***
Вот в чем загвоздка. Майк планировал свой побег несколько месяцев. Если быть честным, то годами. Просто ему пришлось подождать, пока он закончит колледж, иначе его родители перестали бы платить свою долю за обучение, и что бы он делал тогда? Но теперь, когда он закончил учиться, он может действовать дальше. Без благословения родителей на переезд — которого он похоже, никогда не получит — он наверняка потеряет их деньги. Что хорошо, он этого хотел. Он не хочет жизни, как у них, не хочет закончить также. Но это означает, что он довольно резко окажется человеком из рабочего класса, возможно, даже с минимальной зарплатой. Что становится проблемой, когда пытаешься прокормить себя, не говоря уже о двоих, в этой дерьмовой экономике. Майк был готов голодать или жить в каком-нибудь грязном или смутно небезопасном месте, если только это означало не жертвовать свободой. Но Уилл… что ж, Уилл вносит небольшое затруднение. Потому что Майка более чем устраивала идея вторгнуться в финансовые трудности. На самом деле, в глубине души нарастает чувство, что он заслуживает этого. Все это — то, чего он заслуживает после почти четверти века жизни, будучи избалованным ребенком. Майк заслуживает длинных рабочих часов, прогнившей квартиры, дрянной еды, ноющих костей и паники при оплате приема стоматолога. Для него это стало своего рода катарсисом, чем-то болезненным, но заземляющим, как перекись водорода при инфекции. Образ жизни семьи Майка — это изъян общества, и он это знает. Он бесился и ненавидел все это с тех пор, как был подростком и начинал понимать, что происходит в мире за пределами его жизни в пузыре. С тех пор, как встретил Эл. Майк заслуживает такого наказания. Но Уилл нет. И, более того, Майк не хотел бы обрекать кого-либо на такую жизнь, тем более своего мужа. Не поэтому ли людям пора исправлять экономику? Никто ведь не должен так жить? И более того, даже если бы им удастся разобраться с денежными проблемами, что за жестокий поступок это будет? Привет, я знаю, что я совершенно неинтересный и недостойный чего угодно, но ты должен жениться на мне, извини, так сказала моя мама. Теперь тебе приходится мириться с тем, что мои родители выставляют тебя перед людьми как политическую пешку. Забавно, правда? Добро пожаловать в мою жизнь. Теперь, когда ты освоился после огромных перемен в твоей жизни, я собираюсь сбежать и снова все перевернуть прямиком в нищету. Сюрприз! Уилл возненавидел бы его. И не зря. Но как им остаться с родителями Майка? Если он проведет слишком много времени, совершенно не контролируя свою жизнь, ему понадобится многолетняя терапия. В любом случае, ему двадцать три. Он слишком долго живет с родителями, и это все больше вызывает одну только жалость. Он не хочет оставаться здесь ни через пятнадцать лет, ни через пять, ни через один год. И чем дольше он остается с ними, тем сильнее увеличивается инерция. Если он… если они сбегут, это должно произойти как можно скорее. Он не может больше об этом думать прямо сейчас. Они заново переживают одно из наименее любимых детских воспоминаний Майка — покупку одежды. Как бы Майк не возражал, Уилл не может вечно ходить в его вещах. Хотя шоппинг с Уиллом намного терпимее. Помогает и то, что они делают покупки не для Майка. Майк презирает примерочные. Он ненавидит зеркала в них, он ненавидит лицемерных работников магазина, которые стучат в дверь и возятся с ним, спрашивая, хочет ли он поменять размер, он ненавидит одежду. Он упоминал, что ненавидит зеркала? Само пребывание в этих магазинах заставляет его напрягаться, а выражение лица машинально приобретает мрачность. Но без его матери, нависающей над ним, указывая, что надеть, а с Уиллом во главе, все не так уж и плохо. Они показывали друг другу разную одежду: самую ужасную, уродливую или модную, какую только могли найти, очень серьезно спрашивая: — Как тебе эта? — Заставляя себя скрючиваться над блестящими шелковыми брюками с перламутровым отливом или кожаной рубашкой и платьем, которое выглядит так, будто сшито из