𝜗𝜚
Когда Эван вошел в аудиторию живописи, ученики, до этого громко обсуждавшие что-то, перешли на тихий шепот, а некоторые просто умолкли. Юноше стало ясно, о чем люди так дискутировали. Конечно, все темы для разговоров сводились к его тете, а теперь еще и к новому ученику в их группе — Барти Краучу. Тяжело вздохнув, Эван расправил ножки своего мольберта и поставил на своем месте, а затем взял незавершенную работу и разложил пастель. Отбросив все мешающие мысли о шатком положении среди учеников, он стал думать о том, как стоит закончить картину. Розье всматривался в ошибки, строя в голове план по их пошаговому исправлению: здесь сменить тон на более светлый, там перестроить деталь композиции, кое-где растушевать штриховку. Вместе с этим ритуалом он думал о том, как уместно детализировать изображение, и в этом трансе не заметил приближающегося к нему парня. — Уже за работой? — спросил его Барти. — Merde, — очнулся Эван, — Ты только пришел? — Я… В общем, да. Ты не знаешь, что мне делать? — В прошлом году мы начали собирать портфолио для итоговой работы, я расскажу тебе подробнее во время поиска референсов и другой информации. На это специально отведено время в расписании. Сейчас можешь рисовать все, что хочешь — сообщение от преподавателя, — он опять вздохнул, — Какой идиот поставил практику по живописи в начале учебной недели? — Что хочу? Разве так можно? — Я буквально так и сказал. Это твой первый день, Барти. — А здесь занято? — бодро спросил тот. — Где? — у Эвана снова начала болеть голова. — Напротив тебя? Я могу поставить сюда свой мольберт? — он посмотрел на юношу молящим взглядом. — Здесь никого нет, делай, что хочешь, — сказал Эван, и затем продолжил свой процесс. Рисование опьяняло разум. Погружаясь в него с головой, Эван терял связь с реальностью, полностью отдаваясь искусственному миру. Этот мир состоял из его иллюзий, мыслей, из всего того, из чего состоял он сам. Он и был им, и только ему подвластна материализация его сути и облика. Каждая его работа — автопортрет. Все они имели в сущности частички его мира, хранимого глубоко внутри, и только через искусство Эван мог показать его людям вокруг. Так могли проходить часы, пока он пребывал в своих иллюзиях. Эван много думал над тем, как завершить работу, однако прогресс казался маленьким, почти ничтожным. Все остальные начали оживленно собираться. На часах было 13:05, а значит пара по живописи подошла к концу. — Ты не идешь на обед? — спросил его Барти. — Я иду вниз, обычно мы со всеми обедаем вместе. — Оу, тогда ладно, — юноша заметно поник. — Ты тоже идешь. После этого мы идем в мастерскую, — Крауч просиял. — Не забудь занести работу в архив. — Хочешь посмотреть, что я нарисовал? Эван забыл об этом. Это был первый день Барти, поэтому он не видел до этого момента ни одной его работы. Он подошел к мольберту Крауча и взглянул на холст, это был пейзаж. Грозовое небо. Почему-то такого сюжета он не ожидал. Эван подумал о той ночи, когда они с Пандорой в последний раз вышли в сад, о розах, испорченных ливнем. Крауч, верно, решил над ним поиздеваться. — Ты хорошо справился за одно занятие. — Неужели, сам Эван Розье похвалил мою работу! — с восторгом сказал Барти. — Шучу, это ужасно, и меня сейчас стошнит вон на ту тучу. — Я буду стараться, чтобы когда-нибудь в будущем ты восхищался мной также! — Также? — Также, как я тобой.𝜗𝜚
— Ты опоздал, Эван, — Пандора уже заваривала в двух чашках молочный улун, — Ты взял Барти! Привет! — Моя любимая сестра, замечает лишь мои недостатки, — проворчал про себя Эван. — Привет, Пандора, — он оглядел ее с ног до головы, — Вы, ребята, всегда одинаково одеваетесь? — Я по-твоему платья ношу? — недовольно съязвил Эван, усаживаясь в свое кресло, пока Пандора смеялась. — Это наш отец, он подбирает для нас подходящие наряды, чтобы мы выглядели, как принц с принцессой. Мы не можем их не носить, это своего рода обязанность. — Вам нельзя носить то, что нравится вам? Без обид, эта одежда кажется красивой и дорогой, но в ней разве удобно рисовать? — Я надеваю фартук, а Пандора занята иной деятельностью. — Сегодня, кстати, занимались инженерной графикой! Так интересно, мы чертили ступенчатые разрезы с помощью мысленного