Любимая республика

Всё тело ломило от множества синяков, ушибов и укусов, принося хозяйке сильную боль. Руки и ноги не слушались измученную девушку, что ещё больше убивало афганку. Аккуратно сев на край кровати, она почувствала острую боль в пояснице, заставляя Афганистан лечь обратно на матрас. Получилось не с первой попытки, зато на второй раз она, пошатываясь, стояла на ногах, придерживаясь за мебель. Между ног всё ещё пульсировало, принося неприятные ощущения. Долго ждать не пришлось. Спустя несколько минут азиатка уже могла ходить, медленнее, чем обычно, но она ходила. Ни отца, ни британца дома не было. И отлично. Взглянув на себя в зеркало высотой с неё, девушка ужаснулась. Большой синяк на виске всё ещё болел, да и не только он один, но и другие ссадины и синяки на руках и ногах. На шее красовались следы зубов англичанина, а самым «коронным» здесь был немаленький порез от клинка отца на правой ноге, который до сих пор, конечно, не в таком количестве, как вчера, кровоточил. Да уж, на кого она стала похожа?.. Вновь на глазах появились солёные слёзы. Афганка чувствовала себя самой настоящей развратницей, смотрясь в стекло. А самое главное — как же она пойдёт в таком виде к Союзу? До сих пор она утверждает, что их общение — не более чем дружба, связь, которая в любой момент может разорваться. Ну, и вот, она разорвалась. Этот коммунист может поддерживать отношения только с сильной и властной женщиной, но не с такой слабой и нерешительной, как она. Тем более, азиатка теперь грязная, её изнасиловали, и после этого она вряд ли сможет посмотреть в его янтарные глаза. Сама она не отрицает, что Совет ей симпатичен, и даже считает его привлекательным и красивым мужчиной. Но для такого человека она не подходит ни статусом, ни душой, ни красотой. Тихо вздохнув, Афганистан подошла к дверному проёму, ведущему на кухню, и она совершенно не удивилась, увидев там Иран с кружкой чая. — Доброе утро, — пробормотала афганка. — Доброе, — ухмыльнулась иранка, посмотрев на сестру. — Ты как? Почему её вдруг ни с того ни с сего начало волновать самочувствие сестры? Вопрос поставил зеленоглазую в тупик. Может, здесь где-то скрывается подвох, и Иран опять начнёт издеваться над ней? — В принципе нормально, — кивнула головой Афганистан. — Теперь не будешь убегать к тому мужику? — ехидно улыбнулась та. — Я не знаю, — тяжело вздохнула афганка. Всё-таки пора расставаться с Советом. Всё когда-то заканчивается, и не только плохое, но и хорошее. Дорога к нему закрыта. *** Наступление сентября сильно сказалось на погоде. Невыносимая жара ушла, и температура снизилась с сорока градусов по Цельсию до двадцати одного градуса. Однако Союзу не до погоды — у него всегда были готовы на всякие случаи жизни комплекты тёплой одежды. Его подруга могла не приходить максимум неделю, и он прекрасно понимал, что вина этому — ежемесячные женские проблемы, тем более тут, где почти не имеется нормальных средств личной гигиены. Но уже прошло две недели, что не на шутку напугало коммуниста. В его голове появились мысли о том, что Афганистан вновь могли похитить, или что-то ещё. На третьей неделе её отсутствия он потерял и покой, и сон. Только вечером пятницы он решил во чтобы то ни стало отправиться на поиски девушки. Ожидание может только погубить афганку, если её держат в плену. На утро, покинув территорию военного лагеря, СССР решил, что для начала нужно посетить её деревню и дом, хотя шансы, что она именно там, были невелики. Чуйка ещё никогда его не подводила. Лёгким бегом, спустя полчаса, он оказался в деревне. Зашёл русский с тыла — так, чтобы он не попался жителям на глаза. Присев за стволом