А Дост-кун умеет перевоспитывать...

Увидев злющего Сигму, Гоголь еще сильнее забился под одеяло, стараясь стать максимально маленьким. По сравнению с злостью от фокуса эта злость была слишком огромной. — Ты понимаешь, что тебя могли посадить?! — крикнул Сигма, заперев дверь. Ответом ему было лишь молчание и тихое "прости". — Прости? Прости?! Да ты хоть понимаешь, что тебя могли отправить в колонию?! Зачем было подшучиваь над полицией?! — лицо менеджера раскраснелось от злости. — И что ты со мной за это сделаешь?— тихо спросил Николай. — Уж поверь, то, что я сделаю тебе не понравиится, - стальным голосом сказал небожитель, — а точнее понравится также, как мне выслушивать жалобы от начальства и обещания посадить тебя лет на пять. Сигма развязал запястья и локти друга лишь затем, чтобы отвести в комнату, соседствующую с кабинетом. Дверь была прямо в стене кабинета. Там Сигма запер тяжелую, полностью звукоизолирующую дверь. Гоголь мялся у стены, виновато и испуганно посматривая на менеджера. — Стань пока угол, мне нужно подготовиться, — строго сказал Небожитель. Блондин даже не вздумал сопротивляться и послушно стал к стыку стен, стараясь задобрить Сигму своей послушностью, что у него, кстати говоря, неплохо так получилось, небожитель и правда немного успокоился. Сначала Сигма вспомнил про мысль засунуть ему мыло в задницу, но отмел эту идею. Это слишком мягко, плюс ему не нужно, чтобы у Гоголя потом понос был. Не в этом случае. Потом небожитель вспомнил один интересный метод наказания, о котором он где-то читал, а именно прикладывание горчичников. "Кроме небольшого ожога, который пройдёт через пару дней, ничего и не останется. Притом боль будет неплохой, а если ещё и отшлепать перед этим... Да красота просто. Сначала отшлепаю, шлепков двадцать пять, потом на десять минут приложу первый горчичник, притом он будет сидеть на деревянном стуле, а не в кресле. Потом еще раз шлепать, пятнадцать шлепков и снова горчичник. Если будет сильно плакать, можно дать ему опереться о кровать." — думал Сигма, уже приготовив все необходимое: воду в чашке температурой тридцать семь градусов, сами горчичники и обычный деревянный стул. Когда небожитель зашел в комнату, все было на местах, даже Гоголь так же стоял. Сигма хмыкнул: как по струнке, падла, ходит. Всегда бы так. Сигма поставил стул на середину комнаты, завесил шторы и повернулся к Николаю. — Раздевайся догола, — спокойно сказал менеджер, изучая инструкцию по использованию горчичников. — Ты сильно злишься, да? — промямлил Коля. — Неужели дошло? Не стой как истукан, раздевайся. — Тут же нет камер?.. — робко спросил Николай. — Нет. Это моя комната. Николай, чуть помявшись, снял с себя всю одежду кроме трусов и повесил ее на стул. — Можно боксеры оставить? — робко спросил нашкодивший блондин. — Можно. Но ты-то их сейчас снимешь до колен, может быть неудобно, так что лучше снять, — посоветовал менеджер. — Хорошо, спасибо... — к остальным вещам на стуле присоединились и темно-синие трусы. Николай далеко не впервые был голый, да и Сигму это не привлекало. — Хорошо. Терерь ляг ко мне на колени, попой вверх. И быстрее. Николай, все-таки лег на колени к небожителю и вздохнул, пытаясь лечь поудобнее. Сигме была приятна и удивительна такая покорность провинившегося, но он постарался не обращать на это внимания. На ягодицы Гоголя упало десять равномерных и сильных шлепков, от которых он начал ерзать на коленях менеджера и тихонько хныкать. Дав беловолосому небольшую передышку, на протяжении которой гладил порозовевшую попу "преступника", он снова начал шлепать, но теперь еще сильнее. На нежную попку Гоголя один за другим сыпались сильные, строгие удары, от которых он вскрикивал и вилял задницей, пытаясь избежать шлепков, которые все равно его настигали. Но вот Сигма положил его попой вверх на кровать и окунул в воду первый горчичник, потом второй. Они были диаметром каждый с ягодицу Гоголя, и небожитель спокойно наклеил их на многострадальную задницу. — Теперь садись на стул, — указал менеджер. Николай сел, Сигма завел таймер на десять минут и тут началось. — Сигма, оно жжется... Сильно, — оповестил Гоголь. — Это только начало, мой дорогой. И только первые два горчичника. Будут еще два. — За что... — простонал Гоголь, начиная ерзать на заднице, делая еще хуже и больнее. — Тебе объяснить? — спросил Сигма с сарказмом. — Нет-нет, не надо. Я все понял, мне очень стыдно. Сигмочка, когда это уже закончится?! — застенал Николай. — Прошло только тридцать восемь секунд. Еще восемь минут, и это только первый заход, мой милый. — Ну за что ты со мной так?! Я же просто немножко пошутил! — Тебе давно пора научиться отвечать за свои поступки, так что терпи. Николай попытался незаметно приподняться, отперевшись пальцами о край стула, но небожитель прижал его к деревянной поверхности, лишая возможности привстать.