Психически неуравновешенный

Приезд Хелен определённо обрадовал страдающего психиатра, что полдня ходил с улыбкой на лице. Он не забыл про их с Вару недавний разговор, но даже так негативные эмоции не могли пробить это счастье, которое наполняло трефового короля. Его сестра была единственным лучиком света, который всегда дарил тепло и наполнял энергией. Куромаку в целом было несвойственно угнетённое состояние, он просто всегда находился в пугающем покое. Вечно холодный и рассудительный — это его главные отличительные черты. Возможно, кому-то такая серьёзность могла показаться прекрасной, ведь Куромаку был уравновешенным, спокойным и понимающим человеком. Но за таким «идеалом» кроется и своя ужасная правда. А правда в том, что серый кардинал постоянно закапывает свои чувства и эмоции, чтобы не давать им выход. Простыми словами: Маку боится собственное «Я». Он привык к такому себе, который производит впечатление и вызывает доверие и уважение. Пусть доктор и понимал, что подобное ненормально, но всё равно не мог переступить через себя. Но если открыть «увлекательную» книгу по истории жизни психиатра, то можно понять, откуда берут начало его проблемы. Как и многие дети, Куромаку был счастливым ребёнком, которого любили родители, что давали своему сыну всё самое необходимое. Но когда пришла пора школы, настроение родителей и их отношение резко изменились. Мать, как самая требовательная, видела способности сына к обучению, поэтому хотела выжать из него максимум: самые высокие баллы по тестам, отличные оценки по предметам, идеально написанные олимпиады, первые места в различных конкурсах. И с каждым новым учебным годом женщина была всё более и более ненасытной. Она ставила перед своим ребёнком запредельные цели, а когда тот не мог до них дотянуться, — отчитывала по полной программе. Женщина не особо любила рукоприкладство, отдавая предпочтение моральному давлению. Его мать каждый день давила на психику, стояла над душой и галдела в ухо о правильности и неправильности вещей, об ошибках мальчика и его бесполезности. Детство Куромаку перестало быть счастливым с такой матерью, а отец, который тоже присутствовал в его жизни, но совершенно отсутствовал в воспитании, игнорировал существование своего чада. Мужчина ничего ему не запрещал, не хвалил за достижения и даже не разговаривал. Этому человеку было просто плевать на то, что происходит у Куромаку и как сильно на него давит женщина. Терпя такое отношение, Куро понял, что уже совершенно не хочет продолжать семейное дело в области хирургии, не хочет слушать свою маму, не хочет прогибаться под чужими правилами. Приняв для себя такую мысль к четырнадцати годам, он стал изучать, делать и говорить только то, что считал правильным для себя. Да, мама очень сильно выходила из себя в такие моменты: кричала на весь дом, обзывала и, кажется, несколько раз приложила руку к щеке ребёнка. Обидно ли было Куромаку? Конечно, ведь любому ребёнку станет обидно, что родная мать обращается с ним подобным образом. Обидно ли Куромаку сейчас? Вряд ли, потому что он отпустил обиды, чтобы не нагружать свои нервы и жить спокойно. В пятнадцать лет ему сказали, что у него будет сестрёнка. Какая была первая мысль у трефового короля? Сейчас он, возможно, и не вспомнит, но может догадываться, что пожалел будущую сестру, которой придётся жить по такому же сценарию, как и ему. Но каково было удивление парня, когда всё случилось наоборот: Хелен любили, уделяли время и внимание, покупали кучу игрушек и никогда не ругали за шалости. Но Куромаку подумал, что, быть может, когда Хелен пойдёт в