шкур незаконно убитых плюшевых мишек. — Как ты думаешь, мне стоит найти себе что-нибудь официальное? — размышляет Уилл, перебирая пары костюмных брюк, которые висят на круглой вешалке. Они уже побывали в нескольких бутиках повседневной одежды, купив: джинсы, штаны, рубашки (Уилл, кажется, неравнодушен к фланели, немного большего, чем он сам размера), толстовки, кроссовки, кофты и пижамы. В основном они пришли сюда, чтобы посмотреть на туфли, ремни и часы, но потом отвлеклись на игру «Какой нелепый сценический наряд ты можешь составить из этой одежды». Теперь Уилл разглядывает стойку с блейзерами. — Возможно, — Майк переводит дыхание, — два или три костюма. Но поверь, у тебя их будет больше, хочешь ты это или нет. Не удивляйся, если моя мама ворвется к тебе и увезет на примерку костюма в самый неподходящий день. — Спасибо за предупреждение. — Он снимает с вешалки твидовый блейзер. — Слишком академично? Майк делает преувеличенно непонимающее лицо, и Уилл смеется. — Я думаю, выглядит классно, — говорит он. — Там есть заплатки на локтях? — Он осматривает рукава. Заплатки виднеются. — Примерь. — Я похож на профессора-гея историка, в частной школе шестидесятых, — смеется Уилл, крутясь на месте, чтобы продемонстрировать это. — Видишь? В этих очках, с моей прической и всем остальным? — Что делает это гейским? — Я? Майк фыркает. — Возьми. Уилл пожимает плечами. Может быть, не одобряя блейзер, может, просто видя, как материал ложится на его плечи. Он выглядит задумчивым. — Эй, любимый? Я… Прости. В каком колледже ты учился? Майк пытается сохранить нейтральное выражение лица. Он не знает, что чувствует, когда Уилл называет его «любимым». Видимо, это происходит автоматически, возможно, это слово запрограммировано в нем. Майку не нравится мысль, что что-то заставляет Уилла называть его так, создавая иллюзию, будто он сам решает это. Уиллу не обязательно любить его. И не обязательно притворяться. Но, очевидно, Уилл уловил недолюбливание Майка к ласковому прозвищу, потому что в последнее время он извинялся, когда оно срывалось, и это едва ли не хуже. — Батлер, — ровным тоном отвечает Майк, предпочитая не зацикливаться на прозвище. — Это в городе? — Мгм. — Я полагаю, ты не жил в кампусе? — Не-а, — говорит он, растягивая буквы. — Я жил дома. Тот же дом, та же комната, те же стены. Как и всегда. Уилл снимает блейзер. — Как было? — внезапно спрашивает он. — В колледже? — Думаю, нормально. Учился на специальность английского, и закончил дополнительную степень бизнеса. Угадай с трех раз, кто это «предложил». Иногда это было довольно весело. И предмет писательского мастерства был классный. Хотя, я был не очень общительным. Мне и так приходилось посещать достаточно мероприятий со своей семьей, так что мне не очень нравились все эти студенческие вечеринки. И большинство моих друзей переехали после школы, так что… — Он пожимает плечами. — Мы все еще играем онлайн. Но я почти никогда не их вижу… Не видел уже много лет. — Играете во что? — D&D. — О, подожди-ка, я знаю об этом. Это такая сюжетная настольная игра, да? Долгая, как «Монополия». И там есть волшебники, драконы и все такое. — Он щелкает пальцами. — Как в фильме в ту первую ночь. Майк удивленно улыбается. — Да! Ты играл? — Нет, никогда. Но я искал про нее. — Зачем? — В бланке «Идеального Совпадения» в твоих интересах было указано про игру. Так или иначе, это сильно пошатнуло Майка. Он особо никогда не вспоминал о бланке. Странно представлять Уилла в учреждении, который знал что-то о Майке и узнавал его интересы до того, как Майк познакомился с ним. Затем он замечает, что Уилл убирает блейзер на место, и он останавливает его прикасаясь. — Нет, тебе стоит купить… Уилл взмахивает рукой в знак протеста и вешает вещь на вешалку. У Майка складывается впечатление, что причина тому ценник. Это дорогой бутик, об этом свидетельствует консультант, которая ходит за ними по пятам, поэтому цены здесь примерно в четыре раза выше. Именно сюда семья Майка всегда приходит за хорошей обувью или