дерева, он начал наблюдать за домом подруги. Нет, не сказать, что он заглядывал в окна: его интересовал вход. Терпения ему было не занимать, поэтому ему не составило труда просидеть под деревом часа два. И вот, наконец-то, во дворе подруги неожиданно закипела жизнь. Достав бинокль, Совет начал тщательно следить за каждым действием у калитки. На улице сначала показалась Иран в светлом одеянии с белым хиджабом, а за ней уже вышла и Афганистан. Камень с души упал у Советского Союза. Она жива, ей ничего не угрожает, и это главное. Девушки о чём-то оживленно беседовали, пока иранка не покинула сестру. Тогда афганка смотрела ей вслед, провожая её взглядом своих ярких очей. Прекрасный момент подвернулся Совету, чтобы поговорить с приятельницей и всё-таки узнать, почему она не приходит к нему. Решив подойти к девушке, он за несколько секунд оказался рядом с забором. Удивительно, что она его не заметила, ведь коммунисту показалось, что шёл он довольно-таки шумно, не скрывая своего присутствия. Выпрямившись, он подошёл к азиатке. Та же, в свою очередь, всё же почувствовала чей-то тяжёлый взгляд и резко обернулась. Узкие глаза удалённо расширились при виде знакомого мужчины, сердце забилось в бешеном ритме, заставив её быстрее дышать. Не она к нему придёт, так он к ней. — Привет, — слабо улыбнулся Совет, попытавшись обнять девушку, на что она отреагировала крайне неожиданно: она быстро отвернулась и сильнее натянула хиджаб на лицо. — Уходи, — тихо пробормотала Афганистан. — Уходи. Я прошу тебя, пожалуйста, уходи... — Афи, я что-то сделал не так?.. — удивился её поведению русский. — Просто скажи мне, я признаю свою ошибку и извинюсь. — Ты не виноват… — прошептала афганка. — Это я во всём виновата. — С чего ты взяла? — успел спросить коммунист перед тем, как девушка, заметно прихрамывая, направилась к дверям дома. — Пожалуйста, уходи... — вновь пробормотала она. — Афганистан! — окликнул её Союз. — Афи, милая, скажи, что случилось? Несмотря на то, что её впервые в жизни позвали таким тёплым словом, афганка продолжила хромать к дому, неожиданно почувствовав сладкое томление в сердце. Казалось бы, это всего лишь слово, но оно так отразилось в её душе... Всё-таки он симпатичный. Он не стал её больше звать. Быстрым шагом подойдя к ней, Совет с силой, но всё так же аккуратно повернул её к себе, после чего обнял подругу, обвив её талию своими тёплыми руками. — Что случилось? — он сразу заметил, что некогда румяные щёки потеряли свою округлую форму, а зелёные глаза почти не открывались. Её губы обветрились, перестав быть такими пухлыми и привлекательными. Самое страшное, что он увидел на её лице — это тёмный синяк, который был виден даже на веке. — Кто это сделал? — серьёзным взглядом посмотрел Союз в её всё ещё яркие очи. — Отец, — нервно взглотнула она. — После того, как я пришла, Иран накричала на меня. Она видела меня с тобой и написала отцу письмо. Он приехал, выкинул твои подарки, а меня избил... — слезы показались на её щеках. — А потом... Он оставил меня с английским женихом... А он... — вновь всхлипнула Афганистан. — Он... Изнасиловал меня. Сжавшись всем телом, она ждала, что друг накричит на неё или ударит. Но нет. Он всё так же обнимал её, ещё сильнее прижав к своей груди. — И... Почему ты не приходила? — спросил СССР. — Я думала, что ты не примешь меня. Прогонишь, и мы прекратим общаться... — надула губы азиатка. — Поэтому и боялась... — Неужели даже в твоих глазах я тиран? — вздохнул Совет. — Почему во мне видят бездушного монстра, а не простого советского человека? — Даже не думай об этом, — серьёзно произнесла она. — Я не говорю, что ты тиран. Ты хороший, привлекательный