горячие пески

Они прилетают в Луксор утром, но воздух уже нагрет солнцем и опаляет лёгкие при первом же вздохе. Они – это небольшая группа студентов, изучающих египтологию и археологию, из двух университетов Германии: Свободного университета Берлина и Университета Рупрехта-Карла, что в Гейдельберге. Чонина начинает мутить от недостатка сна и перепада температур прямо на трапе самолета, и, пока они ждут свой автобус, что отвезёт их в нужный терминал, он пытается продышаться. Выходит откровенно хреново: сухой, обжигающий ветер не способствует уменьшению тошноты. Он облизывает сухие губы, но это не помогает, те враз становятся вновь сухими, а на языке теперь ощущается вкус песчаной пыли. Парень одновременно хочет благословить и проклясть кондиционеры в самолётах – после их прохлады жара бывших Фив ощущается особенно сильно. А ведь только утро. Не то, чтобы в Германии не было жарко, конец весны выдался аномально тёплым для всей Европы в принципе, но всё это меркнет перед египетским ослепляющим солнцем и горячим, песчаным воздухом. Ему больно смотреть на ядовитое солнце пустыни, светло-серые глаза, привыкшие к более мягкому свету, сразу же начинают слезиться. Только вот солнечные очки Чонин не любит как явление, поэтому остаётся только надвинуть кепку на глаза и сморгнуть выступившую влагу.  Его университетские братья по несчастью выглядят также, как и он: крайне паршиво. Чуть более живыми кажутся ребята из Берлинского университета, но это лишь от того, что у них не было более пяти часов путешествия поездом Гейдельберг-Берлин перед перелётом. Как и не было танцев с бубнами и непрерывных молитв на протяжении всех пяти часов поездки, потому что, мать его, немецкое железнодорожное сообщение такое же точное, как швейцарские часы. Возможно, в далёком прошлом, но точно не сейчас. Чонину даже кажется, что со всем этим стрессом, связанным с дорогой, у каждого из них появилось по парочке новых седых волосков.  Затем в Берлине они встречаются со своими коллегами-студентами и уже вместе летят до Каира, где приземляются поздней ночью. Время до самого раннего рейса в Луксор приходится коротать в аэропорту под разговоры и настольные карточные игры, которые предусмотрительно взял кто-то из ребят. Некоторым удаётся урвать немного сна на неудобных железных сиденьях в зале ожидания. Из аэропорта их забирают на машинах и отвозят в дом, в котором они будут жить до официального начала раскопок ближайшие три дня. Везут через весь город к единственному мосту – другого попросту нет, а все передвижения через Нил происходят с помощью парома либо моторных лодок.  На пыльных улицах Луксора шумно и грязно, египтяне громкие, несдержанные – это проявляется в том, как их водитель гневно ругается на пробку и как ругаются другие водители в ответ, и в том, как гудит поток машин рядом. Наполовину раздолбанные тук-туки и мопеды добавляют колорита. Пряные запахи специй и жареного мяса заставляют живот урчать. Благо он не один такой. В животах бурчит у всех. Чонину кажется, что их группа хочет лишь перекусить и как можно быстрее добраться до кроватей, где они, наконец, смогут отдохнуть.  Когда поездка заканчивается у дома, что находится на западном берегу Нила, все вымотаны окончательно.  Для девятерых студентов и молодого ассистента с кафедры египтологии, который является их сопровождающим из университета, организаторы раскопок сняли трёхэтажную уютную виллу с небольшим садом. Западный берег Нила в целом похож на деревню: окна в домах с деревянными ставнями, а лай собак то затихает, то начинается с новой силой. Их предупредили, что могут быть недолгие перебои с электричеством. И даже с учётом всех факторов, эту виллу можно считать щедрым подарком, потому что когда начнётся реальная практика, их ждут полевые условия и палаточная жизнь вблизи храма Хатшепсут.  Чонина с Йонасом, знакомым с отделения египтологии, селят в одну комнату с видом на улицы Луксора с малоэтажными зданиями, так похожими на их виллу. Вдали видны величественные горы, которые охраняют собой долину Дейр-эль-Бахри. У Чонина необъяснимая любовь к Египту появилась ещё в детстве и лишь крепла с возрастом. Может, дело в весёлом мультике “Тутанхомончик”, который показывали каждое утро, пока Чонин ел свои хлопья на завтрак. А может, дело в документалках ВВС, которые так любил смотреть его отец. Чонин частенько забирался к нему на диван, и такие уютные вечера они проводили вместе за просмотром очередного фильма.  Древний Египет, его история, тесная связь с богами, умение людей приспосабливаться к жестоким, а порой беспощадным условиям природы – всё это вызывало неподдельное восхищение и интерес.  Поэтому, когда пришло время выбирать, чем бы ему было интересно заниматься, выбор был очевиден. После душа Чонин растягивается на кровати и рассматривает свежую татуировку на внутренней стороне лодыжки, закинув одну ногу на другую, – жук-скарабей, поклоняющийся солнцу, на крыльях которого египетские пирамиды и песчаные барханы. В египетской мифологии скарабей считается символом возрождения из загробной жизни. А здесь, в бывших Фивах и вблизи долины Царей они не раз соприкоснутся с загробным миром, на то они и археологи. Чонин сделал её прямо перед отъездом, как напоминание о, возможно, самом запоминающимся событии в своей жизни.  Вымотанный дорогой, парень засыпает раньше, чем его сосед возвращается из душа. Из окна доносится приглушённый шум дневного города, который сейчас не раздражает, а, наоборот, баюкает уставших от дороги молодых людей. Чонину снятся бесконечные, обжигающие пески, высокие колонны, подпирающие звёздное небо, письмена на каменных стенах и дикие чёрные собаки, а ещё чьи-то пронзительные багрово-красные глаза.