пальто, поэтому он привел и Уилла. Сила привычки, предполагает он. Уилл отходит к цветастым рубашкам, очевидно, приступая к своей миссии по созданию двух или трех официальных образов, и, пока он стоит к нему спиной, Майк снова хватает твидовый блейзер и передает его консультанту. Она улыбается и проводит пальцем по своим губам в знаке: «Держу рот на замке». Когда они подходят к кассе, Майк моментально достает свой бумажник, прежде чем Уилл отталкивает его в сторону, громко прочищая горло. — О, точно. Через несколько дней после приезда Уилла, как только по почте пришло его удостоверение личности, они отправились в банк, чтобы открыть его собственный счет: сберегательный, на карточке и кредитную историю. И, повинуясь внезапному импульсу, Майк перевел примерно четверть своих секретных доходов на сберегательный счет Уилла. В случае крайней необходимости это может ему понадобиться. И также перевел больше половины своих денег на карточку Уилла, чтобы было честно. Уилл достает из кармана свою карточку и протягивает ее кассиру. — Нам нужно еще купить тебе бумажник, — предлагает Майк. Они не забыли приобрести ремни и солнцезащитные очки, но не бумажник. Ну что ж. В следующий раз.***
Знания Майка о Уилле… неполноценные, размытые. В один момент он словно может прочитать его мысли, а в другой он удивляется, что Уиллу нравится острый соус. Это сбивает с толку. Предполагается, что партнеры должны знать все о своих Мэтчах. Ну, может быть, не все, и Майк действительно оставил некоторое на волю случая, чтобы со временем узнавать что-то новое, но все же. Странно, насколько длительным кажется период знакомства. Насколько много Майк оставил на волю случая? С другой стороны, считать, что Уилл не был создан специально для Майка — абсурдно. Они слишком хорошо подходят друг другу. Они восполняют недостатки и дополняют свои сильные стороны слишком идеально, чтобы Уилл мог быть продуктом случайно сгенерированных алгоритмов. Майк пишет, Уилл рисует. Майк болтун, а Уилл прирожденный слушатель и умеет уместно вставлять колкие комментарии. Когда Майк поймал осу под чашку, Уилл прятался в нескольких комнатах от насекомого, и, наоборот — Уилл раздавливал большого паука блокнотом, пока Майк стоял в ванне и кричал: «Он мертв?». Майку всегда слишком жарко, а Уилл постоянно замерзает. И хотя Майк стратег, планирующий схемы длиной в несколько шагов, в спонтанных ситуациях Уилл соображает лучше. Вероятно, он просто слишком много думает. Кого волнует, что Майк не знает все о нем? Как минимум, это преимущество для Уилла. Он чувствовал бы себя ужасно некомфортно, если бы кто-то знал каждую микро мысль, появившуюся в его голове. Майку не нужно знать каждую деталь Уилла. Он знает то, что ему рассказывает Уилл, например, о его любимой группе или его неприязни к неожиданным объятиям сзади, потому что они слишком пугающие. И разве это, в каком-то смысле, не лучше, чем если бы Майк запомнил всю форму Уилла сам?***
Уилл работает над картиной пастелью, когда впервые видит Партию. Или, скорее, когда они случайно узнают о существовании друг друга. Майк сидит скрестив ноги на своей половине кровати в наушниках. На нем футболка и нижнее белье, без каких либо штанов. Это факт, который Уилл долго осознавал в глубине души. Он надеется, что это знак. Может быть, когда Майк закончит с сегодняшней кампанией, он отбросит свой планшет в сторону, притянет Уилла к себе, и наконец, наконец дотронется до передней части спортивных штанов Уилла и скажет: «Есть немного времени?» И, может быть, они заберутся под одеяло, — сегодня жарко, поэтому Майк целый день держит кондиционер включенным, — и он снимет футболку Уилла, а затем и свою. Какое-то время они будут прижиматься к друг другу через одежду, они делали это пару раз раньше, но не более. Но, возможно, на этот раз Майк возьмет Уилла за запястье и умоляюще направит его к своим боксерам. Уилл не будет торопиться, знакомясь с фигурой Майка и его реакциями на любое прикосновение. Нравится ли ему держать запястье прямо кверху, как