┈───ᗊ───┈
— Где я, и кто ты, проклятый черномаг? Мальбонте вздохнул, смотря на запертую дверь кабинета — туда, куда ему не попасть в ближайшее время. Зачем он отпустил Купидона на день святого Валентина? Почему теперь вместо исповедей у него «вот это» — люди и не люди, которые не могут разобраться в собственных чувствах? Огромный полуголый альбинос прожигал Мальбонте взглядом, который был острее хопеша в его правой руке. Священник был готов закатить глаза, а может и рассмеяться над видом своего гостя, но положение обязывало его принимать всех нуждающихся в верном пути. И пусть этот не выглядел слишком уж и заинтересованным в ответах, скорее агрессивным. «Древний Египет», — Маль оценил внешний вид и подумал, что про сребреники гость и не слышал, а карманов в его широких штанах не наблюдалось. — Что затеял ты, поганый черномаг?! Отвечай! Альбинос приблизился, сверкая витражными отблесками в отражении кинжала в форме полумесяца. Дать ему напасть — плохая идея: испортит рясу и погнет свой ножичек. Плюс возникнут новые вопросы, поэтому Мальбонте лишь улыбнулся, приподнимая руки и складывая ладони как в молитве. — Это всего лишь сон, — признался священник, выдавая сразу все подчистую. Обычно посетители не запоминали сны и вели себя в них раскованно, но этот же, Амен, выглядел угрожающе даже в собственном сне. — Ты пробрался в мой сон, ты поплатишься за это головой! — Амен дернулся вперед, и Маль поморщился от запаха граната и мирта: ладан и воск были привычнее. Острие серповидного клинка коснулось шеи Мальбонте, разрезая воротничок, но Маль даже не моргнул. Металл погнулся, а священник вздохнул, жалея красивый клинок: сейчас таких днем с огнем не сыщешь. — Ты демон! — Амен удивленно посмотрел на хопеш и потом на шею, где не было ни царапины, лишь неуклюже свисала полоска белой ткани. — Бог, — закатил глаза Мальбонте. — И смерти твоей не хочу, и раз уж мы начали не с того, то присядь и успокойся, пока я не выставил тебя и не заставил страдать муками выбора по женщине, которая сводит тебя с ума. Амен засомневался, но все же отступил, опуская испорченный клинок. — Зачем я здесь? — сурово спросил, присаживаясь на первый ряд перед распятием, широко расставляя ноги, явно чувствуя себя хозяином положения. — Как вернуться мне? Перестать бежать от чувств, перестать сомневаться, перестать предлагать себя и не давать в итоге. Маль уже составил целый список в голове, но вслух, конечно же, произнес другое: — Принять себя и собственные страхи. Амен нахмурился, отчего между белыми бровями появилась морщина. — Я ничего не боюсь, — он сильнее сжал рукоять кинжала, готовый вновь пустить его в ход. Пусть и бесполезно, но называть его трусом никто не смел! — Ты боишься, что привяжешься к женщине, а она тебя оставит, как сделали родители. Маль сразу давил на больное, не церемонясь на наводящие вопросы, особенно после кинжала у горла и воротничка, который теперь был убран в карман рясы. — Ничего не знаешь, — огрызнулся Амен, исподлобья смотря на священника, скрипя зубами от гнева. — Увы, все знаю — от масла, которое используешь, до силы, которую сдерживаешь. И про женщину знаю, которая покоя тебе не дает после первого лишь взгляда. Амен склонил голову, сдаваясь, но не проигрывая. Названый бог не был похож на привычного, но слова говорил правильные. — Узнал я ее, когда в переулке встретил. Первый раз встретил, но узнал, понял, кто она… — Амен умолк, изучая каменный пол под ногами. Отчего-то говорить ему было легко и свободно, проще, чем самому с собой беседовать. — И понял, что влюблен? — сразу перешел священник в словесное наступление, желая как можно скорее вытащить чувства, которые этот эпистат похоронил еще в детстве. Глубоко, не в землю — в камень. — Понял, что ненавижу таких, как она. Убить хочу, но рука не поднимается. Спасла она меня в том