If you could only see the beast you've made of me

      Утром Мо Жань все же заходит в первую попавшуюся аптеку за прописанными доктором Чу лекарствами и, немного пофлиртовав с молоденькой девушкой-фармацевтом, неторопливо отправляется за своей машиной, которую вчера оставил возле клиники.       Его самочувствие оставляет желать лучшего. Снятое прошлой ночью напряжение стало стремительно возвращаться сразу же после пробуждения, и по пути Мо Жаню приходится остановиться, чтобы проглотить половину таблетки транквилизатора. Но начинать день только с колес парень не любит, поэтому сразу же заходит в ближайшую кофейню за огромным стаканом крепкого кофе навынос и за пятнадцать минут достигает конечной точки назначения.       Клиника «Сышэн» умело прячется за элитными высотками и прикрывается парочкой деревьев, будто бы смущаясь своего нахождения в таком пафосном районе. Парковка полупустует в столь ранний час, и Мо Жань без проблем находит свою темно-синюю тойоту и с облегчением достает ключи, уже предвкушая как доберется до съемной квартиры, примет горячий душ и завалится в кровать еще на пару часов. Но не тут-то было.       Парень не успевает закинуть свой рюкзак на заднее сидение, как рядом с ним аккуратно паркуется знакомая белая хонда.       Конечно, можно было бы быстро юркнуть на водительское сиденье, вдавить на газ и уехать, сделав вид, что никого не видел. Но даже для Мо Жаня это слишком грубо, поэтому он натягивает на лицо свою фирменную улыбку и машет водителю в знак приветствия.       — Доброе утро, доктор Чу!       Мужчина элегантно выходит из машины и прежде, чем закрыть ее, бросает равнодушный взгляд на Мо Жаня и интересуется:       — Ты потерял рецепты?       — Не-а.       — Тогда что ты тут делаешь?       Чу Ваньнин встает напротив Мо Жаня и испытующе смотрит на него.       Тем временем похмельный мозг парня судорожно крутит свои шестеренки, пытаясь сгенерировать правдоподобную ложь.       Конечно, Мо Жаню было необязательно врать, но выслушивать очередные нотации с самого утра не особо хотелось. Да и, если честно, было немного стыдно даже не перед доктором Чу, а перед самим собой.       Мо Жань специально вернулся в Пекин, чтобы заняться своим психическим здоровьем, потому что за последний год его крыша окончательно и бесповоротно поехала и это чуть не лишило его работы. И вот посмотрите на него — не прошло и месяца, как он явился на малую родину и соизволил доползти до своего психиатра, а он уже взял и с горя напился. Крайне эффективное лечение, ничего не скажешь. Такими темпами к концу своего незапланированного отпуска он окажется не на съемках, а в рехабе.       — Мы договорились с дядей о встрече, — наконец, находится с ответом он и вальяжно облокачивается на машину. — Семейные дела, все такое. А вы чего так рано?       Чу Ваньнин насмешливо приподнимает бровь — вау, Мо Жань даже не догадывался, что он так умеет! — и хмыкает:       — Боюсь, ты опоздал. Сюэ Чжэнъюн еще ночью улетел в Гонконг на конференцию. А я его заменяю.       Блядь. Мо Жань даже не знал об этой чертовой конференции дяди!       Но если врать, то до конца.       — Блин, точно! — Мо Жань сокрушенно хлопает себя по лбу. — Я совсем замотался и перепутал даты. Этот племянник совсем поглупел. Что ж, я тогда поеду. Хорошего дня вам, доктор Чу!       Мо Жань наконец забрасывает рюкзак в машину и торопливо забирается следом, не желая продолжать этот неудобный разговор. Но Чу Ваньнин не спешит уходить — стучит в окно со стороны пассажира и буравит взглядом.       — Вы что-то хотели, доктор Чу? — скрывая раздражение, вежливо спрашивает Мо Жань после того, как опускает окно.       — От тебя несет перегаром за километр. Еще раз выпьешь во время лечения — положу тебя в стационар на полгода, одену в смирительную рубашку и собственноручно буду пичкать таблетками изо дня в день, невзирая на все твои мольбы и жалобы из-за сорванных контрактов и потерянных денег.       Не дожидаясь ответа, Чу Ваньнин разворачивается и уходит.       Мо Жань чувствует, как его член заинтересовался всеми этими угрозами и уже встал в боевую готовность, и в ярости ударяет по рулю. Старушка, семенящая мимо, дергается от звука гудка, театрально хватается за сердце и начинает истошно орать:       — Что за поколение пошло! Никакого уважения к старшим!       Парень показывает ей средний палец и наконец уезжает из этого проклятого места, ощущая невыносимые злость и возбуждение.       Позже ему звонит дядя и зовет вечером на семейный ужин. Так Мо Жань понимает, что Чу Ваньнин мастерки наебал его, чтобы вывести на чистую воду.       Один-один, Ваньнин.       Игра началась.