Уиллу? Его член изогнутый? Сейчас Уилл рисует натюрморт масляной пастелью. Кошка свернулась калачиком в складке одеяла между их ног, и он просто надеется, что она останется на месте, пока он не закончит. — Нет, нет, не-ет, — Майк громко смеется. Он всегда забывает, насколько громко он говорит, когда на нем наушники. — Извини, мэм, но это не заклинание. У тебя закончились слоты, не думай, что я не следил. Уилл, приглушенно слышит возражение в наушниках Майка. На экране его планшета, который он перевел в игровой режим и прислонил к коленям, рыжеволосая девушка яростно жестикулирует, явно возражая против его заявлений. Трое других лиц смеются в маленьких квадратиках экрана. Уилл много слышал о Партии. Они школьные друзья Майка. Раньше они играли в живую, но потом, после окончания учебы, каждый пошел своей дорогой. «Все сбежали, кроме меня», не раз говорил Майк, полушутя с горечью. Уилл рисует узоры, сильно нажимая, чтобы четче нанести пигмент на плотную бумагу, когда Майк двигается, садясь. На мгновение его планшет скатывается с ног и падает на матрас, лицом к Уиллу. Майк подхватывает его меньше чем за секунду и открывает рот, чтобы продолжить говорить, но даже через наушники Уилл слышит внезапный шум голосов. Майк морщится от громкости. Уилл смотрит на него с любопытством. — Они вроде как видели тебя, — застенчиво шепчет Майк. Он отсоединяет наушники, отбрасывая их в сторону, и голоса его друзей оглушают через динамик планшета, накладывая крики друг на друга, с разной степенью шока, ликования и недоумения. — Подожди, кто это был? — У тебя кто-то в постели? — Кто это? — Ты чего-то недоговариваешь, Уилер? — У Майка есть парень! — Дай посмотреть на него, дай! — Да, мы хотим с ним познакомиться! — Как долго он там сидел? Майк качает головой, глядя на них, затем поворачивается к Уиллу. — Тебе не обязательно… — Все нормально. — Уилл проводит по лицу рукой, надеясь, что его кожа недостаточно блестящая, чтобы быть похожим на маяк. Майк перемещает планшет и Уилл оказывается в поле зрения. Раздается еще больше возгласов. Уилл мельком видит себя в углу экрана и понимает, что прямо возле его носа осталось пятно пастели. Кто-то по-волчьи воет. Это была рыжеволосая девушка. Кудрявый парень весело гудит: — Ну, привет, красавчик. Уилл взволнованно отворачивается на секунду. Они смеются. — Это Макс, — Майк указывает на рыжеволосую девушку. — Она Зумер, не спрашивай. Парень с кудрями и с причудливым фоном — Дастин, он наш Бард. — Дастин слащаво ухмыляется и машет рукой, на фоне, по-видимому, подножия извергающегося вулкана. — Это наш Рейнджер — Лукас. — Привет, — говорит парень в камуфляжной бандане. — Привет, — отвечает Уилл. — А это Эл, она Маг. У Эл нос пуговкой и короткие вьющиеся каштановые волосы, на мгновение Уилл задается вопросом, не родственница ли она Дастину. Она милостиво кивает: — Привет. — А это, — говорит Майк, обнимая Уилла за плечи, — Уилл. Неожиданно Майк наклоняется, целуя Уилла в шею. Возможно, это молчаливый намек Партии: «Он мой». Майк обычно не проявляет тактильность к Уиллу в присутствии других. Он не скрывает привязанность публично, но почти никогда не инициирует ее, и Уилл тоже не сторонник показушности. В гостях или с семьей они обычно ограничиваются держанием за руки. Они редко обмениваются перед кем-то даже невинным поцелуем в губы или в щеку. Поэтому Уилл восторгается еще больше, когда на виду у всей Партии Майк целует его в шею и подбородок, прижимаясь носом к его челюсти, прежде чем полноценно поцеловать его в губы, под звуки отчаяния его друзей. В груди Уилла загорается огонек. Он понимает, что впервые чувствует себя таким. Будто Майк… гордится им. Не то чтобы он думал, что Майк стыдится его, но Майк обычно не особо хвастается Уиллом. Уилл всегда предполагал, что это просто потому, что Майк достаточно пробыл тем, кем хвастались его родители. И он не желал выставлять на обозрение Уилла тоже. Но где-то в груди всегда жил непризнанный маленький страх, что Майк не гордится тем, что он его