Жажда

      Сердце бешено забилось между ребрами, желая проломить их. Насколько бы не хотелось убежать, тело совершенно не двигалось, как и в прошлом. Стоило увидеть эти темные глаза, как тело тут же отказывалось подчиняться разуму.        Но разум продолжал работать, продолжал изучать и обрабатывать информацию. Таким только образом Чу мог заметить другие детали, помимо ямочек и темных глаз. Этот человек был ниже, худее, бледнее и на вид более истощеннее. Что уже стоит говорить о другом цвете волос, которые совершенно не выглядели как парик. Разве что как дорогое окрашивание, но стал бы богатый человек жить в столь старом доме?       — Кто вы?– пытаясь не выдать дрожь в голосе, наконец-то заговорил Чу. Даже если этот человек отделено похож на того монстра, это не значило, что Ваньнин должен бежать словно пугливый заяц.       — Я ваш новый сосед с нижнего этажа…       — Что вам от меня нужно?– Ваньнин решил забыть о манерах, желая лишь услышать краткую и необходимую информацию.       — Познакомиться?– с глупой улыбкой, которая совершенно не шла незнакомцу, тот слегка замялся на своем ответе. То ли от гнетущей атмосферы, то ли от того, как Чу не давал тому толком ответить.       — Я не намерен знакомиться! Уходите!– прорычал мужчина, быстро доставая ключи от квартиры.       Чу захлопнул дверь квартиры ещё до того, как незнакомец успел что-то произнести. Услышав щелчок закрытого замка, мужчина дал волю эмоциям. Ноги перестали держать его, поэтому тот сполз по стене на пол, обнимая себя руками. Тело било крупной дрожью, а легкие не могли даже нормально наполниться воздухом.       Это омерзительное чувство. Гул в ушах, удары сердца настолько болезненные, будто оно вот-вот вырвется из груди. Короткие и частые вздохи, создают ощущение, что ты сейчас захлебнешься, словно тонешь и не можешь произнести ни слова, ведь рот тут же наполняется фонтанном воды, которой даже не существует. Наверное это ощущают люди перед тем, как душа покинет тело.       Придя в себя, Ваньнин кое-как поднялся на ноги, нащупывая дрожащей рукой выключатель. Уже успело стемнеть, а резкая вспышка яркого света на мгновение ослепила. Глаза опухли от слез и болели от обезвоживания. Обращая внимание на время, Ваньнин горько вздохнул. Почти десять часов вечера и уже слишком поздно для звонков старому знакомому. Сюэ Чжэнъюн пострадал не менее самого Ваньнина, если даже не больше. Ваньнин по крайней мере трудоспособный и может самостоятельно позаботиться о себе, а старшему Сюэ останется только и надеяться на бесчисленные реабилитации, которые не могут дать и малейшей гарантии на прогресс его состояния. Но, не смотря на все это, Чжэнъюн смог простить, смог продолжить видеть свет в этой жизни, зная, что у него есть отличная поддержка в виде его жены и редких звонков с сыном.        Оставив звонок на завтрашней день, Чу поднял продуктовый пакет, который теперь казался тяжелее, и решил для начала разложить продукты. Если конечно это так можно назвать, ведь в основном это полуфабрикаты или готовая еда из кулинарного отдела ближайшего магазина. В последнее время не хватает сил на готовку, а желания тем более.       Разобравшись с продуктами, Ваньнин заставил себя пойти в душ. Горячая вода ошпаривала тело, пока раскосые глаза тупо смотрели на увечья на руках. Некоторые уродливые шрамы Ваньнин оставил на себе сам, желая перекрыть старые или попросту прекратить свои мучения. Но большинство были оставлены в следствии извращенных любовных игр, припадков ревности и просто из-за чужого желания.       Ваньни, не смотря на прошедшие годы, всегда вспоминает об тех временах, особенно в душе видя свое тело. Худое и изуродованное. Вспоминает чужие прикосновения и глубокий голос, которые нашептывал о том, какой же Ваньнин красивый. Но стоило чужому настроению измениться, так на теле тут же появлялись огромные фиолетово-синие бутоны чужой ревности и травмы. И Ваньнин продолжал терпеть, ведь тот же глубокий голос молил о прощение чуть ли не со слезами на глазах, а во время возбуждения с наслаждением приговаривал как же красный цвет подчеркивает чистоту Ваньнина.       Красный цвет. Насколько же он стал ненавистным после всего этого. Каждый раз умываясь и смотря на себя в зеркало, в памяти всплывают не красные пятна на челюсти или возле висков, совершено не это. Образ в зеркале изменяется на то же лицо с острыми чертами и раскосыми глазами, но на сжатых губах красуется красная, словно кровь, помада, легкое покраснение на глазах, созданное тенями и длинные из-за туши ресницы. Стоит это представить, как следом за всеми воспоминаниями следует унизительное Чу Фей.       