***

      С работой вообще интересно получилось.       Когда Мо Жань был подростком, он, как и многие из его сверстников, не задумывался о будущем всерьез. Учился он сносно, но без особого энтузиазма, и многие вещи давались ему с бóльшим трудом, чем остальным. Взять ту же каллиграфию. Если бы не старания доктора Чу, Мо Жань до сих пор бы не мог даже свое имя нормально написать, что уж говорить об остальном.       Основная проблема Мо Жаня была в том, что ему не хватало усидчивости. А еще из-за особенностей психики он был чрезмерно импульсивен и вспыльчив и мог сгоряча натворить всякого. В первое же занятие по каллиграфии с Чу Ваньнином юноша вообще свалил стол со всеми принадлежностями для письма в порыве злости и был готов к самому суровому наказанию. Но вместо того, чтобы ругаться, мужчина молча собрал все с пола и вышел из комнаты, а спустя несколько минут вернулся с горячей кружкой чая и османтусовыми пирожными, испеченными госпожой Ван.       — Это нормально, что у тебя не получается с первого раза, — успокаивал Чу Ваньнин поникшего Мо Жаня. — То, чего мы добиваемся тяжким трудом, намного ценней того, что достается нам просто так.       — Все равно это нечестно, — пробурчал юноша и отодвинул пирожные в сторону Чу Ваньнина. Сладкое он никогда особо не жаловал, но за пару недель знакомства успел заметить, что его любит Учитель. — Сюэ Мэн вон младше меня, а знает намного больше! И пишет он красиво и понятно. Им можно гордиться.       Чу Ваньнин слегка нахмурился и какое-то время обдумывал свой ответ. Мо Жань успел уже допить чай, когда услышал уверенное:       — Ты забываешь о кое-чем важном, Мо Жань. Пока Сюэ Мэн учился, ты выживал. И то, что ты сейчас здесь сидишь со мной и пытаешься наверстать упущенное не по собственной вине, уже достойно восхищения. Ты достоин восхищения.       Мо Жань неверяще посмотрел на Чу Ваньнина, и нежность наполнила его сердце, стоило ему увидеть редкие и совсем слабые переливы тепла в глазах мужчины. Но это длилось недолго — Чу Ваньнин моргнул и его взгляд снова стал привычно холодным и сосредоточенным.       — А теперь продолжим. Наверстывать, как понимаешь, тебе много. И сразу предупреждаю — будет сложно.       Возможно, если бы Чу Ваньнин занимался с Мо Жанем по всем предметам, то толк бы из него и вышел. Но Чу Ваньнин изначально не был его учителем — он был его психиатром, и занятия по каллиграфии оказались лишь одним из хитрых способ втереться Мо Жаню в доверие и незаметно проследить за изменениями в его эмоциональном состоянии. Так что с момента, как юноша научился более или менее сносно писать, занятия прекратились, зато началось кое-что похуже — психотерапия.       Да, Мо Жань особо не думал о будущем после школы. Поэтому будущее решило подумать за него, и в семнадцать парня обнаружил модельный скаут.       Вместо выпускного Мо Жань пошел заключать контракт с модельным агентством, а уже через две недели улетел работать в Сеул на год.       Именно тогда Мо Жань понял: зачем пытаться добиться того, что ему не дано от природы, если можно без напряга пользоваться тем, что уже есть? Сногсшибательная внешность и непробиваемая наглость — вот и вся формула его персонального успеха. А Чу Ваньнин со своей жизненной философией может пойти далеко и надолго.       