партнер. Нет, не так. Уилл на мгновение забыл, что он не партнер. Не гордится тем, что он его Мэтч. А теперь, хихикая, когда Майк проводит пальцами по его лицу, подначивая своих друзей: — Он прелестный. Разве он не прелестный? — Уилл чувствует, как в животе разматывается комок, о котором он и не подозревал. — Отстань, — смеется Уилл, толкая его. — Ты пачкаешь мои очки. Партия проводит следующие двадцать минут, допрашивая Уилла. К счастью, они не задают слишком много вопросов о его прошлом, на которые он не может ответить полуправдой. Майк не упоминает, что он Мэтч и Уилл тоже. Они не рассказывают про свадьбу. Ребята продолжают называть их парнями. И это нормально. Уилл с удовольствием отвечает на вопросы о любимых фильмах и о том, храпит ли Майк. У него есть запасной план на случай, если вопросы станут слишком личными. Когда Партия спрашивает, как именно они познакомились, Уилл наклоняется, берет на руки спящего котенка и подносит ее к камере, отчего она испуганно и вопросительно произносит «мпрр». Поклонение котенку длится целых пять минут. Миссия прошла успешно.***
Ощущение, появившиеся на кухне вернулось. Ощущение, что происходит что-то, о чем не хотят говорить Уиллу. Карен Уилер смотрит телевизор, свернувшись калачиком в несвойственной ей позе в углу огромного кожаного дивана. Она грызет окрашенный ноготь большого пальца, а другой рукой поглаживает Роки. Уилл мельком успевает увидеть на экране репортаж о митингах. Это длится всего секунду, прежде чем она замечает его в дверях роскошной гостиной, и быстро, подобно молнии, переключает канал на прогноз погоды. — О, Уилл, — беспечно окликает она. — Я искал свою кошку, — говорит Уилл. — Она снова выбралась из сьюта. Она мастер по побегам. Карен встает, держа Рокстери на руках, как ребенка. — Она тут составляла мне компанию, но, полагаю, я верну ее, если такое дело. Она передает безвольный мурлыкающий комочек Уиллу, который сажает ее к себе на плечо. Роки обвивает лапками его шею и больно царапает плечо. — Не говори Теду, — просит Карен и подмигивает, прежде чем снова сесть, на этот раз чопорно, с ровной осанкой, скрещивая лодыжки.***
Майк, сгорбившись над своим столом, что-то пишет, когда дверь в их сьют открывается. Уилл поднимает голову, как ищейка, почуявшая чужака. Это странно. Никто никогда не заходит в их комнаты, за исключением редких визитов горничной, и то только тогда, когда их здесь нет. Майк тоже это слышит и не удивленно смотрит на дверь, когда невысокая девушка с очень вьющимися короткими волосами заходит так, словно это место принадлежит ей. — Привет, — говорит она и плюхается в конце кровати, несколькими футами от Уилла. Она в длинном белом свитере и леггинсах. Ее голос пробуждает воспоминания Уилла. Это маг — Эл. — Ты вкурсе, что я дал ключи на экстренный случай, — бурчит Майк, не отрывая взгляда от экрана. — Мне скучно. — Это не экстренный случай. — Говори за себя. Хочешь прогуляться? Пока они разговаривают, Уилл незаметно очищает историю поиска на планшете Майка. Удаляя вопросы на подобии: Можно ли Мэтчам учиться в колледже без партнера? Можно ли Мэтчам учиться в колледже без согласия своего партнера? Стоимость государственного колледжа Государственные колледжи Индианы Художественное образование в Индиане Лучшие художественные колледжи Онлайн-курсы по рисованию Стоимость обучения в художественном колледже — Нет, — медленно тянет Майк, — я на середине главы, думаю, я смогу закончить ее сегодня, если буду продолжать в том же духе. Эл хмуро коситься Майка. Рокстери появляется из-под кровати, атакуя ноги Эл. Она шевелит ботинком, вокруг, пока котенок не начинает извиваясь набрасываться на нее. — Привет, — говорит Уилл. Эл встречается с ним взглядом. Она долго смотрит на него, прежде чем ответить, и что-то в этом взгляде напоминает ему Джойс Хоппер. — Привет. — Я думал, ты живешь на другом конце страны. — Все остальные — да, — отвечает Эл. В то же время Майк перебивает: — Не-а, мы с ней практически единственные, кто остался в этом штате. — Ты хочешь