школу, её тоже настигнет это проклятие в виде криков и требований матери. Но и такого не случилось. К дочке родители с самого рождения относились хорошо, в то время, как её брата считали чужим. К слову, чужим он стал в тот момент, когда заявил перед сдачей экзаменов, что он пойдёт на психологический факультет. И по восемнадцатилетию Маку собрал чемоданы, поцеловал любимую трёхлетнюю сестру в лоб, кивнул родителям и уехал в другой город. Мама, мечтавшая, что Куромаку станет хирургом, по сей день ненавидит профессию своего сына. Женщина не воспринимала психологию и все связанное с ней всерьёз, считая, что парень занимается ерундой и изучает бред. Трефовый король даже не пытался переубедить её, а просто каждый раз кивал на оскорбления в сторону того, что так нравилось ему. Единственное, что его тогда расстроило в сложившейся ситуации — это Хелен, которой мама пыталась доказать, что её брат предатель, которому нельзя верить. Но девочка никогда не прислушивалась к чужим словам о её брате, потому что всегда видела в нём пример прекрасного человека, который любил её просто за то, что она есть. Став чуть старше, она поинтересовалась у него: — Почему ты не ревновал родителей? Почему не ненавидел меня за то, что я забрала себе всё хорошее и никогда не получала от матери гнев? На это Куромаку лишь посмеялся, погладил чужие волосы и сказал: — Хелен, ты никаким образом не виновата в этом. Пусть второй клон и пытался убедить её в невиновности, но девочка ещё долгое время чувствовала эти угрызения, считая, что она лишила брата чего-то хорошего. Честно сказать, Куро удивлён, как смог сохранить здравый рассудок с холодным отцом и матерью, что вечно доводила его. Возможно, помогла собственная отстранённость и врождённое спокойствие. Парень никогда не отвечал матери криком, потому что не хотел тратить собственные силы, ведь внутренние ресурсы он направлял в учёбу. Уехав из «родного» дома, Куромаку приезжал туда только пару раз в год на праздники: Рождество и день рождения сестры. Мама и отец никогда не выражали бурной реакции, а лишь сухо приветствовали, в отличие от Хелен, которая бросалась на чужую шею прямо с порога. И каждый приезд трефового короля сопровождался тем, что мама демонстративно показывала, как сильно любит свою дочь, в отличие от сына, на которого старалась даже не смотреть. Но это не задевало его, он не винил свою сестру и даже был рад, что к ней проявляют родительскую любовь, хоть Хелен и чувствовала себя виноватой каждый раз, когда Куромаку это видел. — Доктор? — голос Вару вывел психиатра из воспоминаний. Он посмотрел на пациента, чья бровь медленно ползла вверх. — Вы зависли. — А, да… Извини… Просто вспомнил кое-что, — Маку потерянно проморгался, пытаясь вернуться в реальность и настроиться на работу. — На чём я остановился? — Вы даже не начинали, — Вару усмехнулся с чужой рассеянности, пытаясь не думать о том, что это показалось милым. Куромаку напряг память и начал вспоминать. Да, точно, он зашёл к Вару, сел в кресло, достал блокнот и принялся ждать, когда пациент заговорит, но тот настолько утомил своим молчанием, что психиатр невольно погрузился в свои мысли. Хотя кого тут обвинять, если трефовый король даже не спросил у Вару ничего, надеясь, что тот сам начнёт рассказывать о своих проблемах или прошлом. — Что ж, — серый кардинал кашлянул в кулак и посмотрел на Вару. Тот выглядел таким отстранённым и чужим. В глазах пропал тот самый блеск азарта, который доктор видел каждый раз, когда приходил в палату. Также в этой синеве не было прежнего интереса, который Вару проявлял по отношению к