рассечения детали несколькими плоскостями. Я расчленила самую сложную деталь, представляешь? — ярко описывала Пандора. — В расчленении есть своя красота, — сказал Эван. — Звучит ужасно, — признался Барти. — Maman dit qu'il faut souffrir pour etre belle, — ответил Эван. — Arrêtes de parler de ça tout le temps! — Пандора раздражённо посмотрела на брата. — Эм… — Барти явно был сбит с толку. Он было хотел спросить, что значит то, что сказали близнецы, но не успел. — А вот и я! Ваша ненаглядная любимая звезда! — зашумел голос Сириуса, — Я знал, что вы скучали без меня, и поэтому решил благородно поделиться с вами своей компанией! — вслед за Блэком зашли его брат, Джеймс, Питер и Мэри. — Блеск, — вздохнул Эван. — А где Ремус и Лили? — спросила Пандора. — Эти двое ушли куда-то вместе, будто влюбленная парочка, — недовольно буркнул Сириус. — Они пошли курить, — перефразировал Регулус. — Все же они могут делать это здесь, — поникла Пандора, — Лили обещала показать ее структуру конспектов сегодня в обед. — Они скоро придут, — утешил ее Регулус. — Моя мама дала мне с собой домашние вафли, если хотите, можете угощаться, — скромно сказал Питер. — Обожаю выпечку твоей мамы! — радостно сказал Джеймс. Сириус, Мэри и Барти взяли из принесенной Питером коробки лакомство. Регулус сел дальше всех, но Поттер любезно протянул ему две штучки. В это время Эван с Пандорой настороженно переглянулись. — Ты не будешь вафли? Я взял тебе парочку, — спросил рядом Барти. — Не стоит, я… плотно поел утром, — оправдался Эван. — А ты? — Если только одну. На самом деле, я на диете, — виновато улыбнулась Пандора, принимая угощение. — Как я тебя понимаю! — сказала Мэри, — В детстве мне какой-то мудак сказал, что я “на качели не влезаю”, так я потом измучила свой организм так, что мой желудок сузился и я не могла нормально есть неделями! — Мелкий ублюдок! — подключился Сириус, — Как так можно обращаться с дамой?! — Сказал похититель девичьих сердец, — напомнила ему Пандора. — Жалуешься, потому что я украл твое? — ухмыльнулся Блэк. — Она сохла только по Ксено, — перебил их Регулус. — А вот это уже личное! — Да ладно, тут все свои! — настоял Сириус. — Оставьте мою сестру и ее личную жизнь в покое, — рявкнул Эван. Голова опять разболелась. Вошли Ремус и Лили. Сириус сразу же подлетел к юноше с расспросами об их проекте по литературе, для которого их поставили в пару. Лили же прошла к Пандоре, чтобы обсудить ведение конспектов. В комнате стало еще шумнее. — Ты в порядке, Эван? — спросил его Барти. Видимо, он заметил состояние Розье сегодня. — Да, извини. Я выйду ненадолго, вернусь за тобой, когда надо будет идти в библиотеку. — Может, мне стоит пойти с тобой? — Все в порядке. С этими словами он вышел из цоколя и поднялся в ближайший мужской туалет. К его удивлению, он обнаружил там Доркас, которая затягивалась сигаретой, запах был на удивление приятным и сладким. — Что ты здесь делаешь? — А ты? — она выдохнула дым в открытое окно. — Устал от шума. Повторюсь, что ты делаешь в мужском туалете? — А ты не видишь? Здесь почти никого не бывает. “И где она не права” — подумал Эван, но ничего не ответил. Повисло неловкое молчание. — Будешь? — Что? — Сигарету. — Извини, я не курю. — Зачем же извиняться, — нахмурилась Доркас, — помогает расслабиться, знаешь ли. — Ты шутишь? — Конечно. Но если ты внушишь себе это, твой мозг решит, что это правда. Так работает зависимость. Эван недоверчиво смотрел на неё. По его лицу с трудом можно было сказать, что внутри него происходит мучительный мыслительный процесс. — Ладно, дай мне одну. — Всегда пожалуйста, — Доркас достала из кармана серебряный портсигар, вынула одну крафтовую сигарету и протянула ее Эвану вместе с зажигалкой. — Как это правильно делать? — Поджигаешь, медленно затягиваешь воздух, как будто пьешь воду через трубочку, затем вдыхаешь дым в легкие и медленно выдыхаешь. Только не торопись, а то подавишься дымом, — терпеливо объяснила Доркас. Эван взял в рот сигарету и закурил. Вдохнув, он почувствовал сильное жжение в груди и горле, однако это показалось ему приятным. Когда он выдохнул, тягучее облако поползло к открытому окну, а от самой сигареты струились завораживающие линии дыма. — Между