воспоминании о смерти родителей, не могла быть там, но была, спрятала, будто должен ей. Мальбонте не удержался и достал сигарету, ища по карманам зажигалку, которой как назло не было. Священник думал, как бы намекнуть, что Эвы там и правда не было, она тогда не родилась даже, но судьба — дело интересное: стоило им встретиться, как необратимость связала их общим прошлым через воспоминание, которое случилось после их встречи. Она вмешалась не просто в сон, а в воспоминание, меняя его. — Ты куришь? — священник спросил, не подумав, что табак в Египте появился только в семнадцатом веке. Амен перевел суровый взгляд с пола на Мальбонте, с презрением рассматривая незнакомый предмет между губами. На вопрос он не ответил, задавая свой, больше похожий на угрозу: — Как выбраться мне, отвечай. Маль прикурил от горящей свечи, близко подходить он не стал, выдерживая расстояние на случай пошатнувшегося равновесия между ними. — Пока не поймешь, что влюблен в Эву, будешь сидеть тут, — священник врал и знал, что никто Бога наказывать не станет. — Убить ее хочу, — прорычал Амен, немного покачивая головой, будто вытряхивая девушку оттуда. — Мне то можешь лгать, сколько хочешь, но вот себе, — Маль осмотрел гостя, думая, что неплохо было бы и оплату спросить, но промолчал. Пусть без оплаты, лишь бы ушел и дал посмотреть серию сериала, который должен закончиться с минуты на минуту. — Не могу любить ее, против природы это, — Амен стал сдавать позиции в обороне, а священник блаженно улыбнулся, выпустив облачко пара под потолок. — Пути Господни неисповедимы, — сказал и замолчал, когда Амен прожег его взглядом. — Доверься сердцу, оно чувствует правду! — исправился Мальбонте, мечтая уже повеситься на распятии. Когда святой Валентин вернется, Маль ему перья пощипает от того, что ему пришлось разгребать эти дела сердечные. — У охотника не может быть сердца. Мальбонте почти застонал. Сигарета не спасала, ничего в целом не спасало. — Если бы не она, тебя бы убили еще в детстве, — Маль опять врал, конечно же, Амена бы никто не убил в прошлом, даже переписанном: не такая судьба ждала его. — Если оттолкнешь ее, уйдет к другому, — пригрозил Маль, изучая всевозможные варианты. — Не посмеет, — зарычал Амен, поднимаясь с лавки, возвышаясь даже над Богом в этот момент. — Мне принадлежит она, — эпистат сделал шаг в сторону Мальбонте, готовый вытряхивать ответы о том другом, которого в теории даже не было. — Так сделай ее своей! — предложил Маль. — А то какой-нибудь лекарь тебя опередит. — Ливий, — вновь зарычал Амен, сжимая рукоять хопеша сильнее, что и без того бледная кожа стала почти прозрачной. — Убью его! Мальбонте посмотрел вверх и помолился сам себе: не часто ему встречались такие тестостероновые мужики, которые сходили с ума по своим дамам. Нет бы просто признаться, что нравится, а он лишь бьет себя кулаками в грудь, говоря «моя». — Не убьешь, кто хворь лечить будет? — Мальбонте воззвал к логике. — Правильно, никто, поэтому просто покажи своей женщине, как сильно любишь ее. — Непослушная, — Амен заговорил уже другим тоном, а Мальбонте понял, что сон перерастает в другой, при котором священник точно присутствовать не хочет, в вуайеристы он не записывался. — Сделаю ее своей, — Амен говорил уже спокойно и с улыбкой на губах, проваливаясь в следующее сновидение с четкой мыслью, что утром признается в чувствах, перестанет отталкивать. Маль вздрогнул, скидывая с плеч сексуальное напряжение, которое распространял эпистат. — Вот облом будет у мужика утром, когда проснется, — усмехнулся священник, проверяя часы на запястье. Он успевал к новой серии Баффи, и до начала даже сможет заварить себе ромашковый чай, который по традиции смертных был от суицида, к которому Маль приближался от каждого нового «возлюбленного». Нужно найти хороший чайный магазин...┈───ᗊ───┈