куда-нибудь сходить? Уиллу требуется секунда, чтобы понять, что она спрашивает именно его. Он переводит взгляд с нее на Майка. — Эм. — Майк, похоже, не возражает, и Уилл догадывается, что нет причин, из-за которых он может отказать. — Да. Почему бы нет. Шоппинг с Эл отличается от шоппинга с Майком или Миссис Уилер. Вместо отправки на машине, они идут на остановку у поля для гольфа и едут на автобусе. Вместо того, чтобы поехать в центр города, к модным бутикам в небоскребах, до которых нужно подниматься на лифте, они оказываются где-то на окраине, недалеко от пригорода. Эл ведет его в торговый центр, который выглядит немного хуже из-за долгого износа здания. Видимо, технологии обанкротили подобные заведения, но несколько магазинов все еще работают. В основном они разглядывают одежду на витринах, потягивая фруктовые коктейли, которые купили в фуд-корте. Она ведет его к «Hidden gem» в дальнем углу торгового центра — оглушающую и ослепляющую глаза аркаду, с мигающими и пищащими автоматами, расположенными по всей стене. Это одно из любимых мест Уилла, быстро решает он. Он побеждает ее в «Pac Man», а она его в «Dig Dug». Затем Эл узнает, что у Уилла по-прежнему нет бумажника. Это побуждает ее допрашивать его, пока она не выясняет, чего еще ему не хватает, и внезапно они отправляются на охоту за тем, что Эл называет «самым необходимым». Большую часть товаров выбирает Эл. — Не волнуйся, — говорит она, — я эксперт. Макс меня научила. — Но Уилл не позволяет ей оплатить. Теперь у него есть свой банковский счет, и в любом случае, у него такое чувство, что у нее немного туго с деньгами. К тому времени, когда они покидают торговый центр и снова садятся в автобус, в их руках полно пакетов. Теперь у Уилла есть бумажник, обычный сенсорный телефон, наушники, рюкзак, его собственный одеколон (до этого он пользовался одеколоном Майка), бальзам для губ, другие принадлежности для рисования, его собственные игральные кости — «Тебе стоит поиграть с нами!», полный пакет конфет из кондитерской — «Совершенно необходимо» и небольшое количество преимущественно черных браслетов — «База для Панка». У Эл много браслетов, особенно на левом запястье. Их следующая остановка — комиссионный магазин. — Не каждый может купить что-то новое, — объясняет она, выбирая одежду. В комиссионном магазине тихо, из динамиков играет обычная музыка. Уилл держит большую часть пакетов, пока Эл ищет себе комбинезон, блузку и подтяжки, время от времени спрашивая его мнение. Вокруг мало людей и довольно тихо, не считая одной скучающей кассирши, которая жует жвачку, набирая сообщение за своей стойкой. — Так ты знала Майка в старших классах? — Ага. — Она показывает ему несколько рваных черных джинсов. — Они милые. Значит, ты выросла в Индиане? Она рассматривает джинсы дольше, чем необходимо, как будто что-то обдумывает. — Не совсем. Я живу здесь, наверное, со средней школы. — Где ты родилась? — Я не… рождалась, — она осторожно подбирает слова, перекидывая джинсы через руку. — Меня удочерили, когда мне было двенадцать. Уилл в замешательстве, пока вдруг не вспоминает, что он тоже не был рожден. Но это другое. — Ты… Мэтч? Она поджимает губы и слегка кивает. — Кого? В двенадцать? Он все обдумывает. Мысли скачут, как пружинки. Это не имеет смысла, Мэтчей никогда не создают в детском возрасте. Самому молодому Мэтчу, которого можно приобрести, должно быть восемнадцать. Эл долго молчит, а затем медленно произносит: — Мой отец… человек, который заказал меня, он купил меня… незаконно. Я не из учреждения, я была… — Черт, — бормочет Уилл, понимая, к чему она клонит. Черный рынок. Подпольная генная инженерия. В высшей степени незаконная и опасная для всех вовлеченных сторон. Многое может пойти совершенно-совершенно не так. Но, к сожалению, это еще и очень прибыльно. Она переводит дыхание и говорит: — Он был доктором теоретической физики — доктор Мартин Бреннер. Уиллу видно, что ей больно произносить это имя, ему хочется обнять ее и сказать: «все в порядке, прекрати, ты не обязана