горячие пески

Утром следующего дня всех студентов на крыше виллы за завтраком собирает ассистент кафедры. Чонин оглядывает небольшую толпу: после вчерашнего отдыха в кроватях и позднего ужина, который им любезно предоставил хозяин дома, выглядят ребята посвежевшими и без желания сдохнуть в глазах. Напротив, они все полны сил и немного взволнованы этим собранием.  Солнце явно проснулось раньше них, а потому терраса на крыше виллы уже залита светом, и голову ощутимо припекает. Чонин снова прячет глаза за козырьком кепки, пара светлых прядей выбивается из причёски и лезет в глаза. Попытки их сдуть ни к чему не приводят и всё остаётся как есть.  На столе типично египетская кухня, и пряно-сладковатый запах блюд пропитывает воздух. Ничего общего с привычным европейским завтраком это не имеет – хозяин виллы, который любезно заказал им завтрак из ресторана, рассказывает про фул медамес в глубоких глиняных мисках, блестящий от масла фатир, басбусу, посыпанную орехами и сахарной пудрой, и множество других блюд. На столе также много закусок, нарезанных овощей и фруктов, и даже привычный омлет. В середине трапезы к ним присоединяется симпатичный молодой мужчина арабской внешности, явно местный. Ассистент Планк знакомит студентов с ним. – Это Кахотеп, и он наш гид по Луксору и его окрестностям, а также наше спасение от неприятных ситуаций с местными, ведь так?  Кахотеп улыбается, кивком соглашаясь с вышесказанным.  – Думаю, что многое о истории и культуре Египта вы уже знаете по долгу учёбы, постараюсь не особо вас грузить. Воспринимайте меня скорее как сопровождающего, – карие глаза внимательно осматривают собравшихся ребят. На мужчине лёгкие светлые штаны и льняная рубашка на пару оттенков темнее, чёрные волосы легко вьются. Чонину он нравится, улыбка у сопровождающего какая-то располагающая, открытая. Когда по чашкам разливается ароматный кофе и утоляющий жажду каркаде, Кахотеп рассказывает немного о себе, что родился в Каире, как подростком часто уезжал смотреть на пирамиды в Гизе, представляя, как в далёком прошлом строители создавали их. Потом он как-то попал на археологические раскопки поодаль от туристической достопримечательности – тогда археологи нашли захоронения строителей тех самых пирамид. Кахотеп смеётся, что увиденное в то время настолько его захватило и вопрос, с чём он хочет связать свою судьбу, решился сам собой. Так он и поступил в Германский археологический институт, а в Луксор переехал после окончания университета и стажировки. Этот город буквально дышит древностью и поблизости постоянно ведутся раскопки. Шутит также, что далёкие предки, которые, возможно, и не предки вовсе, оставили им богатств и загадок ещё на пару столетий вперёд.  Парня приятно слушать, у него вполне сносный немецкий, но английский более беглый и явно лучше ему даётся. Тем более, объясняет гид, в музеях чаще всего вся информация на местном и английском, и, чтобы не возникало несостыковок из-за языков, им лучше будет общаться на нём. Никто из студентов не противится предложению, поэтому Кахотеп предлагает обсудить места, которые им было бы интересно посетить. Они быстро приходят к соглашению отправиться сегодня в Луксорский храм, а перед этим заглянуть в музей мумификации, что расположен поблизости.  – А мы можем после музея перекусить в городе и немного прогуляться по улицам, и только потом вернуться в храм ближе к закату? Туристов наверняка уже не будет. Сможем спокойно погулять. Вы не против? – Чонин смотрит на ребят, и никто не возражает. Кахотеп только пожимает плечами. – Главное, чтобы не устали от жары. Хотя вам нужно привыкать, на раскопках жара – это просто проклятье. Они ещё немного болтают о работе и археологических открытиях, ведь Кахотеп тоже будет принимать участие в проекте, ведущимся над храмом Хатшепсут. Довольно скоро солнце начинает ощутимо припекать и приходится закончить уже и так затянувшийся завтрак.  