Сгорая в зиме

      — Ахах, ты наблюдателен, Игорь! Влюбилась в эти серёжки с первого взгляда! Так блестят на солнце и невероятно сочетаются со всем моим гардеробом. Прямо молниеносное преображение!       — Думаю, любые другие тебе бы пошли не меньше.       — Само собой, но, как видишь, я предпочла им эти. Они особенные. С первого взгляда!       Хрусть.       Пчёлкина и Игорь синхронно оглянулись.       — Сергей, всё в порядке? — спросил Игорь.       — Снова голова кружится и клонит в сон? — встрепенулась Пчёлкина.       Серёжа выпустил из пальцев пачку крекеров на радость стае голубей. Медленно поднял голову, не убирая с лица выпавшие из забранных в хвост длинные прядки. Взгляд его оставался стеклянным, но сведённые к переносице брови и подёргивающиеся уголки губ указывали на неравнодушие.       — Надеть бы на тебя чокер с бомбой и взорвать её так, чтобы твоя тупая головёшка вылетела в стратосферу и вернулась обратно, пробив земную кору настолько глубоко, чтобы плавиться в магме и никогда впредь не попадаться мне на глаза.       Пчёлкина ойкнула и коснулась нитки ожерелья из бисера, оттянув от шеи. Ничего не сказала, лишь хлопала подведёнными красной тушью глазками и таращилась на него. Как будто сама не ожидала такой реакции. Ни на секунду не подумала сучка блогерская, что надевать серёжки-молнии и щеголять в них перед майором чревато определёнными последствиями. Теми, где любимица публики или теряет голову в прямом эфире, или теряется в густых лесах Ленобласти.       И никто никогда не находит тела. Некогда известная журналистка, вот так сюрприз, забыта всеми и кормит своим ни разу не привлекательным личиком червей. Серёжки-молнии впредь не блистают.       — Какой жаркий сегодня день, правда? — Серёжа отвлёкся. Это рядом защебетал Дима. — Кто за то, чтобы охладиться? Кому мороженное? Кому фруктовый лёд? Я мигом, там на углу магазин!       Пчёлкина по-прежнему смотрела в его сторону, но теперь в карих глазах проглядывалась настороженность. Как и в жестах. Расстёгнутую до очертания лифчика блузку она застегнула до верхней пуговицы, короткую кожаную юбку поправила, потянув вниз. Умница, не такая уж идиотка, когда на кону вопрос о её завтрашнем дне.       Серёжа уселся поближе к каскаду фонтанов. В летний зной лучшее место у Финляндского вокзала. Ветерок обдувает, приятно освежая, донося микроскопические капельки воды до лица. Если приглядеться, между высокими струями удастся увидеть крохотную радужку. Совсем не душно в полностью закрытой, заключающей тело в один защитный кокон непросвечивающей одежде. Спокойно. Вода заглушает грохот колёс трамваев, сигналки машин, голоса прохожих. Серёжа похлопал возле себя, приглашая. Юля ожидаемо не рискнула. Так держать, ведь приглашение было адресовано не ей. Стоило Игорю сесть рядом, как Серёжа устроил голову у него на плече, взял под руку и с прищуром наблюдал за Пчёлкиной, пока Дима не вернулся с мороженым.       Себе Серёжа ухватил фруктовый лёд, но не торопился есть. Шальная мысль никак не хотела выветриться из головы. В точности, как Пчёлкина, не снимавшая серёжки-молнии. Серёжа оглядывался на фонтаны, воображая, что похожий поток полился бы из обезглавленного тела журналистки. Алые волосы, алая кровь, утекай, Юленька, никто не станет по тебе скучать, никто не вспомнит тебя, дрянь ты охотная до хайпа, воровка и интриганка. Никто в детстве не учил, что нельзя трогать чужое? Ни трогать, ни смотреть в сторону, ни привлекать внимания.       