это рассказывать». Но она, будто в коконе, тихо проговаривает слова, устремив взгляд на свои руки. — Хоп, мой папа, он шеф полиции. Он даже не работал в отделе, который должен был бороться с подобными организациями. Он занимался другим делом, кажется, поисками по пропаже человека. Он искал улики, которые вышли не на пропавшего человека, а на меня. Он не понимал этого, пока он не нашел меня. — Она перебирает джинсы на вешалках, при каждом разе противно скрипя металлом, когда сдвигает их. — А где сейчас?.. — Бреннер? Уилл кивает. — В тюрьме, — коротко говорит Эл. Она шмыгает и вытирает нос тыльной стороной ладони, затем напыщенно громко фыркает. — Знаешь, он даже не дал мне имени. Это потом Хоп с Джойс записали Элеонор в документах, когда удочеряли меня. Но когда я была ребенком, меня звали — Одиннадцать. — Как цифра? Она стягивает широкий браслет с запястья, обнажая немного поблекшую татуировку с двумя цифрами. Уилла тошнит. — Что произошло с?.. — С первым по десятого? — Она надевает браслет на место и пожимает плечами. — Я никогда не спрашивала. Наступает долгая пауза. Что ему надо сказать? Затем он вспоминает одну деталь и хмурится. — Подожди, ты сказала Джойс. Ты имеешь в виду Джойс Хоппер? — Ты ее знаешь? — Да, я иногда помогаю ей на кухне. — Она начинает что-то говорить, но осознание прожигает дыру в голове Уилла, и он просто обязан спросить: — Майк знает? — Да. На самом деле, он нашел меня раньше, чем Хоп, — говорит она. — Он нашел меня в ночь, когда я сбежала. Спрятал меня в подвале. — Она хихикает. — Принес мне вафли с кухни. Уилл широко открывает глаза. И выдыхает, произнося: — Ты сбежала? — Мне пришлось. Уилл поражен. Он не может представить, сколько нужно храбрости, чтобы сбежать из подобного места, тем более будучи Мэтчем. И он не может представить, для чего ее партнер… Нет. Он не был ее партнером. Он не может представить, для каких действий этот ублюдок доктор Бреннер запрограммировал ее. — Вот почему мне иногда трудно говорить, — как ни в чем не бывало продолжает Эл, возвращаясь к поиску нужного размера шорт. И Уилл понимает, с тошнотворным приступом ярости, он не хочет, чтобы она ему это рассказала. — Тебе нельзя… никому рассказывать про это, — говорит она резко, но с такой же отвлеченностью. — Конечно, — обещает он, и она пронзает его взглядом. — Я серьезно. Для всего мира меня зовут Джейн Элеонор Хоппер, и я выросла в Кентукки, в семье, где жестоко обращались с детьми. Меня спасли работники службы опеки, и мои родители удочерили меня. Я не Мэтч. — Хорошо. — Я не такая. — Хорошо. — Я настоящий человек. — Ее гнев мгновенно улетучивается, когда она осознает, что сказала, и съеживается. — Прости. — Все нормально… — Нет. Не говори «нормально», когда это не так. Ты не обязан что-то делать, только потому, что тебе так сказали. Хорошо, чуть не говорит он и прикусывает язык. Они мало разговаривают в автобусе по дороге домой, в основном потому, что Уилл погружен в свои мысли. Неудивительно, что Майк так и не решался попросить Уилла о чем-либо. Неудивительно, что он никогда не требовал секса или хотя бы поцелуев. И неудивительно, что он создал Уилла таким, — наглым, спорящим, — потому что его лучшая подруга когда-то была нелегальным Мэтчем из черного рынка, в виде живой куклы. Внезапно все приобретает гораздо больше смысла. Конечно, они разные. Обычные Мэтчи, легальные Мэтчи сделаны в учреждении, по всем правилам безопасности. В их документы расписаны юридически обязательные соглашения, в которых говорится, что партнер не будет причинять вред своему Мэтчу, не будет пренебрегать им, обеспечит полное здоровье и безопасность. Конечно, есть много пострадавших Мэтчей. Такое случается. Это жизненный факт. Но Мэтча могут отобрать на законных основаниях, если люди начнут замечать слишком много непринятых видимых синяков. За плохое обращение предусмотрены штрафы. При разработке их здоровье и безопасность являются первостепенным приоритетом, за ними внимательно наблюдают по мере развития, и с того момента, как