Работа в Южной Корее была интересной, но изматывающей, причем не столько физически, сколько морально. А еще Мо Жань с головой ушел в богемную жизнь и постепенно тусовок в его расписании стало больше, чем съемок. Многие из них были полезными для налаживания рабочих связей, но то, что на них происходило, было сомнительным. Однажды Мо Жань проснулся в постели с двумя незнакомыми парнями и не мог вспомнить, как оказался там. Но по тому, что он видел, несложно было догадаться: у него был тройничок под веществами.       Такой далеко не здоровый образ жизни просто не мог не усугубить болезнь. Вспышки агрессии участились, а сексуальные утехи стали более извращенными и жесткими. Мо Жань с каждым днем чувствовал всю большую пустоту внутри, которую ничем не получалось заполнить. Ему было тревожно и очень… одиноко.       — На самом деле, ты — безнадежный романтик, — как-то сказала ему Сун Цютун, его кураторша от агентства и по совместительству подруга с привилегиями, после не самого удачного секса. — Интересно было бы посмотреть, как ты влюбишься и из беспризорного кобеля превратишься в верного пса.       — Хочешь представления — сходи в театр, — фыркнул Мо Жань и принялся одеваться.       Ему не хотелось признаваться даже самому себе, что человек, для которого он верный пес, давно уже есть. Но он для этого человека не более чем обуза, поэтому проще забыть о нем, а все хорошее между ними сжечь и развеять пеплом по ветру.       Когда год прошел, Мо Жань не стал возвращаться домой и заключил новый контракт. На этот раз в течение девяти месяцев он мотался по разным городам и странам, не задерживаясь на одном месте дольше десяти дней. Такая жизнь странника ему нравилась несколько больше, чем сидение в Сеуле, но тревога никуда не уходила. А в апреле накануне двадцатилетия, когда Мо Жань наконец вернулся в Китай для съемок в Шанхае, у него произошел нервный срыв, и дальше все пошло по наклонной.       Его чудом не арестовали — агентство не хило так впряглось за него тогда, что удивительно. Однако Мо Жаню все равно не удалось избежать взбучки, и его отправили в добровольно-принудительный отпуск за свой счет, настоятельно рекомендуя заняться своим ментальным здоровьем и как можно быстрее вернуться в строй.       Около месяца Мо Жань просто бесцельно шатался по Шанхаю, довольствуясь низменными удовольствиями и выкуривая по пачке сигарет в день, а в первых числах мая решил последовать рекомендациям работодателей и вернулся в Пекин. Более того, он сам написал доктору Чу с просьбой о приеме. И тот почему-то согласился.       Видеть Чу Ваньнина после всего, что между ними произошло, было тягостно и сладко одновременно. Прежде, чем пойти к нему на прием, Мо Жань вытащил всю душу из дяди и Сюэ Мэна, расспрашивая как поживает его ненавистный психиатр. Так он узнал и про докторскую, и про место на кафедре, и много чего еще интересного.       — Только не лезь к нему, а, — взмолился Сюэ Мэн после вопроса о личной жизни Чу Ваньнина. — У него и так сейчас забот по горло, только тебя ему еще не хватало с твоей этой биполяркой или что там у тебя диагностировано, придурок.       — Неужели ты ревнуешь, Мэн-Мэн? — беззлобно подразнил брата Мо Жань.       — Ах!.. Ты!.. — Сюэ Мэн аж весь покраснел от возмущения. — Он — мой будущий преподаватель в университете. Конечно, я беспокоюсь о нем!       — Ну так и беспокойся дальше. А я всего лишь собираюсь на плановый прием к своему лечащему врачу. Правда, дядя?       — Он уже не твой врач, — напомнил ему Сюэ Чжэнъюн, не отрываясь от чтения медицинского журнала, но Мо Жань осознанно решил пропустить это мимо ушей и продолжил допрос.       