Искупление

      Блики солнца скакали по поверхности воды и терялись среди лодочек кувшинок, разросшихся вдоль берега пруда. Лёгкое дуновение ветра заставляло водное зеркало сверкать тысячами бриллиантов, играя светом на бронзовой коже демона, по пояс стоявшего в пруду.       Чонгук выглядел, без лукавства, просто потрясающе: сильные мышцы красиво двигались под кожей, завораживая грацией движений их обладателя; сама кожа словно сияла изнутри, а крохотные капли воды на ней лишь усиливали это сияние. Ёсан без лишней скромности любовался мужем, закутавшись в его черную рубашку и удобно устроившись на мягкой траве под деревом. Каждое движение его любимого демона завораживало и вызывало невольную улыбку от осознания, что тот принадлежит только ему. И Ёсану самому хотелось принадлежать каждой своей частицей своему супругу до конца вечности.       Демон отбросил мокрые волосы назад резким движением головы и направился обратно к берегу, мягко улыбаясь Ёсану. Что уж греха таить, ему чертовски нравилось, когда старший вот так смотрел на него, не в силах оторвать взгляда. В такие минуты суккуб выглядел особенно очаровательно, отчего Чонгуку хотелось зацеловать его до невозможности. Собственно, он редко себе в этом отказывал.       — Ты так однажды прожжешь во мне дырку своим внимательным взглядом, знаешь? — усмехнулся Чонгук, опускаясь на траву рядом со старшим и предварительно надев брюки.       — Ничего не могу с собой поделать — ты чересчур красив, чтобы отказывать себе в удовольствии на тебя смотреть, — фыркнул Ёсан, прижимаясь щекой к усеянной капельками воды груди демона. — Нужно предъявить Тэхену претензию по этому поводу. Что это такое — он рожает слишком красивых детей!       — О, думаю, папа свалит всю вину на отца, — принц прислонился спиной к стволу дерева и приобнял Ёсана за плечи, зарывшись носом в волосы на макушке. — А потом, конечно же, напросится на комплименты от него же.       — В этом весь Тэ. Но это не отменяет того факта, что вы с Юйлань очень красивые. Даже слишком красивые для демонов. Примесь эльфийской крови в твоём папе дала свои плоды.       — Все же сочетание разных народов позволяет увидеть всю многогранность чужой красоты. Только представь, какими будут наши дети, — мечтательно вздохнул Чонгук. — Бьюсь об заклад, они будут просто невероятными! И изумительно красивыми, ведь у них будет такой чудесный папа, как ты.       Ёсан коротко пожал плечами, больше увлеченный покачиванием кувшинок на пруду. Чонгук не в первый раз заводил разговор о детях, но прежде суккубу удавалось легко уходить от темы, отвлекая его чем-то незначительным, будь то цвет его нового наряда или предстоящий визит титулованных гостей. Он надеялся, что вскоре принц позабудет об этих мыслях и оставит его в покое, но каждый новый раз заставлял Ёсана все больше усомниться в осуществимости подобного сценария.       Не сказать, что ему был неприятен разговор о детях или не хотелось посидеть и помечтать о том, какие они могли бы быть… Но одна лишь мысль о беременности вызывала волны ледяных мурашек по коже и дрожь в руках, да такую, что приходилось срочно за что-нибудь хвататься. Расстраивать Чонгука собственной реакцией не хотелось, так что Ёсан предпочитал избегать проблемной для себя темы.       Но, похоже, демон отступать не собирался…       — Любимый, может, мы заведем ребенка? — мягко спросил Чонгук, так и не дождавшись реакции мужа на предыдущую фразу.       Ёсан мысленно чертыхнулся. Ну почему сейчас? Все было так чудесно, спокойно и хорошо! Вокруг ведь не так много всего, чтобы можно было отвлечь внимание принца. Значит, придется думать ещё лучше. Повезло, что в такие моменты он научился очень быстро соображать.       — Боги, Гук-и, я совсем забыл! Намджун и Сокджин приезжают сегодня во дворец! А мы тут прохлаждаемся! — Суккуб торопливо отстранился и поднялся на ноги, принимаясь разыскивать на траве свою одежду. — Вставай скорее, они ведь обидятся, если мы не будем в числе встречающих!       Чонгук сжал губы в тонкую линию, наблюдая за действиями старшего, и даже не думал двигаться с места. Темные глаза внимательно следили за каждым отрывистым и нервным движением суккуба, пока тот надевал на себя брюки и пытался расстегнуть пуговицы чужой рубашки на себе.       — Ёсан, ты не можешь сбегать от этого разговора вечно, — наконец сказал Чонгук, когда Ёсан все же сменил рубашку. Тот сделал вид, что ничего не услышал, поправляя одежду. — Объясни мне, что не так. Ты не хочешь детей?       — Гук-и, не неси чепухи, — фальшиво засмеялся парень, не в силах смотреть на мужа. — Конечно, я хочу. Но у нас нет времени говорить об этом сейчас.       — У нас каждый раз нет времени. Даже если у нас не было планов, они резко появляются, стоит мне только упомянуть ребенка. Да, душа моя, я заметил, как ты «мастерски» избегаешь этой темы, — Чонгук подтянул одно колено ближе к груди и закинул на него руку, не отрывая взгляда от супруга. — Прекрати это. Мы с тобой клялись быть честными друг с другом и не скрывать ничего, что может повлиять на наши отношения. То, что происходит сейчас, ну никак не говорит о том, что ты со мной честен. Ёсан, я давно не ребенок. Я твой муж. И я должен знать о том, что тебя беспокоит.       Суккуб отчаянно кусал губы и заламывал пальцы, пока Чонгук говорил. И с чего он, глупый, решил, что тот не догадался о его смехотворных попытках увильнуть от разговора? Чонгук ведь вовсе не дурак, да и живёт с ним бок о бок уже не первый год — ему ли не заметить, что супруг что-то скрывает?       Но как объяснить ему? Как рассказать любимому самую большую и глубоко ранившую его сердце тайну? Ёсан заставил самих правителей Нгара дать клятву о том, что они никогда не расскажут сыну об этом! Потому что даже спустя без малого тридцать лет грудь словно сжимало жёсткими тисками при одном только воспоминании…       Чонгук, слава Древним богам, был невероятно терпелив и молча наблюдал за терзаниями суккуба. Он был прекрасно осведомлен, что тому просто нужно дать немного времени собраться с мыслями и взять эмоции под контроль, а после Ёсан выложит все, что у него на душе. Увы, слишком долго его заставляли держать в себе все, что так необходимо было выплеснуть.       Слегка подрагивающей рукой Ёсан заправил прядь длинных волос за ухо, а после медленно опустился на колени рядом с Чонгуком и зажал ладони между бедер, словно это помогало ему сосредоточиться.       — Я… Пойми, дело совсем не в тебе и не в том, что я не хочу детей. Я хочу!.. но не могу… — последние слова прозвучали почти шепотом, едва не затерявшимся в шелесте листвы над их головами.       — Что это значит? — нахмурился принц. — Почему не можешь? Дело в брате отца?       Ёсан коротко кивнул и опустил голову ещё ниже, скрывая бледные щеки за занавесом длинных волос. В Нгаре существовало негласное правило — не упоминать прежнего Черного Принца. И особенно строго оно соблюдалось в королевском дворце, где было слишком много пострадавших от его действий существ. За это Ёсан был до глубины души благодарен Хосоку. Но особенно он был благодарен мужу, который, нося то же имя, никогда не называл им Черного принца.       — Ёсан, мы ведь говорили об этом. Я — не он. Мне казалось, мы…       — У меня уже была одна беременность, — перебил суккуб, крепко зажмурившись.       — Что?..       Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Ёсан снова заправил за ухо непослушную прядь, но так и не поднял взгляда.       — В то время… В то время твой отец перестал привозить с собой Тэхёна в королевский дворец, а я уже полтора года был наложником… По столице поползли слухи, что фаворит Верховного носит дитя, потому он прячет его в своем замке и никуда с собой не берет. Его Выс… Господин прислушивался ко всему, что касалось его брата. Поэтому он решил, что, раз Хосок скоро станет отцом, то и ему нужен наследник. Потому… потому уже через месяц я носил под сердцем дитя… — Ёсан судорожно перевел дыхание и торопливо смахнул слезу со щеки. То, через какую боль и унижение он обрёл свою беременность, рассказывать не было никакого желания. Да и ни к чему это Чонгуку. Прошлого не воротишь, а от рассказа не станет легче ни ему, ни самому Ёсану. — Честно говоря, не знаю, что я чувствовал в то время. С одной стороны я был в ужасе, потому что внутри меня росла частица существа, которое было настоящим чудовищем… Но с другой я был счастлив, потому что больше не был один в этом проклятом дворце. У меня должен был появиться ребенок, о котором я мог бы заботиться…       Чонгук, за все это время едва ли моргнувший, медленно закрыл глаза и опустил голову, не в силах видеть во взгляде напротив ту боль, что пришлось пережить его мужу. Боги, зачем он вообще вынудил его говорить об этом? Все ведь было ясно, как день! Но ему же всегда нужно докопаться до сути!       — Те несколько недель были… не такими ужасными, как вся моя жизнь при Господине. Я говорил с ребенком, уже представлял, как будет расти живот, как он начнет толкаться, а потом родится. В те моменты мне казалось, что все может стать лучше со временем… Но я был глупым мальчишкой, позабывшим о том, чьей собственностью являлся. Господин, не смотря на мое положение, даже не думал отказывать себе в моих визитах, а так же в его планы не входило быть хоть каплю осторожнее. Напротив, он словно сделался ещё более жестоким… После почти целых суток в его покоях и целой череды избиений и насилия ребенка я потерял…       — Боги, Ёсан…       — Спустя неделю после этого, когда я ещё не до конца оправился, твои родители приехали во дворец, — продолжил суккуб, не способный теперь остановить поток слов. — Именно тогда я узнал, что никакой беременности у Тэхёна не было. И что мои страдания были впустую. Это было так больно… Больно и чертовски обидно. Особенно, когда Господин после этого, не скрывая, сказал, что, даже если бы я выносил этого ребенка, сам убил бы его. Потому что не собирался ни с кем делить свой трон.       Повисла долгая, звенящая тишина, нарушал которую только шелест листвы над их головами. Все спокойствие и негу, что разливалась вокруг прежде, словно бы раскрошило в пыль. Ёсан чувствовал себя опустошенным и уставшим, словно провел целый день на тренировке, подобной тем, на которых иногда пропадал Чонгук. Все, чего ему сейчас хотелось — это вернуться в их покои, зарыться с головой под одеяло и пролежать так несколько дней. Ненавистное ощущение собственной беспомощности и обречённости неприятно скреблось внутри, будто все, что он пережил, произошло совсем недавно, а не десятки лет назад.       — Прости, мне стоило рассказать тебе об этом раньше. До того, как мы поженились… Я до сих пор испытываю стыд за это, ведь будь я чистокровным, смог бы…       — Ты серьёзно? Ты винишь себя?! — Чонгук ошеломленно посмотрел на старшего. — Винишь себя в потере ребенка, а не это чудовище?! Даже зная, что он все равно убил бы его?!       — Я должен был…       — Ты ничего никому не был должен. Ты жил под гнетом отвратительного существа, которое издевалось над тобой и в итоге собиралось убить! И во всем случившемся виноват этот ублюдок, а не ты, — отчеканил Чонгук, а после переместился ближе, взял Ёсана за плечи и вынудил посмотреть на себя. — Любимый, как ты не понимаешь? Ты был таким юным… Ты был почти ребенком ещё! Ты не заслуживал всего того, что свалилось на тебя с приходом безумца. И уж тем более нет ни капли твоей вины в том, что ты, будучи совершенно к этому не готовым, испытывая на себе невероятную жестокость, потерял дитя.       Верховный чувствовал, как чужие плечи под его ладонями с каждым произнесенным словом подрагивают сильнее, и не отрывал взгляда от наполняющихся слезами глаз суккуба. Ёсан выглядел таким маленьким, беззащитным и сломленным в эти минуты, словно так и остался тем четырнадцатилетним мальчиком, которого приволокли в королевский дворец и отдали на растерзание жестокому принцу. И любой другой на его месте вряд ли смог бы пережить весь этот ужас… Но Ёсан смог. И даже начал новую жизнь, пытаясь позабыть прошлое, пусть и не всегда это выходило как надо. Но теперь у него был Чонгук, который готов был помочь ему и поддержать во всем.       — Я так мечтал о ребенке, Чонгук… — срывающимся голосом прошептал суккуб, больше не пытаясь сдержать рыданий. — Но я боюсь… Боюсь не справиться… Боюсь снова потерять… Я не выдержу… Я не… не смогу…       — Тшш, душа моя, — принц притянул супруга к себе, кутая в объятья и словно пытаясь тем самым спрятать его от всего мира. — Мой маленький, мой нежный мальчик… Если бы я только знал, то ни за что не стал бы давить на тебя. Прости меня, Ёсан-и. И не вздумай сейчас говорить, что сам виноват, потому что скрывал это. У тебя были на то причины. Я прошу прощения именно за то, что тебе пришлось снова вспомнить и пережить это все из-за моих расспросов. Обещаю, больше никаких разговоров о детях, пока ты не будешь готов. Даже если на это понадобятся десятки и сотни лет. Я буду ждать, любимый. И докажу, что мы с тобой сможем стать лучшими родителями, которых видел весь Подлунный мир. Потому что уж ты точно будешь прекрасным папой, я в этом уверен.       Ёсан жался к демону и громко всхлипывал, даже не пытаясь поскорее успокоиться, как делал всегда. Сейчас ему было необходимо выплеснуть всю скопившуюся за долгие годы боль, которая отравляла его сердце. Ему точно должно стать легче. Особенно когда рядом Чонгук, благодаря которому Ёсан смог стать счастливее, чем когда-либо в своей жизни.       И пока рядом с ним его любимый Верховный, Ёсан готов был встретиться со своими страхами лицом к лицу. Потому что только с ним он по-настоящему начал жить. И за это счастье он должен бороться до самого конца.