затяжками минимальное время должно составлять секунд пять, — сказала девушка, — ты хорошо куришь для человека, который делает это впервые. — Спасибо? — Эван не знал, стоит ли воспринимать слова Доркас, как комплимент. — Вот, возьми еще. Так, на всякий случай, — она протянула ему еще одну сигарету, а он аккуратно положил ее в карман брюк. Когда они докурили, Эван направился обратно, чтобы забрать Барти в библиотеку, но встретил его уже по пути. — Что ты делаешь? Я думал, что сказал тебе ждать меня внизу. — Я…Беспокоился? В любом случае, нам вроде как наверх. — Ты мог потеряться, если ты не знаешь точно, куда нам идти, — они направились в сторону лестницы. — Ты ел шоколад? — внезапно спросил Барти. — У меня нет шоколада, откуда бы ему взяться? — Ты пахнешь шоколадом. — Крауч прищурил глаза в задумчивом выражении, и Эван понял, о чем говорил юноша. Он забыл о том, что недавно впервые курил сигарету. — Не понимаю, о чем ты. Я ничего не чувствую, — Эван мысленно благословил Доркас за то, что та курила сигареты, аромат которых перебивает запах табака. — Я не сумасшедший, Эван. У меня очень хороший нюх, к твоему сведению! — заявил Барти. — Ты, что, собака? Если я кину кисточку, ты ее принесешь? — Смотря, что мне за это полагается, — хитро посмотрел он. — Псы не ждут награды, они верны своему хозяину, в отличие от кошек, — сказал Эван. — Я могу быть очень верным, — уверял Барти. — Лучше бы был послушным.𝜗𝜚
В библиотеке Эван пытался поднатаскать Барти, насколько это было возможно. Он объяснял ему, как важно подобрать идею для итоговой работы так, чтобы она отражала его внутренний мир, имела актуальность, была не просто плевком в воздух, а тщательно проработанным концептом. Крауч казался довольно сосредоточенным, но иногда отвлекался на посторонние звуки или вещи. У Эвана снова начинала болеть голова. После того, что сказала ему Доркас, он задумался, не списывает ли он свой дискомфорт на головные боли, которые даже не ощущались, как обычные. Скорее, это можно было назвать раздражением или усталостью. — Ты должен будешь собирать эскизы, делать фотографии, в общем, организовать для себя материал, которым будешь пользоваться во время работы над картиной. — И что мне конкретно искать? — сонно спросил Барти. — То, что тебя вдохновляет, я думаю. Это же твоя работа, — он потёр пальцами в области переносицы. Эван прекрасно понимал, что друг утомился от его лекции, но, как считал Розье, он всегда был довольно плохим рассказчиком, и ничем не мог помочь. — А что вдохновляет тебя? — Подсматривать нехорошо. — Я просто спросил. Мне интересно, какой ты. — Эван подумал, что Барти был именно таким человеком, который говорил все, что у того на уме. Даже если это для него ничего не значило. — Твой интерес тебя погубит. — Какой же ты скрытный. Я всего лишь пытаюсь узнать тебя, — недовольно возразил юноша. — Хватит отвлекаться! Тяжело сконцентрироваться, когда ты меняешь тему каждые пять секунд. — По-моему, мне будет гораздо легче приступить к работе, если у меня будет хотя бы какой-то пример или представление о том, что надо сделать. Пока все, что я понял, это то, что я должен фотографировать все подряд! — Не все подряд, а то, что тебя привлекает. Каждый человек живет ради своего собственного смысла, и ты должен изобразить свой. Вот и вся загадка. — Отлично. Если не хочешь показывать свой вариант, я не покажу тебе свой. — Мы буквально рисуем в одной аудитории и ходим в одни и те же музеи, я все равно увижу то, над чем ты будешь работать, если захочу. Это абсурд. — Знаешь, я все же рассчитываю на твою честность, Эв. — Розье никогда не славились честностью, — ответил Эван, прежде чем обработать фразу Барти полностью. — С каких пор ты так меня вообще называешь? — Я слышал, как Пандора так тебя назвала. Подумал, что это мило, — улыбнулся он, в то время как Эван слегка покраснел. — Ладно. Я не буду смотреть, что ты собираешься делать. — Отлично. — Отлично. — Я умираю, как хочу супер-сладкий кофе с карамельным сиропом сейчас! — Мерзость, — скривился Эван. — Да ладно тебе, Эв! Это шедевр всех кофейных напитков, а если еще и с зефиром, — он облизнулся, — Вкуснотища! — Ведешь себя прямо как собака. — А ты повторяешься, — ухмыльнулся Барти. — Я не виноват, что это правда. — Эван отвлекся на то, чтобы посмотреть время. — Нам пора. В следующий раз идем в музей. — Когда-нибудь я заставлю тебя попробовать тот кофе! — Мечтай.𝜗𝜚
