Не злите Мантикору

-Гарри, мальчик мой, - негромкий голос директора был первым, что я услышал по пробуждении, - как я рад, что ты очнулся. Что-то было не так, но я и сам не знал, что – слишком вялым ещё был разум. - Мадам Помфри, слава её талантам, смогла исцелить и твоё сотрясение, и повреждённое лицо. Правда, шрам на губе всё же останется, но тебе к шрамам, увы, не привыкать. Это он так юморить пытается? И вправду, директор издал лёгкий смешок. - Ваша размолвка с мистером Уизли – ужасно грустное происшествие, но я надеюсь, ты найдёшь в себе силы простить его. - Только если он попросит… прощения. Говорить с саднящим горлом было неприятно, хотя ещё неприятнее была одна лишь мысль о прощении этого предателя. - Ну-ну-ну. Гарри, ты, как более взрослый и, оттого, разумный, должен понимать, что сделать шаг на встречу не зазорно. В конце концов, умение прощать – великий дар, и все мы не безгрешны. - Профессор, что толку от моего прощения, если мы общаемся… Да никак не общаемся! Он считает, что это я бросил имя в Кубок Огня и что при этом я с ним не поделился секретом, потому что зазнался. Скажите ему… Скажите им, что это не я, профессор! - А это не ты? – спросил Дамблдор, и глаза его хитро блеснули. - Профессор, при всех моих навыках, мне далеко до Вашего мастерства. Как бы я обошёл Вашу защиту? - Моё совместное расследование с другими директорами школ показало, что на Кубок было произведено неизвестное магическое воздействие высшего порядка. При этом, личностного отпечатка магии выявлено не было, но… - Это не я, профессор! - Гарри, мальчик мой, - он вздохнул, и мне, почему-то, это не понравилось, - Как бы я ни пытался убедить в этом других директоров, но их голоса имеют вес в этом вопросе. И, поскольку довольно широко известно, что ты способен на Высшую магию, пускай и в обличии Патронуса, мы не можем со стопроцентной вероятностью утверждать, что это не ты. Никто не может ни подтвердить твоей непричастности, ни опровергнуть её. Поэтому… - Вы не можете объявить о моей непричастности, чтобы другие директора не закричали о фаворитизме, ведь при этом начнётся международный скандал. Дамблдор удивлённо заморгал глазами, но быстро оправился и ответил: - Разумное, очень разумное утверждение, Гарри. Ты всё понял верно. - Но что мне тогда делать? - Ну, - он едва заметно пожал плечами, - Пройдёт первое испытание, ребята так и так будут болеть за Хогвартс, так что от тебя немного отстанут. Затем объявят о Рождественском Бале и им станет и вовсе не до тебя. Увы, мальчик мой, но я не слишком могу сейчас повлиять на мнение учеников о тебе. Да и, настолько ли это нужно? Молодёжь ведь такая: сегодня пекутся об одном, а завтра им об этом уже и слушать неинтересно. - Я понял… Глупая надежда на помощь Дамблдора пропала из моей души. - Ладно, я пойду. Поправляйся, мальчик мой. - До свидания, директор. Когда он ушёл, прошла и странная горечь во рту. И только после этого, через ещё, быть может, минут пять, я понял – директор Дамблдор мне лгал, и это беспокоило меня во время разговора. Быть может лгал во всём, быть может, в чём-то мелком, но теперь я ощущал, что верить ему нельзя, а услышанное стоит проверять на правдивость. Директор оказался таким же, как все остальные… *** Из Больничного Крыла мадам Помфри выпустила меня через три дня, настрого запретив участвовать в чём-угодно, где я мог бы повредить голову, вплоть до первого испытания. Собрав свои скудные пожитки, находившиеся, в основном, в сундуке, на который я взгромоздил метлу, я поднял всё это левитацией, и понёс впереди себя. Я прошёл, наверное, три четверти дороги до башни Гриффиндора, прежде чем понял, что не хочу туда идти совершенно. Не хочу видеть никого из них. Не придумав ничего лучше, я пошёл к той самой предположительно-лаборатории-Снейпа. Вспоминая о ней, пока лежал на больничной койке, я всё больше убеждал сам себя, что не могла это быть комната, принадлежащая моему «любимому учителю»: там была пыль, которой он не терпел, ингредиенты были разложены не так, да и нет нашему «мышУ из подземелий» никакого резона обустраивать лабораторию так далеко от родных мест. Так, как я её там в прошлый раз открыл? Ходил сюда, думал о том, как мне поумнеть, вроде. Походил. Не работает. Попытался вспомнить, может говорил что-то вслух? Вроде бы нет. Может думал о каком-то ключевом слове? Я перебрал в уме все слова, которые смог вспомнить с того дня, ходя туда-сюда. Без результата. Со стороны лестницы эхо принесло какие-то голоса. Я быстро подошел к сундуку, и достал почти из самого дна мантию-невидимку. Сначала я трусливо думал спрятаться под ней, но тут же понял, что мою Молнию опознают, да и сундук у меня с именной табличкой, так что я быстро накинул мантию на свои пожитки и достал палочку. Быть может я не ужас какой боец, но уж Экспеллиармус я запомнил, так что буду обезоруживать, если что. - … а потом видел как это чмо белобрысое кувыркнулось? Так ему и надо. Первые различимые голоса прозвучали почти в упор ко мне, хотя их обладатели ещё были скрыты за поворотом. - Ага. Но больше мне понравилось, когда его… Гляди, Рон, это же Поттер. – последняя фраза была произнесена тише, но я её услышал. - Ах ты ж гнида, ежь слизней! Слагулус