забирают с пробирки. Их кормят сбалансированным, питательным рационом, специально разработанным для их нужд. У них есть постельное белье, хорошая одежда и компания. В учреждении электрический забор, камеры слежения и охранники. Уилл всегда смеялся над всем этим в «Идеальном Совпадении». Он видел в этом только расточительность и контроль. Большую, элитную клетку для симпатичных и дорогих игрушек. Но теперь он чувствует себя странно по этому поводу. К неприязни подкрадывается извращенный вид благодарности. Потому что, по крайней мере, у него это было. По крайней мере, его не вырастили в какой-то определенно не соответствующей стандартам лаборатории на скрытном складе, грубо выдернув из старой биотрубки и в ужасе выбросив в мир кашлящее, напуганное создание. Процесс, когда проснулся Уилл был легким. Они держали его на успокоительных, пока он не высох и его легкие не стали производить дыхание самостоятельно. Он был одет в больничный халат и лежал на больничной койке с капельницей в руке, которая увлажняла его, пока его тело приспосабливалось к болезненному переходу в сознание. У него было ведро, в которое ему нужно было избавляться от остатков слизи в легких. Одно из его первых реальных воспоминаний — медсестра в фиолетовой медицинской форме и в маске с бабочками, которая проверяла его суставы и спрашивала, чувствует ли он, когда она трогает подушечки каждого пальца. — Кивни, если ты это чувствуешь. Моргни один раз, если да, два, если нет. Твоя шея все еще довольно слабая. Ладно, хорошо. А здесь? Хорошо. Здесь? Ты отлично справляешься, Уильям. Ему потребовалась пара попыток, чтобы проглотить хоть какую-нибудь пищу. Его желудок в тот момент никогда ничего не переваривал. А от света у него болели глаза. В те первые несколько дней он много спал, но как только его желудок успокоился и головокружение прошло, существование перестало быть таким уж адским. По правде, это стало очень интересным. Он был рад существованию, ему была любопытна каждая вещь, и ему постоянно хотелось ко всему прикоснуться. Он хотел почувствовать все текстуры, о которых были заложены знания, испытывая тактильный опыт. Врачи часто ругали его за то, что он вставал с кровати, пока его ноги не стали достаточно устойчивыми. Он перебирал все шкафы, разбирал пульт от телевизора, чтобы посмотреть, что внутри, и спрашивал, будет ли ему больно, если он кинет на себя маленькие батарейки. (Больно было). Уже тогда у него были воспоминания о прошлом, то есть «воспоминания». Логически он знал, что год назад его не существовало. Но его мозг воспроизводил, что он родился двадцать три года назад, вырос в каком-то типичном американском пригороде, влюбился в красивого актера, получал солнечные ожоги, болел, ему дарили подарки на день рождения, он играл в видеоигры, смотрел фильмы в местном кинотеатре, окончил среднюю школу и прочее. А потом наступил смутный период, похожий на амнезию, и он очнулся в медицинском центре и начал свою жизнь, как Мэтч. Эмоционально, это как если бы он перенес операцию или попал в несерьезную аварию, и когда он очнулся, появились минимальные пробелы в памяти. Это не слишком беспокоило его, за исключением тех поздних ночей, когда экзистенциальная меланхолия захлестывала огромными волнами. Но он всегда считал, что это просто человеческая особенность. Каждый иногда задумывается о мире и грустит. Возможно, быть Мэтчем немного сложнее, потому что в действительности у тебя нет целой жизни, чтобы привыкнуть ко всем несправедливостям мира, прежде чем тебе придется столкнуться с ним как полноценному взрослому. Но он не может понять, каково это — быть нелегальным созданием. Они хотя бы дали ей детство? Знания о мире? Они поставили ей капельницу, чтобы поддерживать гидратацию после пробуждения, или выделили чистую кровать, чтобы она поспала, пока приспосабливается? Или они просто вытащили ее из синтетической амниотической жидкости? Холодную и мокрую, не имея ничего, кроме запрограммированного послушания и незнания того, чего от нее хотел тот доктор?