самого первого мужчину. Наверное, потому Палмер и открыла фронтальную камеру. Отражение несколько смутило её, и ради приличия Мишель надела рубашку, оставила её расстёгнутой и поёрзала от того, как сильно смялась ткань. Прикрывать грудь больше, чем простым лифом, — бессмысленно. Она достаточно хорошо знала своего начальника, чтобы предугадать возможную отговорку, по которой ангел не примет такое фото. Что именно должно попасть в объектив? Оставить ли фото обезличенным или зацепить голову? Чёрт с ним, просто наделает множество снимков и потом выберет лучший. Палмер старалась держать лицо нейтральным и максимально отстранённым. Сдержанным. Ничего особенного. Они вообще собиралась как-то сходить на пляж, но так и не поймали свободный денёк. Это просто... Адам. Мишель уже приучила его к стуку и минимальным нормам приличия. Он почти научился держать руки при себе, не считая редких попыток опустить руки ниже плечей или ущипнуть выше середины бедра. Но с этим можно работать. Прогресс уже заметен. Лишь бы не испортить его. Из десяти фотографий Палмер выбрала две. На одном изрисованный живот, на втором верхняя часть туловища с головой. Не позволяя себе мешкать, чтобы вдруг не передумать или отступить, она отправила сообщение и сжала челюсти, ожидая, пока Адам прочтёт. Ей стало так неуютно, что голова вжалась в плечи. В сеть он зашёл в ту же секунду и моментально прочёл сообщение, принявшись печатать. Телефон завибрировал, вызвав у неё краткую остановку сердца. «ебать я и не думал, что ты правда сделаешь это» «но спасибо за материал для дрочки» Она закатила глаза, хотя расслабилась. Грубая, однако шутка. Палмер знала, что он шутит, чтобы разрядить обстановку и скрыть собственный шок. От этого стало чуть легче дышать. «Адам.» «да-да сейчас» «чёрт вот же неймётся тебе» С минуту ангел писал, прекращал и возвращался к клацанью по клавиатуре. Точно оттягивал момент и специально нервировал Палмер, дёргая струны из напряжённых нервов с тем же профессионализмом, с каким играл на любимой золотой гитаре. Она не выдержала: «Ты упал лицом на экран и отрубился?» Ответ последовал на удивление быстро. «ты еще блять поговори мне тут» Мишель вздохнула и легла на кровать, пробегаясь пальцами по серебристым узорам. Тревога почти прошла, остались только чистейшее недоумение и беспокойство глубоко в груди. Первоначальный шок сравним с падением в ледяное озеро и последующим отогреванием с полотенцами и горячими напитками. Осталось дотерпеть до момента, когда объяснят, зачем её вообще бросали в холодную воду. Телефон пиликнул. Мишель открыла переписку и примёрзла. «это доказательство того, как сильно ты любишь свою мелочь» Холодок лизнул черепную коробку изнутри, и вместо воздуха в лёгкие скользнуло пламя. Одновременно ей стало тепло из-за слов Адама и холодно от той же неизвестности. Истина ощутимо лежала на поверхности, но блок успешно отключал все аналитические отделы мозга. Два и два отказывались складываться; проверенный опытом калькулятор дал сбой. И похоже, что Адам знал о нынешнем состоянии вакуума в её голове, так как поспешил добавить: «и я не буду блять объясняться» «любопытство сгубило кошку» «так что не долби свои хорошенькую голову в попытках вскрыть то, что только усложнит тебе жизнь» «по крайней мере, не сейчас» «просто блять послушай меня и наслаждайся отдыхом, который ты заслужила» «компренде?» Мороз внутри рассеялся, уступив лёгкости и оставив в её душе солнечную впадину. Она нежно усмехнулась, прикрыла глаза и прижала телефон к груди, собираясь с ответом. На губы невольно поползла улыбка, выстраивая вокруг Мишель защитный барьер. «Компренде. Мне более чем достаточно.» «И Адам» Она помедлила, однако не смогла сдержаться. «Спасибо, что ты рядом» «ага»

***

После краткого ответа Адам вышел из сети и больше не заходил. Мишель же половину вечера крутилась у зеркала, рассматривая серебристые цветы, расползшиеся по коже. Тем же самым занимался и первый мужчина, заранее сохранивший две фотографии. Ангел до сих пор не мог поверить, что всё, что нужно было сделать для получения красивой картинки, так это ткнуть в неё и запросить фотографии с целью обмена информацией. А ведь он намеренно дал невыполнимое, как ранее думал, задание, чтобы отмолчаться. Не получилось. Адам устало вздохнул и сполз по кровати вниз. Какого черта она вдруг осмелела? Что за внезапно появившееся доверие? Да ещё и прислала с таким лицом, точно он и не мужчина вовсе, а лучшая подружка. Или тот радужный дружок, имя которого ангел не удосужился запомнить. Мишель должна была осознавать все риски, однако жажда правды пересилила смущение, которое