Дима о чём-то щебетал, Игорь откликался на его вопросы и пробовал затянуть обратно в разговор их с Пчёлкиной, но Серёжа ждал. Ждал, когда до неё дойдёт, когда она исправится и это обоюдное молчание с их стороны прекратится. Не нагнетай, авторка ты бездарная, без чувства вкуса и стиля, только умеющая наживаться на других, сделай, как надо, и все будут счастливы.       Фруктовый лёд таял, тёк липкой жижей и капал на брюки. Уже и Дима засуетился, выискивая в рюкзаке влажные салфетки, Игорь добродушно журил за то, что обляпался, и предлагал по-быстрому побрызгать водой из фонтана и пошоркать, пока не засохло.       Серёже было не до них и не до испорченных брюк, вязкой сласти, скопившейся на пальцах, к которым подлетала оса. Мелкое, но до чего мерзкое насекомое. Хлоп! И она размазалась пятном на холодном бортике фонтана. Умерла, не успев ни наестся, ни ужалить.       — А знаете? — Пчёлкина заговорила спустя час, когда они всей компанией прогуливались вдоль набережной в направлении Петропавловки. — Так себе серёжки. Красивые, но тяжёлые…       — Так и скажи, что не твой размер, — подсказал нарушивший молчанку Серёжа. — Найдёшь ещё свой и оценишь его по достоинству.       Серёжки Пчёлкина всё-таки сняла, убрав поглубже в сумку.

***

      Отношения втайне звучали как приговор. Приговор, не скрывая ничего, не выдавать себя перед знакомыми, друзьями и Еленой с Фёдором Ивановичем. Доходило до абсурдного. Дима едва ли не на всю улицу заведённо тараторил, какие же они замечательные друзья с Игорем. И живут вместе, и на одном диване спят, и ванну вдвоём принимают, на коммуналке экономят, экологии помогают, и обязанности домашние разделяют, и вместе заглядывают в гости к близким Игоря.       Даже вместе выкармливают воронье семейство, поселившееся на дереве напротив окон в кухне.       Да боже, если бы Дима проголосил, что они ещё и трахаются, никто бы это не воспринял всерьёз! Во-первых, потому что это говорил Дима, а при его миловидной внешности любая информация заочно звучала как «ахаха, какая прелесть!». Во-вторых, Дима и сам вряд ли бы в это поверил. Вообще бы посчитал, что это компьютерная игра или они так грубо называют готовку с уборкой. Нет, Диму однозначно пора переводить с очков на линзы, где нет встроенной детской цензуры.       В этом и крылось и спасение, и проблема. Потому что для той же Пчёлкиной их несерьёзное сожительство было сродни зелёному свету! Внимание, внимание, это не учебная тревога. Майор Гром свободен! Абсолютно свободен! Оставшийся без соцсети бывший миллионер, ни разу не Чумной Доктор, а теперь нищенка-калека Разумовский — исключительно сожитель! Можешь предлагать погулять сколько угодно и где угодно, обнамекаться, что журналист и полицейский — это невероятный тандем для расследований преступлений! Разумовский же друг, он не расстроится, нет, ни капли. Разве что:       — Ну, если не бомбу, то шокер. Ну, слабый? Отрезвить маленьким зарядом? Взбодрить?       Игорь качал головой.       А его опять заносило. Срывало расшатанную на антидепрессантах крышу так, что несите новую! «Вместе» уничтожено взрывом, ни соцсети, ни Марго больше нет, а он — мальчик, который выжил с ожогами сорока пяти процентов тела, полгода пролежавший в больнице, ещё полгода под присмотром дома.       Серёжа зашёл в квартиру и прилёг на диван. Духота. Лечащий приврал, когда заверил, что в компрессионных тряпках будет нормально переносить жару. Всего лишь перетерпеть аномально жаркий по всем прогнозам июль, чтобы меньше рубцов пришлось удалять хирургическим вмешательством. Рубашки только хлопковые или с содержанием вискозы, свободный крой нежелателен. Никаких коротких рукавов, шорты, бриджи прибрать в дальний ящик. Будто и без рекомендаций до него бы не дошло.       — Чувствую себя ничтожеством каждый раз, когда она к тебе лезет, — в тупой злобе произнёс Серёжа, закрывая лицо ладонями.       