If you could only see the beast you've made of me

      Они сидят в первом попавшемся ресторане и изучают меню под ненавязчивый лаунж на фоне.       В заведении уютно и до невозможного романтично. Неподалеку от них милуется сладкая влюбленная парочка, а официант неторопливо зажигает свечи, переходя от столика к столику. Когда очередь доходит до их стола, ядовито-малиновый закат уже начинает тускнеть и сменяется сизыми сумерками.       Мы словно бы на свидании! — возникает в голове Мо Жаня совершенно глупая ассоциация, и он не может не раскручивать ее дальше. И вот вместо того, чтобы выбирать себе еду, парень представляет, как будет кормить Чу Ваньнина десертом с ложечки, а потом они поедут в его студию и жестко потра…       — Мо Жань.       Помечтать ему не дает сам объект его воздыханий.       Да он в принципе теперь не дает.       Мо Жань поднимает слегка помутневший взгляд на мужчину и дарит ему улыбку, обнажающую глубокие ямочки.       — Мм?       Чу Ваньнин слегка хмурится и отодвигает меню в сторону.       — Ты выбрал?       — Эм… — Мо Жань снова опускает взгляд в меню и торопливо принимается изучать его. — Да?       — Тогда давай быстрее закончим с этим.       Мо Жань не понимает, с чем им надо заканчивать, но поесть бы действительно не помешало.       Они делают заказ, и Мо Жаню даже удается выклянчить право на бутылку хорошего французского вина не без помощи официанта с ловко подвешенным языком и острой потребностью в премиальных от управляющего.       — Оно отдает сладостью засахаренной вишни и терпкостью зрелой сливы, — с видом знатока описывает вино молодой человек, и глаза Чу Ваньнина заинтересованно поблескивают.       — Звучит отлично, — поддерживает Мо Жань и искоса поглядывает на своего спутника. — Мы попробуем.       Чу Ваньнин снова хмурится, но не возражает.       Мо Жаня это удивляет. Он-то ожидал привычных лекций о несовместимости алкоголя с лекарствами и попыток отговорить от употребления. А тут никакой реакции.       И все же парень решает пояснить:       — Я не буду пить. Это тебе.       — Собираешься меня споить? — хмыкает Чу Ваньнин и, сложив руки на груди, откидывается на спинку стула. — Спешу тебя разочаровать: одной бутылки будет мало. У меня повышенная толерантность к алкоголю. Так что бесполезно.       — А если я скуплю весь бар? — интересуется Мо Жань игриво. — Все равно устоишь, доктор Чу?       Устоишь передо мной?       — Твоих накоплений явно не хватит, чтобы потянуть меня, — отвечает Чу Ваньнин без тени кокетства, но Мо Жань готов поклясться, что он флиртует. — Так ты об алкоголе хотел поговорить? Тогда тебе лучше сразу к наркологу.       Точно. Они же не на свидании. У них, на минуточку, чуть ли не деловой разговор, добиться которого Мо Жаню удалось лишь путем абсолютно бесстыжей манипуляции.       Что там Мо Жань сказал ему минут пятнадцать назад? «Позаботься обо мне, доктор Чу»?       Вот пусть и заботится.       Чу Ваньнин категорично отказался ехать разговаривать (ну и делать кое-что другое) к Мо Жаню, поэтому они решили где-нибудь поужинать и обсудить их «ситуацию» в максимально нейтральной обстановке. В общем, это точно не свидание.       Это сеанс психотерапии, перенесенный в ресторан европейской кухни.       Только на этот раз вопросы задает Мо Жань.       Лучше уж так, чем никак.       Официант приносит вино и принимается аккуратно разливать его по бокалам, когда Мо Жань говорит:       — Я правда не понимаю, почему мы не можем спать друг с другом, — и вино чудом не оказывается на скатерти.       — Простите, — неловко бормочет официант, суетливо поднимает задетый им бокал и стремительно удаляется.       — Вот это сервис, — качает головой Мо Жань, на что Чу Ваньнин стреляет в него полный раздражения взгляд и шипит:       — Ты еще громче ори об этом.       — О плохом сервисе? Или о том, как сильно я хочу трахаться с тобой?       — Бесстыжий, — вздыхает Чу Ваньнин так, будто бы только что поставил смертельный диагноз без малейшего шанса на выздоровление, и залпом опрокидывает в себя бокал вина.       Мо Жань не может сдержать довольную улыбку.       — Так почему…       — Помолчи немного, Мо Жань.       