Эрукто! - Экспеллиармус! Его заклинание просвистело возле моей головы, так что я даже ощутил, как шевельнулись волосы. Моё попало ему в грудь, и Уизли бросило на стену позади него. Уж не знаю, был ли тому виной гнев, что воспылал во мне, едва я услышал его голос, или что-то иное, но попадание получилось эффектное, так что волшебный инструмент Рона отлетел туда, откуда Дин, Рон и Симус пришли. Финниган выхватил палочку, но Дин положил свою руку сверху, заставляя приятеля убрать оружие. - Он пришибленный, - снова услышал я тихий шепот, а затем он продолжил громче, - Поттер, мы всё поняли, забираем Рона и уходим. Мы не хотим драться! - Тогда идите откуда пришли, - сказал я, не спеша опускать руку с вытянутой палочкой. - Так и будет. Ярость кипела во мне. Они меня называют отбитым. Предателем. Лжецом. Отщепенцем. Позором Гриффиндора. Я ни одна из этих вещей, и потому с таким Гриффиндором мне не по пути. Я всё ещё глядел в след этим «товарищам», пытаясь справиться с бушующим внутри гневом, когда услышал как камни позади меня медленно разъезжаются в стороны. Дверь была точно такой же, как и прежде. Кабинет внутри был точно таким же, за одним небольшим исключением – теперь там тоже была дверь, за которой я нашёл ещё одну комнату, того же размера, но эта была спальней, с хорошей полуторной кроватью, побольше той, на которой я спал в факультетской спальне. Оттуда был проход в просторную ванную комнату, где купель была скорее как маленький бассейн, и это было в тысячу раз лучше тех душевых, что были доступны простым ученикам. Это всё показалось мне не важным. Больше всего в глаза бросилось то, что стяги Гриффиндора в моей спальне были по-настоящему ало-золотыми, а не так, как в гостиной, где по какой-то причине алый превратился в красный бархат, темнее настоящего алого цвета на несколько тонов. Но и эту странность интерьера я отмёл в сторону. Главное, «зелье палача», должно было быть сделано. И я приступил к работе немедленно. Принёс пол-ведра воды в средний котёл, но поскольку в определённый момент зелье было необходимо перелить в самый маленький котёл, более похожий на кастрюльку, то я не боялся, что не выпью столько. Зажёг огонь, чтобы, когда внутрь пойдут первые ингредиенты, вода уже кипела, и начал быстро нарезать всё по инструкции. Первый – корень белого зверобоя. Затем выдавить сок из дремоносного боба. Мелко нарезанные полосками листья аконита. Очищенный от листьев стебель кровавой лимонницы целиком. Растёртая в пыль кора дождливой осины и такая же кора самаанского дуба. Печень коринфской саламандры, нарезанная мелкими кусочками серебряным ножом, и, после очистки лезвия, полосками нарезанные грозовые лилии. Последними шли змеиные зубы, истёртые в пыль, и несколько капель яда крапчатого скорпиона, которые предстояло смешать между собой прежде, чем добавлять в зелье. Пока я закончил, мой лоб покрылся испариной, а часть воды из котла даже успела выкипеть. Но ничего. Засёк время, добавил нарезанный корень, приступил к помешиванию, которое, в отличии от привычных по школьной программе зелий, было странным: количество раз и направления постоянно менялись, иногда приходилось мешать не по кругу, а треугольником; кроме того, листья аконита, например, добавлялись в несколько заходов, одновременно с другими ингредиентами. Ощутив сильную жажду, но понимая, что я только на половине приготовления, я в полголоса произнёс: - Не помешала бы помощь… Только кто поможет-то? – я мрачно улыбнулся сам себе. Тут раздался хлопок, и от неожиданности я едва не уронил ложку, которой и размешивал своё варево. Оно, кстати, приобрело насыщенный синий цвет, как и должно было, судя по рецепту. - Великий Гарри Поттер звал Добби? - Добби? Рад тебя видеть, - улыбнулся я, - Не звал, но помощь не помешает. И как ты меня нашел? - Добби работает в Хогвартсе почти с тех пор, как ушёл от плохих злых хозяев. Гарри Поттер-сэр попросил помощи у Комнаты, и Добби услышал. Добби пришел помочь Гарри Поттеру. - Давай только без сломанных рук как в прошлый раз, ладно? – пошутил я, но увидев слёзы, навернувшиеся на глаза эльфа, тут же понял, что зря вспомнил об этом. - Добби стыдно. Добби плохой эльф, - рухнув на свои худенькие коленки, тот начал биться головой. - Добби, перестань! – скомандовал я, возвращаясь глазами к зелью и книге. К счастью, ничего важного я не пропустил, и мешать перестал вовремя – в синеве зелья как раз появились первые зелёные облачка. Пора добавлять грозовые лилии – вот что обозначали эти облачка. Я ссыпал их, и вытащил ложку, чтобы лилии утонули естественным образом, как в рецепте. - Так, Добби. Лучше действительно помоги мне. Для начала, принеси мне попить чаю. И что-то пожевать – я как раз завтрак пропустил. Сможешь? - Добби работал в Хогвартсе на кухне. Добби сможет. Когда эльфёнок возвратился с двумя подносами снеди, я уже уменьшил огонь под котлом, оставив его медленно побулькивать. Зелье было почти готово, хотя, согласно рецепту, должно было вывариваться ещё чуть ли не до полуночи. А затем мне предстояло ещё оставить его остывать почти на сутки в тёмном месте. Впрочем, даже предвкушение предстоящего, впервые за долгое время, наполняло меня новыми силами и новой надеждой. Осталось лишь подождать.