По полу что-то шоркнуло, забренчало у удлинителя. Духоту развеял жужжащий вентилятор. Ладони оттянули от лица, бережно забрали назад растрепавшиеся волосы. После больницы они отрасли ниже лопаток и всё равно мешались, как было с каре.       — Пчёлкина…назойливая, иногда слишком…очень слишком, — осторожно подбирал слова Игорь. Как в игре в сапёра. Ошибёшься, и будет взрыв. — И всё же каждый раз срываться на ней? Сергей, она — друг, но не более. Ты это знаешь.       Знает, разумеется знает, но стоит взглянуть на неё, а затем рассмотреть собственное отражение в напольном зеркале… Омертвевшая кожа не передавала ощущения боли. Мелкие порезы, случайные ушибы. Чувствительность пропала, а риск удариться и занести инфекцию возрос. Однако не это отвращало. Сам вид варёной кожи.       — Она же…нормальная, — настойчиво повторил Серёжа. — Не лоскутное одеяло, которое принимает херову тучу колёс, но легче не становится. Это с ней можно гулять хоть целый день, потому что её не рубит через час прогулки. Это с ней можно поплавать в бассейне или съездить на речку, потому что на неё не будут пялиться, как на Франкенштейна. Это её можно всем представлять, как девушку, целовать на улице, выставлять в соцсети совместные фотки это…        Губ коснулось чужое дыхание. Поцелуй вышел осторожным, нежным, как в первый раз на крыше дома. Словно не было взрыва, больницы, долгой реабилитации, будто это было вчера.       Игорь отстранился, поднялся и, нарочито поправив кудряшки, презентовал:       — Он же сам Сергеееей Разумоооовский, воспрявший фениксом из пламени и нацелившийся возродить из пепла «Вместе». А я какой-то скучный, дряхлый дед. Настолько старый, что мой удел — играть в шахматы, читать книжки по вечерам и смотреть за подрастающей сменой, которая погони ведёт не на своих двоих, а на электросамокате. Великий компьютерный гений, укротитель убитой кондеем проводки, законодатель моды и обладатель не только тела, сравнимого с античным барельефом, но и небольших кусочков материков, принявших его невероятное лицо за карту мира. Ну почему, почему он до сих не выбрал себе кого-нибудь получше? Его же столькие обожают, сколько людей восхищается его стойкостью!       Последний психотерапевт рекомендовал попрактиковаться в проекции. Прошлые ловко огибали её, побаиваясь за сохранность своего кабинета. Это считывалось мгновенно. Постукивание по полу носком туфли, разглаживание складок на одежде, перескакивание с тему на тему. Серёжа ненавидел сеансы с психотерапевтами и посещал их лишь потому, что Игорь попросил. Вроде как станет легче принимать себя, меньше злиться по пустякам, уничижительно называть себя тряпкой. Откуда вообще появилось это прозвище? Мало было ожогов, так в подарок после обрушения башни досталась травма головы, и вот воспоминания перемешались, как фигурки в калейдоскопе. А восстановить порядок помог бы психотерапевт. Возможно, один из тех, с кем бы он остался, если бы не обвинил в непрофессионализме, отказался делать идиотские задания по типу «нарисуйте воображаемое животное», «сделайте коллаж из последних снов», «создайте оригами с тем, в чём вы видите своё будущее». Разбил настольную лампу и накричал.       Вообще не хотел ни к кому из этих шарлатанов ходить, чтобы заниматься дурацким рукоделием и рисовать. Будто этого ему было мало дома! Пить таблетки и выздоравливать — да, объяснять врачам, что они не лечат, а халтурят — нет.       