Перед тем как разойтись по комнатам, их сопровождающий просит быть аккуратными и рассказывает правила, которые лучше соблюдать при пребывании в городе. – Здесь запрещено фотографировать граждан Египта и их детей без письменного разрешения. Так что будьте аккуратнее, делая фотографии. Также необходимо соблюдать осторожность вблизи дорог и при их пересечении. Местные водители нередко грубо нарушают правила. – Да, это мы уже вчера успели заметить, пока добирались из аэропорта, – смеётся Лия, одна из двух девушек в их группе. Чонин тоже смеется, потому что да, не заметить такое очень сложно.  – Самая большая проблема – это так называемые приставалы, которых в Луксоре, к сожалению, становится всё больше. Они будут просить бакшиш, это чаевые по-местному. Не давайте им ничего. Конечно, я постараюсь быть рядом, но вы сами понимаете, может произойти что угодно. В данном случае пригодится выражение “лаа шукран”, что в переводе с арабского – нет, спасибо. Помогает ещё игнорирование, но ни в коем случае не кричите и не ругайтесь с ними. Ещё за бакшиш смотрители в музеях и храмах могут пускать посетителей в те зоны, которые официально закрыты, но тут я буду договариваться сам. Хорошо?  Студенты понятливо кивают, принимая то, что в чужой стране есть свои правила, и если тебе посоветовали придерживаться их, то лучше это сделать. Днём, когда все собраны и намазаны дополнительным слоем солнцезащитного крема, группа отправляется к переправе, чтобы на пароме добраться до восточного берега, где находятся все интересующие их храмы и музеи. Солнце уже в зените и долгое ожидание водного транспорта быстро утомляет. Даже близкое присутствие воды не особо помогает в борьбе с невыносимым пеклом. Чонину безумно жарко, по виску скатывается капелька пота, а белая майка неприятно липнет в районе лопаток. Отросшие светлые пряди снова так и норовят попасть в глаза – приходится снять кепку, чтобы убрать под неё мешающие волосы. Парень ловит на себе заинтересованный взгляд сопровождающего. – Что-то не так? – Нет, всё в порядке. Просто твои глаза, никогда не видел такого светлого оттенка.  – Родителям врачи сказали, какая-то генная поломка. Как ты можешь понять, на чистокровного европейца я мало похож, так что да. Получился немного бракованный.  Кахотеп не успевает ничего ответить, потому что прибывает паром и студенты наконец-то могут добраться на восточный берег города. Они укрываются от знойной жары в музее мумификации и, если честно, тот немного разочаровывает. Чонин застывает в проходе большой комнаты с парочкой экспонатов, которую кто-то, видимо, по ошибке назвал музеем. Других залов нет, лишь одна комната и всё. – Ян, подвинься! О, долгожданная прохлада, – на лице у Лии появляется блаженная улыбка.  – И это весь музей? – спрашивает кто-то из ребят у Кахотепа.  – Да, остальное либо было вывезено из страны, либо хранится по другим музеям. Вряд ли нам повезёт увидеть такое на раскопках, если будет что-то интересовать – спрашивайте. Они разбредаются по залу, осматривая экспонаты, Лия и паренёк из Берлина, Чонин не запомнил его имени, разговаривают с Кахотепом, обсуждая одну из фигур, лежащую в саркофаге.  – Немного странно тут, да? – Йонас незаметно оказывается за спиной. – Я даже испытал облегчение, что не придётся столкнуться с этим ещё раз. Чонин вздрагивает, а от лопаток бегут мурашки по всему телу: парень грешит на прохладу вентиляции и влажную от жары кожу. – Да, немного дискомфортно.  