“Правда, бывают трудные минуты, но сопротивляйся им - повернись к дурному спиной, и твоя внутренняя весна не обманет тебя”. Тит Лукреций Кар
Несколько дней Хару не вела дневник и не подходила к своему компьютеру: уроки и домашние задания, весёлые праздники и школьный фестиваль, покупки, незатейливые и поднимающие настроение - всё это затянуло и заставило забыть как грустные мысли, так и мрачный, окрашенный в серо-чёрные тона мир неизвестного человека, которому девочка осмелилась дать совет. Наконец, настало воскресенье, которое Хару решила провести дома. Как давно вся семья не собиралась вместе за одним столом! Конечно, почти все вставали рано утром и завтракали одновременно, равно как и делили вместе ужин, но то была всегда поспешная трапеза, без души, без откровенных разговоров, словно люди, живущие в этом доме, всего и представляют собой, что безликую ячейку общества. Видимо, поэтому Хару так любила шумные компании друзей и посиделки с подружками: много смеха, невинные секреты, чаепитие и чувство единения, пусть не всегда настоящее, пусть не всегда то, что хотелось бы получить от близких людей, но тёплое, заботливое ощущение дружественности и уюта, то мимолётное и в то же время глубокое, что его нельзя променять ни на что. И вот сегодня родные стены дома отражали такой же смех, те же шутки и те же задушевные разговоры, что так любила слышать девочка в кругу своих одноклассников. На душе было тепло... «Улыбнись — и мир улыбнётся в ответ».* * *
...Порывистый ветер дерзко вырвал из рук Хару зонтик и начал терзать его, как терзает хищный зверь свою жертву, выворачивать спицы и больно хлестать, будто плетью, дождевыми каплями. Девочка побежала по дороге и успела поймать его, а затем, натягивая на себя капюшон, укрылась под навесом магазина, переводя дух. Вся ветровка, конечно, уже насквозь промокла, холодные капли стекали по замёрзшим пальцам, да и обувь, как оказалось, была выбрана совсем не по погоде. Сегодня всё не клеилось и растворялось неумолимо, как растворяется тонкая бумага, упавшая в грязную лужу. Вздохнув и будто бы по привычке слегка улыбнувшись, Хару сжала в руках свой зонтик и побрела домой, не дожидаясь, пока погода перестанет неистовствовать. Ей хотелось поскорее дойти до крыльца родного дома, лечь на кровать и, быть может, тихо поплакать в подушку... Совсем недолго, чтобы стало полегче, незаметно, пока не вернулась мать, только сегодня... Только сегодня, пожалуйста, можно? Её горячо любимый отец попал в больницу, и хотя врачи заверили, что его жизни ничего не угрожает, здоровье серьёзно пошатнулось. Рекомендации звучали одинаково: больше отдыхать и меньше нервничать, но, как оно обычно и бывает, слова не доходят до сердца, если то поддалось рассудку и не смеет выразить свои чувства. Добродушный человек, отец достаточно оптимистично относился к жизни и отшучивался, что бы ни происходило, хотя в определённые моменты и говорил очень серьёзные вещи с тоном, не терпящим возражений. Он и теперь шутил, утешая дочь и жену и мимоходом извинялся за то, что причиняет столько проблем — ведь кто знает, как долго ему находиться в больнице, как долго он не выйдет на работу? Хару подыгрывала родителям, не смея беспокоить их и всем своим видом и поведением показывая, что она сильная и тоже верит в лучшее. Как может быть иначе с человеком, который улыбается миру? Но мир такой хрупкий. Он может быть разрушен очень легко, и оттолкнуть от себя любого в своей обиде, и тогда улыбаться ему опасно. Ещё опасней плакать. Так легко может прекратиться беседа с дорогим человеком, так легко по щекам начинают катиться слёзы, так легко ветер вырывает из рук зонтик... И так трудно, так трудно становится улыбаться, чтобы люди вокруг, чей мир ещё не рухнул, не беспокоились зря, не чувствовали себя неловко, пытаясь понять, как утешить, не смотрели с жалостью. Люди должны — и могут — быть счастливы, и если твоя улыбка поможет хотя бы одному из них прожить ещё один день спокойно и счастливо, это стоит твоих личных эмоций, рвущихся из сердца, как тот сломанный, потрёпанный зонтик рвался из цепких объятий ветра... «Зачем?» Это был вопрос, обращённый не к Хару, но к самой её душе, хотя человек, оставивший комментарий в дневнике, лишь отреагировал на случайно данный ему совет, которому, разумеется, и не подумает следовать. Несмотря на то, что случилось в семье и несмотря на многочисленные переживания, важные и не очень, но скрываемые Хару ото всех, она продолжала видеть мир как нечто прекрасное. Солнце восходит каждый день, заливисто поют птицы, мягко шуршат листья на ветру, в классе всё так же смеются ученики и ворчит учитель, а пирожные с заварным кремом всё так же вкусны. И неизменно тепло, когда твои плечи обнимает некто, дорогой тебе, и неизменно утешающе звучат его слова, которые девочка проносила через всю свою жизнь: «Улыбнись — и мир улыбнётся тебе». Но мир этого пользователя был другим. Ему вряд ли говорили подобные слова, а если и так, то он быстро в них разочаровался. Его реплики отличались резкостью, отточенностью, краткостью. Каждое предложение заканчивалось точкой, будто подтверждая твёрдость намерений и убеждённость в своей правоте. Ни многоточий, ни эмотиконов, ни сомнений. Даже если в постах был заключен какой-то вопрос, он был тщательно замаскирован — казалось, даже от самого себя. Миура, будучи эмоциональным человеком, стало даже не по себе, и она на мгновение даже пожалела о том, что как-то прокомментировала этот дневник. И в то же самое время любопытство и желание помочь оказались сильнее. Ей, Хару, очень тяжело. Каково же ему? «Когда улыбаешься... себе или другим... на душе становится тепло...» - медленно, тщательно подбирая слова, печатала свой ответ Миура. Она не совсем понимала, зачем она это делает, но продолжала печатать, будто не ему, а себе доказывая и показывая, как отношение к окружающему миру может изменить если не всё, то очень многое. Она старалась облекать свои мысли не в эмоциональные и восторженные реплики с обилием смайликов, как привыкла это делать в своём дневнике, но аккуратно, кратко, аргументированно. Так пытаются подстроиться под человека, когда копируют его жесты, мимику, темп речи, так хотят открыться и понять... «...ведь мы не одни, даже когда верим в это».