Парень надувает губы и бормочет себе под нос:       — Ну и пожалуйста, — и наливает Чу Ваньнину еще вина. Исключительно из уважения перед старшим, разумеется.       Пока мужчина наслаждается молчанием, тот самый неуклюжий официант-сомелье приносит их блюда. Мо Жань с энтузиазмом принимается за лазанью, которую в последний раз ел полгода назад в Италии, а Чу Ваньнин сосредоточенно ковыряется в каких-то листьях. Пламя свечей бросает тень на лицо мужчины и делает его более загадочным и манящим, а губы алеют от выпитого вина и выглядят такими сочными и мягкими, что…       Это не свидание, Мо Жань.       Успокойся.       Мо Жань со звоном откладывает столовые приборы и прокашливается.       — Ваньнин, — сипит он.       Мужчина отрывает взгляд от салата и вопросительно смотрит на Мо Жаня.       А Мо Жань и не знает, что сказать.       Он просто любуется Ваньнином в этой непривычной для него, но такой подходящей ему обстановке, и ощущает, как его прогнившее сердце бешено гоняет кровь туда-сюда, чуть ли не доставая до глотки.       — Какой твой любимый фильм? — торопливо выпаливает Мо Жань, и глаза Чу Ваньнина распахиваются в удивлении. — Я вот недавно «Это всего лишь конец света» посмотрел, и мне очень зашло. Мне в принципе нравятся фильмы Ксавье Долана, хотя многие из них я считаю спорными… А что смотришь ты?       — Я ничего не смотрю, — отвечает Ваньнин холодно. — И фильма любимого у меня нет. Мне не до этого, Мо Жань.       — Даже дорамы по телеку не смотришь?       — Делать мне больше нечего!       — А чем ты вообще увлекаешься? — не унимается Мо Жань. — Какие книжки читаешь, помимо научных? Я вот веб-новеллы люблю. Особенно уся.       — К чему все эти вопросы?       — Хочу узнать тебя получше, доктор Чу.       — Зачем?       Мо Жань поддается порыву и нащупывает ладонь Чу Ваньнина на столе. Сжимает ее нежно, но крепко. Смотрит в глаза и с легкой улыбкой говорит:       — Потому что ты мне нравишься.       Чу Ваньнин резко вырывает свою руку из хватки парня и тянется ею к бокалу.       — Не говори ерунды, Мо Жань.       — Это не ерунда, Ваньнин! Ты мне правда нравишься. Так нравишься, что иногда я хочу тебя съесть.       — Давай без романтизации каннибализма.       — Я просто говорю как чувствую. Не этого ли ты от меня добивался все эти пять лет, доктор Чу?       Чу Ваньнин делает очередной глоток вина, и даже сквозь стекло бокала его взгляд мечет молнии.       — Ты сам не понимаешь, что чувствуешь.       — Ваш десерт.       Мо Жань переводит недовольный взгляд на официанта, принесшего Чу Ваньнину ягодный чизкейк, и перепуганный парень моментально испаряется, чуть ли не сверкая пятками.       Воздух между Мо Жанем и Чу Ваньнином стремительно сгущается.       У них с самого начала было так. Несмотря на то, что они только и делают, что разговаривают, понимания между ними становится все меньше и меньше, а взаимных обид и недосказанностей — все больше и больше.       Как же все просто было пять лет назад. И как сложно сейчас.       Иногда Мо Жань скучает по себе пятнадцатилетнему. Скучает, потому что его более юная версия получала те теплоту и заботу доктора Чу, которых ему теперь никогда не видать после произошедшего между ними.       Чу Ваньнин никогда не посмотрит на Мо Жаня так, как смотрел раньше.       Все, что остается Мо Жаню — наблюдать за тем, как его бывший лечащий врач, наставник и самый близкий человек в мире отдаляется от него все дальше и дальше, оставляя в непроглядной тьме.       Мо Жань пытается зацепиться за него, сжимает в своих объятиях до хруста, проникает до самых костей, но все равно не может удержать.       Небожитель, спустившийся с небес, растворяется.       Мо Жань снова остается один.       Чу Ваньнин прав. Мо Жань сам не понимает, что чувствует.       Но он ясно осознает, что не желает отпускать доктора Чу.       Это можно назвать по-разному.       Одержимость. Влечение. Тяга.       Не суть.       Мо Жань просто хочет. Хочет до одури и потери рассудка. Никакой логики в этом желании нет. Оно произрастает из чистых инстинктов.       И Мо Жань идет на поводу у своего желания. Не может не идти.       Потому что ему всегда будет мало.       На одном из сеансов с доктором Цзян Мо Жань попытался объяснить:       — Словно бы внутри меня ебанутая черная дыра, которая поглощает все на своем пути, но ей все равно, блядь, мало. Она ненасытна. Всей любви мира не хватит, чтобы я перестал чувствовать пустоту и голод.       