психиатру. Просто пиковый валет пытался держать себя в руках, что у него, в отличие от второго, отлично получалось. — Я хотел предложить тебе порисовать, что думаешь? — Какая-то глупая терапия выйдет, — зелёноволосый фыркнул. — Почему? Это очень помогает и расслабляет. Мы порисуем вместе с тобой на самые разные темы, — Куромаку слегка улыбнулся, — а это поможет мне лучше понять тебя. — Просто из меня художник, как из вас — непротиворечивый человек, — язвительно выдал пятый клон, слыша в чужих мыслях вопли бешенства. — Я вас обидел? — Нет. Нет, конечно, — говорит Маку с самой искренней улыбкой на лице и в это же время ломает одной рукой карандаш в кармане своего халата. Услышав тихий хруст, Вару невольно улыбнулся уголком губ, понимая, что слегка злит психиатра своей пассивной агрессией, которой било через край. — Ладно, можем порисовать в другой раз, — тихо соглашается пациент, чувствуя тянущую боль в сердце, но внешне оставаясь безмятежным. Не успевает психиатр ответить ему что-либо, как слышит слабую мелодию. Доктор достаёт телефон из кармашка, и рука невольно вздрагивает. Какой-то панический страх окатил его ледяной водой. Серые глаза смотрели в экран телефона и никак не хотели даже моргать. Мама, что не звонила ему несколько лет, сейчас настойчиво пыталась заставить парня ответить. Психиатр просто таращился в надпись «мама» и ощущал ком в горле, который так сильно давил. Взяв себя в руки, Куромаку отвечает на звонок и прикладывает телефон к уху. Он настолько был шокирован внезапным звонком, что даже забыл выйти из палаты, чтобы поговорить лично, а не при пациенте. — Да? Привет, — очень ровным и спокойным голосом говорит он, но на его лице можно было видеть только одну эмоцию — растерянность. — Я хотела узнать у тебя насчёт Хелен. Она доехала? А то никак не могу ей дозвониться, начала уже переживать, — быстро заговорила женщина, что даже не подумала поздороваться ради приличия. — Да, она доехала. У неё по дороге телефон разрядился, поэтому не ответила тебе, — всё ещё спокойно и уверенно говорит Куромаку, но лицо его никак не меняется, что прекрасно передавало внутренние переживания. — Как она? — Нормально. Мам, извини, я на работе, поэтому у меня нет времени поговорить. Если хочешь, я отнесу телефон Хелен, чтобы ты сама всё у неё спросила, — серый кардинал старался максимально быстро закончить этот разговор, что вызвал у него лишь лёгкое отвращение. — Подожди, она сейчас прям в психушке твоей? — прошипела мать, заводясь. — Немедленно отвези её домой! Ты что, совсем свихнулся?! — резко заорала она. — И чтоб больше моя дочь не была в этой дурке для отсталых, ты меня понял?! Почему ты изначально не отвёз её к себе, когда она тут появилась? — Я предложил Хелен вызвать такси до дома, но она хотела навестить знакомых среди работников больницы, — Куро устало закрыл глаза, понимая, что лишних криков ему не избежать. В его голосе проскользнула небольшая дрожь. — И почему ты её послушал?! — ещё громче закричала женщина. Куромаку отнял телефон от уха, которое пронзила боль от такой громкости. — Ты же знаешь, что ей не место там! Там, где больные люди, как ты! Тебе уже тридцать лет, а объясняю, как маленькому мальчику! — вопила женщина, заставляя собственного сына слабо поморщиться. — Быстро увёл её оттуда, иначе я не знаю, что сделаю с тобой. — Мам, ты же знаешь, что если Хелен что-то решила, то отступать не будет, поэтому мне нет смысла её упрашивать уехать отсюда, — безэмоциональным тоном отвечает трефовый король, которого уже начало трясти. — Какая же ты ошибка… — прошипела она. — Ошибка природы, Куромаку. Я