У последнего психотерапевта оказался уже не один, Игорь уговорил пойти вместе. Не мешать их сеансу, посидеть рядом для поддержки. А если врачи и впрямь такие бездари, как Серёжа заверял, то посмеяться вместе с ним. Наверно, из-за его присутствия психотерапевт и предложил проекцию, но не Серёже. Просил Игоря побыть наглядным примером методы. Серёже давал задание выбрать любой предмет в кабинете и ёмко описать его (не внешний вид, а особенные характеристики), Игорю — представить себя этой вещью и рассказать о себе, исходя из описания. Затем возвращал слово Серёже. Говорить первые несколько проекций не получалось. Предательски мешали слёзы. Выбирая новые или, наоборот, поломанные вещи, он, в конце концов, загонял себя в ловушку и долго не мог успокоиться.       Серёжа видел в углу комнаты стул. Деревянный стул с потёртой седушкой, надломленной ножкой, никак не вписывающийся в стиль хай-тек, в котором был выполнен остальной кабинет. Вероятно, предполагал Серёжа, долго прослужил, но готовился быть вскоре выброшенным за ненужностью.       Игорь думал под тиканье настенных часов, не рвался сразу ответить, анализировал. Здесь бы смеяться над тупостью задания, ха-ха, я стул, как весело! Он воспринимал поставленную задачу серьёзно. И выдавал, что, так и так, прошу меня любить и жаловать, его величество стул. Десять лет старательно работал в этом кабинете, встречал и провожал пациентов. Радовал их глаз, обеспечивал комфорт. Был на работе с первого дня. Чувствовал себя важным, влиятельным, пока не получил пренеприятнейшее повреждение и не оказался в тени. Переживал и считал себя обузой новому кабинету после ремонта, не понимал, отчего меня до сих пор не выставили на улицу. Даже когда скотчем подклеивали, сдували пылинки, ощущал себя ущербным на фоне остальной мебели. И никогда не задумывался, что это остальную мебель заменят на новомодный комплект с глянцевой страницы журнала, а меня оставят. Потому что ценят и любят именно таким.       Буря внутри никак не хотела стихнуть. Коробило, грызло, несмотря на забавную попытку успокоить. Незнание их не-дружеской тайны не отменяло того, что Пчёлкина тянула внимание на себя, провоцируя на конфликт в их маленькой компании ДРУЗЕЙ, У КОТОРЫХ НЕПРИНЯТО ПЕРЕХОДИТЬ ГРАНЬ ДРУЖБЫ МЕЖДУ СОБОЙ. Потому что у одного из друзей неустойчивая психика, постоянные перепады настроения и его мотает на лекарствах сильнее приложений после бесплатных обновлений.       Серёжа заскрипел зубами, крепче впившись ногтями в обивку дивана.       — Не тот подход, Доктор, — кинул он и схватил с тумбы нож. — Сегодня мало погладить по головке и сказать, что я самый прекрасный-распрекрасный.       Психотерапевты один за другим советовали заниматься спортом, рисовать, собирать пазлы или разгадывать головоломки для успокоения. Психотерапевты, а не его личный Доктор.       Остриё ножа рассекало воздух, двигалось так быстро, что лишь спецу удалось бы от него уворачиваться. Чем и занимался Игорь. Не давал себя покалечить, позволяя ему выпустить пар. Не поддавался, как и не просил перестать. Правила были предельно просты — не дай себя ранить. Потому что в противном случае злоба Серёжи смешалась бы с усилившийся ненавистью к себе.       Ха! Нож оставил след на обивке дивана. Фьюф! Разрезал наволочку подушки. Бам! Стукнулся о дверной косяк. Главное, что не в обои! Только неделю назад ремонт делали!       И улетел под ноги.       Серёжа дёрнулся, но Игорь крепко держал его поперёк груди.       — Легче или ещё нет?       — Лучшее время уложить меня лицом в подушку и выжечь остатки самоедства.       — Намёк понят.       Но нужно было кое-что провернуть. Серёжа схватился за телефон, набрал один из контактов по видеосвязи и расположил устройство обзором на диван.       Отношения втайне приятнее вдвойне, когда нежелающая о них знать журналистка смотрит за ними и не сбрасывает звонок.