И доктор Цзян, кажется, понял.       Но понимает ли это Чу Ваньнин?       Мо Жань боится узнать ответ.       — Ты хотел поговорить, а сам сидишь и молчишь. Я тебя чем-то обидел, Мо Жань?       — Ты сам попросил меня заткнуться.       Чу Ваньнин устало вздыхает и отодвигает от себя недоеденный чизкейк.       — Хорошо. Тогда говорить буду я.       Мо Жань от неожиданности чуть ли не подскакивает на стуле и невольно подается ближе к Ваньнину.       — Я совершил много ошибок в терапии с тобой, Мо Жань. По разным причинам. Пять лет назад я был молод и неопытен и только начинал свою практическую деятельность, поэтому в полной мере не понимал, как соблюдать должную дистанцию между собой и пациентом. И то, что я делал, казалось мне правильным. Потому что все, что я делал, было направлено на то, чтобы тебе стало лучше. Но тебе стало хуже. И в этом только моя вина.       Чу Ваньнин делает глоток вина и продолжает:       — Но хуже всего то, что ты привязался ко мне. А я… я воспользовался этим.       — Подожди…       — Не перебивай. Ты знаешь, почему хирурги не оперируют своих родственников и близких, Мо Жань?       — Потому что страшно сделать больно?       — Потому что чувства затмевают разум. И вероятность ошибки, стоящей жизни, увеличивается в разы. А теперь представь, что тебе регулярно в течение нескольких лет приходится вскрывать и препарировать мозг человека, которого ты лю… который тебе дорог.       — Я не понимаю, к чему ты клонишь, доктор Чу.       Чу Ваньнин усмехается чему-то своему и прямо смотрит на Мо Жаня.       Мо Жань пытается вычитать в его глазах хоть какое-то объяснение, но видит в них лишь блики огня и свое взволнованное отражение.       Почему он, блядь, говорит загадками?       — А впрочем, это все неважно, — отмахивается от своих слов Ваньнин. — Отвечая на твой вопрос: никаких отношений между нами быть не может, потому что это деструктивно для тебя. Да, ты больше не мой пациент, но это не значит, что меня перестало волновать твое благополучие. Я хочу, чтобы тебе стало лучше, Мо Жань. И тебе станет лучше, когда в твоей жизни не будет меня.       — Но я же тебе не руку и сердце предлагаю, — пытается снизить градус напряжения нелепой шуткой Мо Жань. — Разве секс по взаимному желанию — это деструктивно?       — В нашем случае — да. К тому же… ты помнишь, что случилось в день твоего восемнадцатилетия?       — Такое не забудешь.       — Ты никогда не пытался понять, почему тогда повел себя так?       Мо Жань задумывается.       — Я был расстроен, — наконец, говорит он, — потому что меня отвергли.       — Именно. Ты был на эмоциях. И был крайне неудовлетворен.       — Ты хочешь сказать, что я полез тогда к тебе от… безысходности? — удивляется Мо Жань.       Чу Ваньнин не отвечает.       — Подожди… — Мо Жань, кажется, начинает что-то понимать. — Неужели ты думаешь, что и сейчас это так?       Чу Ваньнин с непроницаемым выражением лица подливает себе в бокал еще вина, но делает это так нервно, что проливает несколько багряных капель на стол.       — Черт, — шипит он и тянется за салфеткой, но Мо Жань перехватывает его руку.       — А ты не рассматривал возможность того, что я просто нахожу тебя привлекательным? — спрашивает Мо Жань тихо, успокаивающе поглаживая дрожащую ладонь. — Неважно, при каких обстоятельствах мы встретились бы, я бы все равно обратил на тебя внимание, Ваньнин. Потому что ты это ты.       И только сказав это, Мо Жань осознает: это действительно так.       — Ты ничего обо мне не знаешь, — почти что шепчет мужчина и пытается вырвать свою руку, но Мо Жань не дает.       — Так расскажи мне, Ваньнин.       — Я еще недостаточно выпил для таких откровений.       Мо Жань смеется и в неожиданном приступе щенячьей нежности притягивает ладонь Ваньнина ближе и практически невесомо прижимается к ней губами. Мужчина вспыхивает и одергивает руку.       — Не делай так больше, — просит он и прячет ладонь под стол.       — Тебе неприятно?       — Ты дурак?       Мо Жань снова смеется и ощущает, как сердце перестает бешено биться и возвращается на место.       Он действительно дурак.