так тебя ненавижу, что жалею, что не сделала аборт, когда могла! — Ты бы не сделала аборт тридцать лет назад, потому что надеялась на прекрасного ребёнка и не знала, что он разочарует тебя, руша все твои ожидания и планы, — второй клон позволяет себе улыбку, понимая, что играет с огнём. — Вы ж посмотрите! Нахватался своих штучек умных и теперь мозги другим забивает. И только не надо говорить мне, что у меня какие-то проблемы с головой, — она посмеялась, — я и без тебя прекрасно знаю, чертов психолог или кто ты там! — вскрикнула она, заставив Маку вновь поморщиться от звука. — Психиатр, если тебе интересно, — он знал, что ей неинтересно. — После твоего плевка в душу, мне уже неинтересно, кто ты такой и чем занимаешься. Ты неблагодарный сын, которого мы растили, кормили и одевали, а ты наплевал на всех и сделал так, как захотел! Мне стыдно даже думать о том, что ты мой сын, которого я сама и породила! — У тебя есть чувство стыда? — саркастично выдаёт Куромаку, но мать не восприняла его фразу. — До восемнадцатилетия Хелен я больше не отпущу её к тебе, — пригрозила мать, которая не слышала уже никого и ничего вокруг себя, — потому что ты безответственный выродок! — Хорошо, — трефовый король коротко кивнул сам для себя. Он не хотел спорить с матерью или выводить конфликт на новый уровень, поэтому он просто согласился с ней, зная, что та всё равно не будет слушать сына, которого ненавидит. Но сердце предательски загрохотало в грудной клетке, показывая, что психиатра смогли вывести на какие-то эмоции. Он не был удивлён чужим словам, но они всё равно оставляли ужасные ожоги на душе, что так больно тянули. — Как хорошо, что она приехала к тебе на пару дней, — облегчённо выдохнула мать и отключилась. Куромаку услышал гудки, после чего медленно отнял телефон от уха и около минуты смотрел в экран, пока тот не потух. Вару всё это время неотрывно смотрел на доктора, который весь разговор хмурился и прикусывал губу, чего сам психиатр явно не замечал, думая, что внешне абсолютно спокоен. Юноша слышал крики женщины, которую второй клон почему-то до сих пор называл матерью. Подросток услышал каждое её слово, которое было пропитано змеиным ядом — отравляющим и губительным. — Извини за это, — тихо произносит Куромаку, когда пришёл в себя и понял, что не вышел из палаты. Неловкий взгляд серых глаз плавно переходит от пола на пациента, на лице которого было лёгкое удивление. Но так казалось только внешне, потому что Вару старался скрыть ту бурю эмоций, что поселилась внутри. Услышанное так разозлило пикового валета, что он хотел лично наорать на эту женщину, а Маку — прижать к груди и обнимать, пока тот не почувствует заботу, которой, кажется, обделили его. — За что она так с вами? — очень тихо задаёт вопрос Вару и кусает губу, надеясь, что Куромаку не уйдёт от ответа. Почему-то именно сейчас юноше было необходимо узнать что-то личное. В его жизни встречалось много жестких людей, но мама или даже тётя никогда не окунали его лицом в грязь. — Мама невзлюбила меня сразу, как я пошёл в школу, — начал трефовый король, который совершенно забил на правило того, что он не рассказывает о своей личной жизни пациентам. — Она всегда требовала быть первым во всём. Я старался, но не оправдывал её надежд, поэтому она постоянно срывалась на меня… — говорить стало тяжело. — Но я рад, что с Хелен она совсем другая, потому что я бы не пережил такого же сценария в жизни сестры, хах, — доктор слегка усмехается. — Вы… обижены на мать? — неловко спрашивает Варушка, видя, как другой человек открывает ему свою душу. — Нет, — Куро