молодой мужчина, у которого ещё всё впереди. А у меня в жизни ничего нет. Я боялась приходить потому, что не все принимают то, что у его друга, особенно противоположного пола, была половая связь, а не из-за того, что ты злой или что-то другое... — Если у тебя нет цели в жизни, то я найду её тебе, — нахмурился Совет. — Лучше скажи, почему ты прихрамываешь? — А ты посмотри, — слабо усмехнулась она, задрав до колена подол тёмной юбки. Рана не заживала, даже не давая на это намёков. Болит, но что же поделаешь, если под рукой нет хотя бы обычной аптечки? Девушке ничего не оставалось делать, кроме как промывать ногу холодной водой. Совет аж вздрогнул, увидев не только это увечие, но и множество других синяков на тонких ножках. — Это всё твой отец? — вновь посмотрел русский на афганку. — Да, — подтвердила она. — Я вижу, ты ничем не обработала рану, — присев на корточки, произнёс он, рассматривая ногу. — Давай пойдём в лагерь? Я всё сделаю и перевяжу. — Если тебе не составит труда, то, пожалуй, можно, — на некогда грустном личике появилась слабая улыбка. — И, чтобы мы могли быстрее дойти... — прервал свою речь Союз, смотря на подругу. — Я понесу тебя. Сначала Афганистан подумала, что эти слова оказались просто плодом её романтических фантазий, но ровно до того момента, как сильные руки подхватили её. — Я тяжёлая! Отпусти! — тихо запищала девушка. — Ты легче пёрышка, — улыбнулся СССР, прижимая девушку к себе. — Только держись. Если я сделаю тебе больно, не терпи, скажи мне. *** — Как нога? — заботливо спросил Совет, залезая в палатку к афганке. — Уже всё хорошо, — держа тёплый плед в руках, она тихо вздохнула. — Рад, — вдруг девушка увидела в руках друга небольшой пакетик, по-видимому, сухпаёк. — Сколько ты не ела, чтобы так похудеть? — Дней пять, — опустила взгляд она. — Урожай в этом году погиб от жары, теперь найти еду проблематично. — Держи, — открыв паёк, коммунист протянул ей жестяную банку. — Я не буду, — посмотрев на этикетку, сморщилась она. — Почему? — удивился русский. — Она свиная, — надула губы азиатка. — И в чём же проблема? — Совет так и не понял, какова была причина отказа. — Мусульманам религия запрещает есть это мясо, — ещё раз взглянув на банку, вздохнула афганка. — Если я съем, то это будет грехом. Я лучше останусь голодной. — Тебе нужно поесть, — тяжело вздохнул Союз. — У твоего организма должны быть силы для того, чтобы все твои раны быстро зажили. Я ещё дам тебе кусок хлеба. Какой-то небольшой кусочек выпечки стал для девушки настоящей проблемой. Хлеб был чёрствый из-за того, что его испекли в соседней республике, и он успел затвердеть за то время, пока он и гречка ехали сюда. — Возьми кашу с мясом, не морочься ты, — смотря на то, как она тихо хрустит еле-еле откусанным кусочком хлеба, Совет открыл железную банку. — Нет, мне нельзя... — кусая твёрдую корочку, перевела она взгляд на его лицо. — Тем более, ты наверное тоже голодный. — Это наш паёк, а не мой, — твёрдо произнёс коммунист. — Я не эгоист. — Нет-нет, я не хо... — Самолётик приземляется! — прервал её тихий голос он. Неожиданно в приоткрытом рте девушки оказалась ложка с кашей и кусочком мяса. Медленно пережевывая всё содержимое, афганка удивлённо смотрела на друга. — Вкусно? — улыбнулся Союз, когда увидел, что порция была пережёвана. Афганистан кивнула. — Самолётик летит-летит, и пу-р-р-р, приземляется! Афганке этот жест показался очень милым. Словно она маленький ребёнок. Он кормит её с ложки, играя в так называемый "самолётик", потому что дитя не хочет кушать. Девушка довольно пережёвывала кашу, а мужчина широко улыбался, наблюдая, как банка постепенно начинает пустеть.