Но бояться глупо, тем более это всего лишь трупы людей и животных, о которых позаботились, чтобы сохранить. К тому же, он археолог и не такое ещё предстоит откапывать. Парень обходит помещение по кругу, читая описания, и останавливается рядом с группой ребят, которые разглядывают погребальные кувшины – канопы. Кахотеп негромко рассказывает о том, как менялась сама процедура мумификации в зависимости от периода и правления фараона. – Во времена Среднего царства внутренние органы начали извлекать через прямую кишку, а также вынимать мозг. Главные органы, такие как печень, желудок, кишечник и легкие, складывали в канопы. Как правило, они были украшены головами четырёх богов – сыновей Гора: Хапи с головой павиана, Дуамутеф с головой шакала, Кебехсенуф с головой сокола и Амсет с человеческой головой. В определённые канопы помещались определённые органы: Амсет хранил печень, Дуамутеф – желудок, Кебехсенуф – кишечник, а Хапи вмещал в себя лёгкие. В Новом же царстве органы начали извлекать через разрез от подвздошного гребня до…  Чонин морщится и отходит подальше, останавливаясь рядом с небольшой фигуркой собаки. Анубис – бог погребальных ритуалов и мумификации. Он был изображен на всех папирусах, глиняных горшках и дощечках, находящихся здесь. Своего рода это был его музей. Что-то неуловимо властное было в этой маленькой фигурке. Лежащая на вытянутых лапах собака выглядела статно и непоколебимо. Чонину сразу вспоминаются багрово-красные глаза из снов, и чем дольше он смотрит на статую бога, тем яснее видит эти глаза у него. Опасные, завораживающие своим потусторонним свечением. Его пальцы почти врезаются в охраняющее фигуру стекло, когда наваждение спадает. Кто-то из ребят зовёт его – они все уже собрались возле выхода и ждут задержавшихся. Чонин оглядывается на Анубиса в последний раз, но ничего странного или удивительного не замечает. Это просто ещё одно напоминание о далёком прошлом. Когда они добираются до Луксорского храма, Чонину кажется, что они перенеслись на пару тысяч лет назад, в другой мир. Каждый камень здесь и каждая статуя кажутся пропитанными древностью и могуществом, заставляя сердце трепетать даже спустя тысячелетия. При взгляде на колонны, уходящие в закатное небо и словно подпирающие его собой, чувствуется дыхание того времени, мощь и сила фараонов.  – Искусство Египта удивительно своей необъятностью, великолепием и строгостью. Только древние египтяне могли сотворить нечто подобное, – Кахотеп останавливается рядом с Чонином, осматривая древние письмена на стенах. Ян ничего не отвечает, потому что полностью согласен, потому что полностью увлечён этим великолепием. Древние камни словно вибрируют, стоит до них дотронуться кончиками пальцев. Они, видевшие правление фараонов, Александра Великого и римскую империю, скрытые песками на долгие века, всё также безмолвно наблюдают за временем настоящим.  – Во времена христианства здесь строились костёлы, а в 13 веке построили мечеть с гробом местного святого Абул Хагаги...  Чонин слышит голос сопровождающего словно через вату, всё ещё оглушённый величием места. Кахотеп также показывает предполагаемые места археологических раскопок, которые ведутся на территории сейчас, и рассказывает, что удалось там найти. Возвращаются они на виллу поздно и без сил, упорства хватает только на быстрый душ и перекус фруктами. Храм производит на всех неизгладимое впечатление, смотреть на изображение на экране своего ноутбука – это одно. И совершенно по-другому быть внутри этого места, дышать воздухом, пропитанным многолетней историей. В сон Чонин проваливается мгновенно, стоит голове коснуться мягкой подушки. Багрово-красные глаза вновь присутствуют в его сновидениях, а воображение, потревоженное яркими эмоциями дня, рисует чёрные, как смоль, волосы и такие же чёрные уши, заострённые кверху. Парень не чувствует опасности и доверчиво тянет руку, чтобы погладить меж ушами, хотя чужие красные глаза смотрят на него настороженно. Видение исчезает до того, как пальцы Чонина соприкасаются с волосами – он глубже проваливается в сон.