пожимает плечами. — Лет в восемнадцать, когда ушёл из дома, я был обижен. Но я давно проработал это, поэтому ничего к ней не чувствую. Просто её крики действуют на нервы, так что я стараюсь не общаться с ней именно по этой причине. — И она, как я понял, ограничивает ваше общение с Хелен? — Да. Я приезжаю к ним пару раз в год на праздники, чтобы увидеть сестру. Но даже в такие дни мать старается сделать так, чтобы мы меньше времени провели вместе. Мама даже не дала ей мой новый номер телефона, а мне сказала, чтобы я не смел писать или звонить сестре. Я знаю, что она точно наговорила Хелен кучу вранья насчёт меня, но она девочка умная, поэтому не поверила. — А как Хелен относится к ней? — Ну, она любит её, потому что мама дала ей очень много всего хорошего. У сестры не было ни одной жалобы на мать, потому что та ни разу не сделала ничего плохого в её сторону. Но Хелен осуждает такое отношение ко мне и знает, что не может никак повлиять. — Но хорошо, что ваша сестра не верит словам матери и продолжает вас любить, — Вару невольно начал улыбаться, вспоминая сегодняшнюю встречу. — Да. Не знаю, что бы я делал, если бы Хелен отвернулась от меня, — Куромаку грустно улыбнулся, смотря куда-то мимо Вару в окно. — Вы сказали, что мама не делала ничего плохого Хелен, но она же буквально врёт ей про вас, — слегка возмутился пациент. — Хелен уже думает, что та с ума сходить начала, — Куромаку рассмеялся. — Чего я не отрицаю. Психиатр опустил уголки губ, прокручивая недавние слова матери. «Выродок», «ненавижу тебя» — всё это очень больно резануло по сердцу. — Я вспомнил Рождество, — Маку прикрыл глаза. — Это было пять лет назад… Мне двадцать пять, Хелен — десять. Родители подарили ей какой-то интересный и очень хороший подарок, а мне ничего, как обычно… Ну, я не завидую и не злюсь, а так, к слову, — серый кардинал приоткрыл веки и посмотрел на Вару, который с интересом слушал. — Хелен заметила это и спросила у мамы, почему я остался без подарка? Ей сказали, что я очень-очень плохо себя вёл в этом году, поэтому Санта не принёс подарок для меня. Вару поджал губы, ощущая, как сжалось сердце. — Хелен надула щёки, нахмурилась и сказала, что я очень хороший человек. Она взяла меня за руку и повела к ёлке, где лежал подарок от неё. Она сшила белого кота, — Куромаку чуть улыбнулся, вспоминая, как червовая дама увлеклась вышиванием игрушек. — Он до сих пор лежит у меня на полке, да и после этого подарка я решил завести себе настоящего белого кота, чтобы он напоминал о сестре и о том, как сильно она меня ценит… Я правда был счастлив получить от неё подарок, который она сделала своими руками. Вару почувствовал, как к глазам подступила влага. Этот рассказ так тронул его, что пациент сам себя не узнал. — После этого Хелен протянула мне подарок от родителей и предложила забрать и его, чтобы я не грустил. Но я отказался, по ясным причинам, и принял только белого кота. После этого Хелен делала мне подарки на каждый праздник и упрашивала родителей приглашать меня на мой день рождения домой, потому что она хотела поздравить меня лично. Слушая психиатра, Вару многое переосмыслил. Казалось, будто он взглянул на этого человека по-новому, что сильно ударило по восприятию. Сейчас Куро казался обычным человеком, которого в детстве очень сильно ранил родной человек. — Хелен и вправду замечательная, — зелёноволосый усмехается. — Вам повезло с сестрой. — Это точно, — Куромаку позволяет себе улыбку, после чего расслабляется, отпуская разговор с матерью, чтобы он не беспокоил лишний раз. — Что ж, вернёмся к нашему изначальному разговору?