Адам мог разглядеть по бледному румянцу на скулах. Она доверяла ему. Больше, чем кому-либо на Небесах. — Кошечка... — потемневшие золотые глаза медленно скользили по молочной коже, прослеживая неестественные серебристые линии. Белый лиф поддерживал аккуратную грудь. Полусмятая рубашка укрывала плечи, а волосы спадали за спиной. Расслабленная поза подчёркивала женственность, навевала молодому лицу зрелость. Адам сглотнул. Одно дело не побояться прислать полуобнажённые фотографии. Другое — фотографии с чем-то столь сокровенным и интимным, как следы... прошлой жизни. Что-то, что пугало и тревожило её. И она всё равно поделилась с ним этим. Адам перелистнул фотографию на ту, где виднелись лицо и грудь, которая неожиданно не взволновала его так, как хотелось бы. Приятный, чертовски приятный вид, но плотские языки пламени потухли при виде общей картинки. По крайней мере, настоящих следов не осталось. Небеса ни за что не допустили бы, чтобы праведные души были вынуждены всю оставшуюся вечность лицезреть причины и последствия своей смерти. Однако оставляли напоминания — своеобразный символ, замаскированный под что-то красивое и подходящее душам. Конечно, праведники могли обратиться с просьбой избавить от меток, но сама мысль о том, что их клеймили как скот. Вкалывали успокоительное, выдавали тесную квартирку, высыпали корм в тарелку... Адам содрогнулся. Нет, это не его мысли, ибо они грешны. Эти порочные, чернильные умозаключения легко могут подвести к краю Небес и провести по шатающейся доске, а вместо холодного океана внизу ждал Ад. Нет, его не волновали новички и их условия жизни. Они вообще должны плакать от счастья и быть благодарны за то, что попали сюда. Хотят чего получше — пусть вкалывают и не жалуются. Как Мишель, которая... Не заслуживала некоторого дерьма. Он с трудом признал это и совсем обмяк. Ебучий стеклянный шар. Долбанная цветочная поляна. Зачем он вообще ввязался в это? И тяжесть давила на лёгкие не из-за того, что рисунки уродовали её. Нет, это выглядело красиво, дополняюще к её личности. Именно отвратительная история, стоящая за блеском линий, портила впечатление и возможное удовлетворение от увиденного. Хотя... Адам рассмотрел фото с другого ракурса, игнорируя смысл холодного натюрморта. Его губы приоткрылись с бесшумным выдохом. Она красивая. Конечно, Адам знал это. Видел чуть ли не каждый день, но сейчас прочувствовал всю полноту картины сквозь обычно разгорячённое восприятие женщин, которых находил красивыми. Помимо очевидных прелестей, он подметил утончённые черты лица и плавные, скользящие изгибы. Даже в статике фотографии Адам мог разглядеть спокойствие и неспешность, свойственные размеренным движениям Мишель. На молодом лице запечатлелись спокойствие и толика сомнений, которые он всё равно выковырял из неё дурацкими сообщениями. Она не смотрела в камеру, скорее всего настраивая идеальную светотень и экспозицию. Адам усмехнулся, приближая картинку к ярким глазам, очень схожим с теми, что ему доводилось наблюдать во время её сосредоточенной работы. Погружается в любое дело с головой, из которой потом клубами валит пар. Настолько сильная концентрация напоминала медитацию. Телефон погас от тридцати секунд бездействия. Ангел перевернулся на бок, уставившись в отражение на чёрном экране, где совсем недавно красовалась Мишель. Он нахмурился и откинул устройство, чтобы продолжить тупо пялиться в стену. Не так Адаму хотелось провести вечер. Ему удалось высосать из неё большую часть гнили, отравляющей жизнь, хотя пришлось забрать чернь себе. Кислый привкус во рту заставлял ангела кривиться. Она так открыта с ним. Обычно Ангел обожал это чувство. Доверие всегда удобно. Оно ужасно льстит, поощряет и прощает любые проступки чрезмерно большому эго. На первый взгляд. Ведь желаемый лакомый кусочек вышел боком, когда Мишель переступила черту своей отстранённости. Возможно, горечь покалывала язык из-за лишнего, совершенно ненужного знания. Меньше знаешь — крепче спишь. Зато хотя бы один из них сегодня будет довольствоваться сладким, безмятежным сном. После апатии пришло сожаление. Впервые с момента её смерти Адам не просто в неудобстве съёжился при воспоминании, а получил удар в районе диафрагмы. Он поджал под себя одеяло в бесплодной попытке прогнать нарастающий спазм. Хотелось снять напряжение, что не представлялось возможным: для физических нагрузок Адам слишком устал, для плотских утех или даже просмотра комедии не находил эмоциональных сил. На общение с Мишель не хватало хладнокровия. Она открылась, поблагодарила его. И горько Адаму было из-за того, что он не ответил тем же, хотя желал.