Вечером накануне приема Мо Жань так нервничал, что не мог заснуть. Он убрался в квартире, ответил на все рабочие письма, запил снотворное виски, подрочил — но ничего ему не помогло. Он так и промаялся всю ночь, а когда прозвенел будильник, натянул на себя костюм благопристойного человека и отправился в клинику.       Чу Ваньнин явно скрывал от всех маховик времени, потому что иначе объяснить, как он все успевает, было невозможно. Он преподавал на кафедре клинической психологии в университете, писал докторскую, работал ведущим психиатром в клинике дяди, а еще умудрялся и в реабилитационную клинику заглядывать, чтобы консультировать алкоголиков в хронической депрессии и анорексичек, в которых невозможно было запихнуть даже листик салата без долгих уговоров и капли насилия. И все же такой занятой человек нашел время для Мо Жаня.       В десять утра Мо Жань как штык стоял напротив кабинета доктора Чу. Собравшись с духом, он занес кулак, чтобы постучать, когда дверь открылась и молодой человек вспомнил, почему так поспешно уехал из Китая в восемнадцать.       Чу Ваньнин был так же прекрасен, как и два года назад, и почти не изменился. Только сильно осунулся и взгляд его стал еще холодней и равнодушней. Мо Жань не без удовольствия заметил, что теперь мужчина ниже его на полголовы и если Мо Жань захочет, то легко сможет уместить его талию в своих ладонях. Внутри все аж затрепетало от этих маленьких, но важных открытий.       — Мо Жань.       Слышать свое имя из уст Чу Ваньнина было подобно купанию в лепестках роз, и парень не сдержал довольной улыбки.       — Доктор Чу. Давно не виделись.       Мужчина застыл в дверях, и Мо Жаню пришлось слегка задеть его плечом, намекая, чтобы его пропустили. Чу Ваньнин тут же сделал шаг в сторону, позволив Мо Жаню войти, и показал рукой на одно из кресел.       — Располагайся.       — Спасибо.       Усевшись, они какое-то время молча разглядывали друг друга, пытаясь понять, с кем теперь будут иметь дело.       Мо Жаня не особо обнадеживало то, что он видел перед собой. Чу Ваньнин и раньше был хладнокровным человеком, в существовании чувств у которого он всегда сомневался, но теперь на его лице вообще нельзя была считать даже намека на эмоцию. Оно словно окаменело и сверху обросло толстой коркой льда.       Неужели он совсем ничего не испытывал, встретившись с Мо Жанем спустя столько времени?       Если Мо Жань сначала чувствовал радость от долгожданной встречи, то теперь начинал беситься.       — Ну и долго еще ты собираешься молчать? — неожиданно спросил доктор Чу.       — А что я должен сказать? — не понял Мо Жань.       — Для начала объясни мне, зачем ты здесь.       Если честно, Мо Жань и сам не знал зачем. Формально ему нужно прийти в норму для того, чтобы продолжить отрабатывать контракт как можно быстрее, но ведь он мог обратиться к другому специалисту. Но почему-то пришел к Чу Ваньнину.       — Я хочу возобновить терапию. — наконец, заявил он, и с вызовом посмотрел в глаза доктору Чу.       Доктор Чу не отвел взгляд, приняв вызов.       — Хорошо, — медленно сказал он и встал с кресла. — Тогда мне нужно узнать все о том, что произошло с тобой с нашей последней встречи.       Мо Жань зачем-то тоже вскочил со своего места и встал рядом с мужчиной.       — О, это будет долгая история.       — Что ж, — Чу Ваньнин повернулся к столу и взглянул на часы. — У тебя есть ровно пятьдесят минут. Я внимательно слушаю.       И Мо Жань рассказал. Правда, далеко не все.