***

Вечером брат с сестрой оказались в квартире. Хелен сидела на диване, чувствуя лёгкую усталость от насыщенного дня, а Куромаку лежал головой на её плече. Психиатр был измотан, но счастлив, что может провести время с родным человеком, который ласково и с особой заботой перебирал его волосы. — У тебя появилось свободное время, Куро, поэтому я жду, когда ты расскажешь про свою жизнь за последние два года, — напомнила девочка, почувствовав, как брат на её плече слегка вздрогнул. Она уже успела заметить, что парня что-то беспокоит, но не хотела вытаскивать информацию силой, надеясь, что трефовый король сам поделится переживаниями. — У меня скучная жизнь, солнце, — Куромаку чуть потёрся головой о её плечо. Белый кот появился в комнате и прыгнул девочке на колени, сразу же начав ластиться. Хелен запустила пальцы в мягкую шёрстку и принялась поглаживать правой рукой животное, а левой — брата. — Вы как два котика сейчас. Ну, только он, — девочка кивнула на пушистый комок, — и вправду кот, а ты — мой брат. — Я бы не отказался стать котом, чтобы спать целыми сутками и мурчать под чужими руками, — сказал серый кардинал и слегка покраснел, когда в голове резко возникли руки Вару. Под пальцами этого юноши он был готов таять и закатывать глаза, томно вздыхая. Мысли об этом так сильно смущали, что доктор был рад, что Хелен не видит его лица в данный момент. — Может, расскажешь сначала ты? — предложил трефовый король. — Куро, я тебе за этот день уже всё рассказала, — рассмеялась белокурая. — Предлагаешь мне начать выдумывать? — А почему бы и нет? Ты с детства удивляла всех своей фантазией. Я любил слушать твои выдуманные истории, которые ты переписывала в сказки. — Да, — с нотками грусти согласилась она. — Жаль, что я бросила это занятие. Но зато нашла себя в рисовании, что, кстати, благодаря тебе. — Ха-хах, — мелодично рассмеялся психиатр, — я рад, что помог тебе найти любимое дело. — А ты? Ты больше не рисуешь? — Ну, вместе с работой у меня остаётся мало сил на свои увлечения, поэтому очень редко. Последний раз рисовал чуть больше месяца назад. Куромаку вспомнил, как закрыл альбом и откинул карандаш, когда понял, что на листе вырисовывается до боли знакомое лицо. После этого он не возвращался к рисованию, боясь, что вновь нарисует там своего пациента. — Эй, Куро, — слегка жалостливым голосом позвала сестра, — что с тобой? Куромаку вопросительно хмыкнул и приподнял голову с чужого плеча, чтобы посмотреть девочке в глаза. На её лице отражалась тревога за брата, который в прошлую их встречу казался более живым. — Ты о чём? — с непониманием спросил парень. Нет. Он прекрасно понимал. Маку не был дураком. Он понял, что Хелен уже давно увидела в его душе рану, которая кровоточит. — Слушай, у всех бывают проблемы, поэтому тебе не стоит переживать за меня, — начал успокаивать серый кардинал. — Нет, Куромаку. Я чувствую, что это проблема другого рода. Это то, что гложет тебя глубоко внутри, а такое с тобой бывает крайне редко. Куромаку всегда поражался проницательности этой девочки, которая прекрасно видела людей насквозь. Доктор устало склонил голову и провёл ладонью по лицу, снимая маску и показывая себя настоящего, потому что врать или недоговаривать сестре абсолютно не хотелось. — Ложись, — Хелен аккуратно переложила кота на диван и похлопала рукой по коленкам. Второй скромно улыбнулся и лёг головой на её ноги, как было раньше, когда маленькая Хелен смотрела на его лицо и перебирала мягкие волосы. — Ты очень умна, — похвалил он. — Нет. Просто я тебя слишком хорошо знаю, несмотря на то, что нас ограничивали в общении, — она тяжело вздохнула, запуская пальцы в чужие волосы. — Рассказывай. — Даже не знаю, с чего начать, — Маку усмехнулся и закрыл глаза, придаваясь приятным ощущениям. — С самого начала. — Это будет тяжело… — Тогда скажи прямо, что тебя волнует, а там само пойдет, — успокоила его девочка. Куромаку открыл рот, чтобы сказать, но тут же закрыл его. Сомнения посетили его голову, но хуже сомнений оказался стыд. Стыд признаться кому-то в том, в чем он даже самому себе признался через силу. Доктор слегка сжал ткань