Лежа в своей комнате при свете настольной лампы, Эван пытался обдумать все произошедшее с ним за последние несколько дней. Винда, которая сделала “переворот” в высшем обществе, внезапно появившаяся компания абсолютно разных людей, редкие разговоры с сестрой, с которой до этого они были не разлей вода — все это было новым. До того, как все это случилось, он только и делал, что рисовал, в группе ни с кем не заводил знакомств, не считая того, что он староста на факультете искусств. Для него дружба с Барти, если их отношения можно было так назвать, была в новинку. Эван не думал, что он будет ожидать чего-то со стороны Крауча, но он так быстро привык к его вниманию, что теперь время вне аудиторий и библиотечного зала кажется таким пустым. Он отчаянно скучал по сестре и Сириусу. Тогда они были вместе против всех в их обществе, против родителей и выскочек в Академии. А сейчас он был один, абсолютно один. Эван еще раз прочитал сообщение от Пандоры с просьбой прикрыть ее, если родители заметят ее отсутствие, потому что она ушла по каким-то делам с Лили. Он не мог вспомнить, когда в последний раз он ощущал себя одиноким в своей комнате, окруженный четырьмя стенами. Он чувствовал себя невероятно маленьким, таким крошечным по сравнению со своими мыслями, что боялся, как бы они его не раздавили своей незримой массой. Он должен был пройтись, иначе безумие настигло бы его с минуты на минуту. Закутавшись в свитер, подаренный тетей в тайне от отца, Эван взял с собой сигарету Доркас и коробок со спичками и поспешил покинуть комнату через окно. Спустившись вниз по решетке, он остановился. Что он собирался делать? Он никогда не ходил в сад без Пандоры, на то просто не было причин. И все же, сейчас ее не было рядом, как бы сильно он этого ни хотел. Добравшись до заветной беседки через живые изгороди, Эван с болью оглядел это место. Розы были в ужасном состоянии. Юноша уселся на скамью, вынул из кармана чуть согнутую сигарету и начал вертеть ее в руках, боясь закурить. Собравшись с мыслями, он поджег спичку и поднес к кончику с табаком. Шоколадный аромат ударил в нос, а на глазах выступили слезы. Переживания Пандоры о их любимом саде только сейчас настигли Эвана. Это было их местом, где они всегда были друг для друга самыми близкими людьми в жизни. Он никогда не хотел, чтобы это изменилось. Ветер уносил первые клубы дыма, а на губах появился сладкий вкус фильтра. Эвану нравился шоколад. Он был роскошью для него чуть ли не всю жизнь, так что было приятно чувствовать хотя бы его запах. Мысли о том, как Эван скучает по присутствию сестры, не собирались покидать его, поэтому юноша решил просто поддаться этой рефлексии и любоваться тем, что осталось от розового сада. Тогда ему пришла в голову идея, как порадовать Пандору, которая была так убита увяданием своих любимых роз. Он задумал нарисовать этот сад. Это вполне подходило под изначальные условия работы, потому что картина была связана с розами семьи, но теперь она будет иметь интимный подтекст. Он сделает себя и сестру главными героями, и тогда картина станет по-настоящему о нем, о его мире. Единственное, что его останавливало, это его отец. Он не примет такую работу, которая бы не соответствовала его ожиданиям, а если Эван нарисует вместо чего-то величественного и изысканного свою детскую привязанность к Пандоре, вряд ли он это оценит. В таком случае, ему придется бросить рисование, а ведь он так старался ради того, чтобы ему продолжали позволять заниматься искусством. — Ну и плевать, — сказал вслух Эван, — Плевать! С этого момента я буду делать все, что я сам хочу! Плевать, что подумает и скажет papa! Мы просто сбежим отсюда! Как только он докурил сигарету, он побежал обратно к дому. Вернувшись в свою комнату, он вытащил из ящика комода альбом для зарисовок и принялся рисовать. Новая работа предполагала немало времени, однако тот же Барти тоже был в самом начале. Они пройдут это вместе, и тогда для Эвана наступит конец. Он даже не думал о том, что конец окажется началом.