Любимая республика

— Мама! — звала афганку Саффина. — Мамочка! Что случилось? — Ничего страшного, милая, — всхлипнула Афганистан, вытирая слезы рукавом кофты. — А почему ты плачешь? — спросила малышка, удивлённо смотря в закрытое никабом лицо. — Мы... Поссорились с дядей Советом, — не став говорить настоящую причину слёз, закусила губу она. — А почему? — последовал вопрос от девочки. — Это дело взрослых, малышка, — присев, взяла на руки дочку азиатка. — А куда мы сейчас пойдём? — удивлённо пробормотала Саффина, видя, как мама куда-то направляется. — Домой, к тёте Иран, — шмыгнула носом Афганистан. — А мне дядя Марат обещал завтра показать, как работает автомат! — в пустоту произнесла малышка, надув губы. — Нет, малыш, извини, — тихо пробормотала афганка. — Мама! Я хочу попрощаться с дядей Советом! — крикнула девочка. — Саффиночка, прости. Покидая территорию военной части, Афганистан невольно обернулась назад, провожая это знакомое до боли в сердце место. Но как объяснить сердцу, что здесь ей теперь не рады? Никак. Она любила его, всей своей израненной душой любила его. Но испугалась сказать. Она и так нарушила немало законов мусульманства, но она не хочет изменять жениху, хоть и ненавидела его. А если бы она приняла его чувства? Они бы, скорее всего, поцеловались, и не как обычные друзья — в щёку, а как настоящие возлюбленные. Нежно и страстно, не желая отпускать друг друга из обьятий. Но всё разрушилось из-за её глупости. И это невозвратно. *** — Где Афганистан? — вспомнив, что Саффина была у Марата, Совет быстро направился к тому на место стоянки танков. — Товарищ Советский Союз, она забрала ребёнка и ушла, — ответил сослуживец, выглянув из-за танка. — Она ничего не говорила тебе? — волнительно спросил коммунист. — Никак нет, — покачал головой Марат. — Но она была вся в слезах, хоть её лицо и было прикрыто, я приметил это. Что с ней случилось? — Личные отношения, — резко отрезал он. — Товарищ Советский Союз! — окликнул его Владимир. — Афганистан ушла с территории лагеря! Отлично. Он теперь хотя бы знает, что здесь её нет. А уйти она могла только к себе домой. — Благодарю, Владимир! — теперь ему оставалось только побежать за Афганистан. *** — Так что у Вас случилось, сестрица? — заботливо спросила Иран, поставив перед сестрой кружку с заваренным тёплым чаем. Почему-то иранка без вопросов приняла сестру, несмотря на то, что и она, и ребёнок были в слезах. Девочку уложили спать, а Иран решила узнать причину её грусти. Она всегда приходила радостная из части, а тут, ни с того ни с сего, вся заплаканная. Афганистан, конечно же, под порывом своей обиды на саму себя, всё рассказала сестре. Они договорились молчать отцу о своих возлюбленных, зачем же это рушить? Если Иран проболтается отцу — следовательно, афганка рассказывает о её любимом американце, если же Афганистан доложит — вся правда о её дружбе и чувствах к коммунисту будут известны родителю. — Почему бы тебе не рассказать обо всём? — подняв тёмную бровь, удивлённо спросила иранка, смотря, как сестра допивает чай. — Я боюсь. Тем более, я обвенчана, — хмуро произнесла Афганистан. — И что? — не понимала Иран. — На вранье отношения не строятся. — Нельзя, — всхлипнула зеленоглазая. — Ну, и? — продолжила темноглазая. — Я же говорю своему, что люблю его. Отец же не знает. — Это же не для отца, это — религия... Богу Аллаху... — пробормотала девушка. — Слушай, — обратилась к ней иранка. — Как бы я тебя и русских ни ненавидела, но я тебе настоятельно рекомендую рассказать ему правду. Я не хочу, чтобы ты ревела из-за этого. Тихо всхлипнув, Афганистан мысленно согласилась с её рекомендацией. Ещё ничего не поздно в этой жизни. Поблагодарив сестру за приготовленный напиток, Афганистан всё-таки решила на следующий день вернуться к Совету, извиниться, обнять его, чтобы он больше не обижался на неё из-за какой-то глупости. А сегодня можно и домашними делами позаниматься. Уже вечерело. Взяв небольшой мешок с зерном, девушка вышла на задний двор покормить кур. Но, так как отдельного прохода туда не было, ей пришлось идти через крыльцо основного входа. Ничего необычного: ветер, приятного цвета небо переливалось