кофты пальцами, нервничая. — Ты боишься? — Мне стыдно, — обречённо ответил трефовый король. — Ты что-то сделал? — Ну, можно и так сказать… — Ох, Куро, ты же знаешь, что я никогда не осужу тебя. Я всегда пойму и приму, — девочка улыбнулась, зная, что брат не видит её улыбки под плотно сомкнутыми веками. — Ладно, — сдался Куро, прикусил губу и дал себе ещё пару секунд, чтобы решиться. — Я влюбился в собственного пациента. Он боялся открыть глаза и увидеть лицо Хелен. Тишина давила на него, он не знал чужой реакции, но его успокаивала лишь рука сестры, которая не дрогнула и не перестала гладить его голову после признания. — Ой, — девочка улыбнулась, — это не тот самый милый мальчик, к которому меня не подпустил Джокер? Куромаку истерично посмеялся в своей голове. Да, милый и всегда недовольный мальчик, он самый. — Да. — Вару, кажется? Ну, так ты его назвал, — Хелен задумалась. — Он красивый, поэтому я хочу нарисовать его. — У нас что, одинаковый вкус? — Куромаку приоткрыл один глаз и посмотрел на улыбающуюся сестру, которая пожала плечами. — И почему ты так переживаешь из-за этого? Чувства невзаимны? — Я не знаю, — потерянно ответил парень, чьи щёки начали краснеть. — Меня не это волнует… Волнует, что я нарушаю правила. Ты же знаешь, что нельзя сближаться с пациентами, потому что это нарушение этики. — Ох, Куро ты всё так же строг к себе, как и раньше, — рассмеялась червовая дама, наматывая на палец прядку у чужого лба. — Забавно, — Маку хмыкнул. — Я, тридцатилетний парень, жалуюсь на любовные муки пятнадцатилетней сестре. — И что в этом плохого? Хелен провела пальцами по щеке Куромаку, понимая, что тот начинает нервничать. — Куро, если твои чувства сильны, отпусти уже правила и дай себе свободу. — Не могу… Я ощущаю себя предателем… — Родители тоже считают тебя предателем лишь за то, что ты пошёл учиться туда, где тебе интересно. Но ты же понимаешь, что это бред? — Понимаю. — Просто перестань делить всё на чёрное и белое, — ласково сказала Хелен. — Это неправильно. Я не могу иметь отношений с пациентом, потому что это неэтично… это неправильно, — сказал серый кардинал и подавился воздухом от волнующей темы. — Не надо искать, что правильно, а что нет, потому что ничего правильного в этом мире не существует, — серьёзно выдала белокурая. Куромаку открыл глаза и посмотрел на сестру, что сидела со спокойным выражением на лице и старалась поддержать брата. — Если ты переживаешь насчёт работы, то заведи отношения с Вару после того, как он выпишется, — предложила девочка. — Тогда ты не будешь думать, что подставляешься и делаешь что-то незаконное в стенах больницы. — Так тоже нельзя, — вымученно проговорил Куромаку, у которого от боли пробило дыру в груди. — Тогда ты будешь вечно бегать от себя, — выдохнула девочка, прикрывая глаза. Ей было жалко брата, который жил одними ограничениями, правилами и ответственностью. — Куромаку, сядь и подумай, что для тебя действительно важно, — шёпотом проговорила она и открыла глаза. — ты не лишишься работы за связь с пациентом, если тебя на этом никто не поймает, верно? — Верно, но я сам себе этого не прощу… — А что ты скажешь насчёт Вару? Может, ты боишься, что он расскажет кому-то об этом? — Вряд ли, — трефовый король судорожно втянул носом воздух, ощущая покалывание в глазах от желания заплакать. — Кажется, я сделал ему больно тем, что оттолкнул его… — Значит, чувства взаимны? — мягко улыбнулась червовая дама, проведя ладонью по чужим волосам. — Я не уверен, но… возможно? — второй клон криво улыбнулся. Он поднялся и сел, смотря на сестру. Куромаку видел, как сильно та переживала и хотела помочь. Доктор ценил её старания, поэтому рывком прижался и крепко обнял девочку, пытаясь выразить благодарность действиями, а не словами. Хелен нежно поглаживала его по спине и улыбалась. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Куро, — прошептала она. — Поэтому подумай хорошенько над этой ситуацией. Она оставила короткий поцелуй на лбу брата, показывая свою заботу. — Из всех людей я доверяю только тебе, — шепнул доктор. — Наверное, поэтому ты первый человек, кому я признался в этом…