***

      Мо Жань отвозит выпившего, но ни капли не захмелевшего Чу Ваньнина домой, и уже ничего от этой жизни не ждет.       Их разговор оставил странный осадок в душе Мо Жаня и как будто бы все усложнил.       Все было бы намного проще, продолжай он думать, что дело исключительно в сексуальном влечении.       Все было бы намного проще, если бы он выебал Чу Ваньнина и перестал циклиться на нем.       Все было бы намного проще, окажись Чу Ваньнин прав в своей мысли о том, что Мо Жань интересуется им исключительно из безысходности.       Но нихуя это не так.       Они подъезжают к многоэтажке Ваньнина, когда мужчина неожиданно говорит:       — «Стойкий оловянный солдатик».       — А? — не понимает Мо Жань и, припарковавшись, поворачивается к Ваньнину лицом.       — Это старый советский мультфильм. Он мне в детстве очень нравился. Я его раз двадцать пересмотрел, не меньше.       — И о чем он?       Чу Ваньнин тоже поворачивается к Мо Жаню и с печальной улыбкой произносит:       — О любви.       Мо Жань удивленно приподнимает брови.       — Неожиданно. И чем он заканчивается?       — Смертью.       — Звучит грустно.       — Нет, — Чу Ваньнин улыбается немного шире, — напротив. Несмотря на смерть, добро и любовь победили.       Мо Жаню хочется рассмеяться над словами Ваньнина, потому что он находит их наивными и не применимыми к реальной жизни, но он не делает этого.       Вместо этого он наклоняется к Ваньнину и смотрит. Смотрит пристально и долго.       В машине темно, но Мо Жань все равно видит трепет в глазах феникса.       Они практически соприкасаются носами, когда Мо Жань тихо спрашивает:       — Можно я поцелую тебя, Ваньнин?       Чу Ваньнин не отвечает, но еле заметно поддается ему навстречу.       И Мо Жаню этого хватает.       Он припадает к губам мужчины в нежном, практически целомудренном поцелуе, и осторожно оглаживает его скулы костяшками пальцев. Чу Ваньнин вздрагивает всем телом и раскрывает рот шире.       Пара минут — и руки Ваньнина оказываются в волосах Мо Жаня, пока сам Мо Жань спускается поцелуями по его шее к ключицам.       Стекло справа запотевает от резкого перепада температур, а пассажирское сиденье поскрипывает.       Совсем тихо играет радио — в эфире знакомая попса нулевых, — и Мо Жань спускается все ниже и ниже под призывы дать больше.       Парень обхватывает губами одну из верхних пуговиц на белоснежной рубашке, когда его резко тянут за волосы вверх.       — Не здесь, — еле дыша, бормочет Чу Ваньнин. — И не сейчас.             — Понял.       Мо Жань заботливо поправляет воротник рубашки Чу Ваньнина и нехотя отстраняется.       Вдалеке лает собака и кто-то возмущенно матерится.       Чу Ваньнин достает вейп из кармана брюк и затягивается.       Пар щекочет Мо Жаню нос, и он смачно чихает.       — И что дальше? — спрашивает парень, отчихавшись вдоволь.       — Ничего особенного, Мо Жань. Ты лечишься и отрабатываешь свой контракт, я отдыхаю и пишу диссертацию. Каждый занимается своей жизнью.       — Но может…       Взгляд Ваньнина буквально режет без анестезии, пока его рот отчеканивает:       — Не может, Мо Жань! Возвращайся в реальность!       Мо Жаню от всех этих разговоров хочется выскочить из машины и убежать как можно дальше, но это, блядь, его машина, его жизнь и хрен он так просто сдастся.       — Я и так в реальности, доктор Чу! — почти что кричит он и ударяет ладонью по рулю. — И она меня заебала! Ты нихуя не понимаешь!       — Как скажешь. Спокойной ночи, Мо Жань.       Чу Ваньнин хватается за ручку двери и собирается открыть ее, когда Мо Жань прибегает к грязному приему.       Одним нажатием кнопки он блокирует все двери.       Мужчина пару раз дергает за ручку, как будто не верит, что пути для отступления теперь закрыты, и шипит:       — Ты сейчас серьезно? Открой немедленно!       — Нет.       — Мо Вэйюй!       Мо Жань ухмыляется и делает музыку громче.       Приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь сейчас…       — Это несмешно!       Приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь сейчас…       — Мо Жань!       Приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь сейчас…       Чу Ваньнин не выдерживает и тянется через парня к кнопке блокировки дверей, но Мо Жань, уловивший движение, не дает осуществить задуманное.       Приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь, приди и забери свою любовь сейчас…       Он ловит Ваньнина за талию и притягивает в свои объятия.       — Хочешь молочную карамельку? — невинно шепчет он в покрасневшее ухо. — У меня в бардачке завалялось несколько.       Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, приди и забери свою любовь…