из-за лучей заходящего солнца... Рассматривая красивый пейзаж, она тихо подзывала кур и петуха, чтобы накормить их. Даже курицы жмутся вместе, как родные, а она разрушила очень даже хорошую дружбу с прекрасным человеком. Холодный, но не для неё... Тяжело вздохнув, высыпав всё зерно, она направилась в дом. Поднимаясь на крыльцо, всё ещё вспоминая последнюю их встречу, она услышала до боли знакомый и любимый голос, окликнувший её: — Афи! Обернувшись, она увидела его. Упрямый же у неё мужчина. Стоит за калиткой. Красивый, в светлой форме, в фуражке, в высоких сапогах, с офицерским планшетом, накинутым через крепкое плечо. — Афи... Тихо всхлипнув, она мигом рванула к нему и обняла друга, держась за его шею. — Прости меня, шурави... — тихо прошептала афганка ему на ухо, всхлипывая. — Умоляю, прости... — Не плачь, милая, — сжал её в своих обьятиях он. — Я всё-таки за тобой пришёл. — Прости, шурави... — повторила она. — Мне больно врать тебе. — Я не обижен, не волнуйся, — слабо улыбнулся коммунист. — Шурави, мой милый, — нежно поглаживая его прямые щёки, пробормотал она, подняв его повязку со шрама. — Я люблю тебя. — А сразу ты... Побоялась? — спросил она, разглядывая заплаканное лицо любимой. — Побоялась невзаимности, — подтвердила она. — Знаешь, мы одинаковы по статусу, так что это не влияет на наши отношения, — серьёзно произнёс русский. — Не затрагивай больше эту тему, хорошо? — Хорошо, — положительно кивнула девушка. Всё ближе и ближе. Соприкоснулись их лбы. Несколько сантиметров между губами. — Я люблю тебя, — вновь улыбнулся он. — Я тебя тоже. Недопонимание покинуло их дружбу. Можно вновь быть вместе, любить и обниматься. Как же хорошо, что этот неприятный момент позади, и теперь ничего не может помешать им. Наконец-то, чувствуя сжавшие его затылок женские пальчики, Союз нежно коснулся пухлых губ. Афганка задрожала, поддалась своей страсти. Так воплотился первый, такой долгожданный, поцелуй. Обхватив губами её губы, он не переставал целовать азиатку, снявшую с него фуражку, поддразнивая её, и уже требовательнее прижимая её, одетую в тёмное платье с поясом, к себе, услышав тихий звук с её стороны. Впервые она так целуется, конечно, необычное чувство окрыляло её, вызвав у неё тихий стон, что лишь только подтолкнуло коммуниста к более смелым движениям. Мужчина легко провел по её губам своим языком, что вызвало у робкой девушки волну мурашек, так жаждавшей его прикосновений и тепла. Разомкнув губы, она ощутила судороги в животе. И он воспользовался этим моментом. Мигом проникнув в чужой рот, он нежно ласкал небо, язык и дёсна девушки, уже начав оттягивать и сжимать её пухлые губы, спустив руки на округлые женские бёдра и ягоицы, вновь услышав довольный стон. — Мама? — послышался детский голос с крыльца дома, после которого Афганистан резко отпрянула от мужских губ. Совет был удивлён не меньше — не было малышки, и тут она неожиданно прибегает. — Саффина, идём обратно, — всячески пыталась развернуть девочку Иран, направляя её обратно в сени. — Не разрушай им атмосферу. — Иран, оставь её, — улыбнулась афганка. — Саффи, иди к нам. Довольная девочка вырвалась из ослабевшей хватки иранки и побежала к матери, широко улыбаясь в ответ на улыбки взрослых. Мужские руки высоко подняли её, вызывая у ребёнка громкий, лелеящий слух, смех. — Мамочка, а ты говорила, что поссорилась с дядей Советом? — удивлённо спросила девочка, поправив платок на голове. — Если бы не настойчивость дяди Совета, то мы бы не помирились сейчас, — рассмеялась азиатка, вернув на макушку Союза головной убор. — Да? — продолжила малышка. — Да, — поцеловал девочку в щёку он. — Теперь всё будет хорошо. — И поэтому вы целовались? — неожиданно вспомнила картину целующейся с другом мамы, когда она выбежала во двор. — Нет, не поэтому, — смущённо пробормотал а Афганистан, но тут её опередил Совет. — Потому что мы любим друг друга, — ласково улыбнулся он, смотря на удивлённую малышку. — Ты же умница, понимаешь, что это значит? — Конечно, — кивнула Саффина. — А мама правда очень красивая? — Очень, — и, в подтверждение своих чувств, Союз чмокнул афганку в губы, не убирая с её талии тёплую руку.