Это заставило быстро покинуть ванную комнату. Все же прогресс лечения присутствует, Ваньнин уже не устраивает истерик и не разбивает зеркала на протяжение года. Заваливаясь на кровать, Ваньнину остается только и мечтать о том, чтобы возможно было стереть с памяти прошлые годы. Он бы заплатил все возможные деньги за эту процедуру.       Но после он вновь окунался в горькую реальность. Суд и переезд отняли весомую часть его накоплений, а лечение и вовсе обнулили их, оставив мужчину жить только на его зарплату. В Пекине Чу Ваньнин благодаря своему трудоголизму мог жить достаточно хорошо, но в Яншо он не может брать сверхурочную работу, её здесь не особо то и много, а репетиторство для него теперь закрыто по собственному желанию. Поэтому каждую ночь, чтобы не погружать себя излишними мыслями, Ваньнин выпивает горсть знакомых таблеток, после чего ныряет в знакомую темноту, называемую сном.       Не смотря на то, что день казался таким же как и прошлые, Ваньнин впервые с нетерпением ждал конца рабочего дня. Его все ещё не покидало чувство страха, которое даже не приглушали препараты. Для него этот звонок был важен, пусть и просить о таком было до жути стыдно.       Долгие гудки длились будто вечность, что заставляло тремор только усиливаться. В голове тут же возникали самые худшие сюжеты, где такой надоедливый и шумный Сюэ Чжэнъюн решил, что с него хватит общения с бывшим коллегой.       — Ваньнин, ты чего! У меня же день рождения не скоро,– как только мужчина собирался сбросить вызов из динамиков раздался задорный голос старшего.       — Какие такие звезды сошлись, что ты решил мое позвонить?       — Сюэ Чжэнъюн, тут такое дело… Я пойму, если ты мне откажешь, но все же…       — Я и откажу тебе?! Юйхэн, да для тебя мне ничего не жаль! Ты что, забыл об этом?       — Мне нужно, чтобы ты узнал, где сейчас Мо Вэйюй,– произносить это имя было сложно. Горло тут же обжигало, а желудок неприятно скручивало. Этот человек когда-то был таким запретно желанным, а сейчас вызывал ужасающее чувство страха и фантомные боли.       — Где Жань-эр? Ты ведь не думаешь, что…       — Если тебе трудно это сделать, то не нужно. Я придумаю, что-то другое, просто дай конкретный ответ,– заворачивая в первый попавшийся переулок, Ваньнин оперся на стену спиной, чувствуя как ноги медленно его предают.       — Нет-нет-нет, я узнаю, просто…– пока царила тишина, Чу Ваньнин чувствовал, как вновь ускоряется ритм его сердца. Пусть и тот факт, что старший Сюэ все же ему решил помочь, успокаивал.       — Мне жаль, что так произошло. Я должен был быть внимательнее, ты бы тогда не пострадал.       — Но я ведь все еще могу ходить…       Ваньнин даже не представлял, что так произойдет. За год до расставания и суда, Чу решился попросить помощи у Чжэнъюна. Пусть тогда он и не рассказал всю правду, пусть и прятал побои и раны, пусть и попросил просто поговорить с Мо Вэйюэм. Никакого упоминания насилия, никаких слез и жалоб, но это все равно не остановило беду.       Только тогда, в университете, от коллег Чу Ваньнин узнал, что старший Сюэ в больнице. Его избили буквально через пару дней после их встречи, по словам его жены он в тот вечер спешил на встречу с кем-то, а на утро ей уже позвонили из больницы. И Ваньнину не нужно было гадать, кто мог такое сделать. Подобное происходило, но с другими людьми, не с теми, кто заботился о нем и радовался за него.       В тот день крик в квартире Мо Вэйюя не утихал. Не то, чтобы Ваньнин собирался на него кричать, но стоило услышать ответ на свой вопрос, как тон голоса сам собой сорвался на крик. Он долго кричал, пытался уйти, вставал после каждого удара, пытался вызвать полицию, а в итоге… В итоге оказался в травмпункте, а его телефон в мусорном ведре. Перелом кости со смещением, а на вопрос о насилие Чу Ваньнину не хватило смелости сказать правду. Даже на протяжение недели, когда его навещали знакомые и полиция, он продолжал подпевать версии о невнимательности и неудачном падение.       — Тьфу!– из этих мерзких воспоминаний Ваньнина вырвал громкий смех мужчины, который закончился сдержанным кашлем.       — Да ты бы знал как я на этой коляске гоняю! Еще немного и смогу играть со своей дорогой в догонялки, вот ещё увидишь, даже ты меня догнать не сможешь!       Эти слова вызвали на лице Ваньнина легкую улыбку. Когда-то он бы скрывился от раздражения, но сейчас даже был рад. Сюэ Чжэнъюй, ставший невольным участником его драмы, продолжает быть тем громким и постоянно веселящимся мужчиной, который пытался каждому передать свой оптимизм. Наверное, тогда, когда ещё была возможность, нужно было сдружиться с этим человеком, но сейчас уже поздно. У них уже вряд ли будет общение как у друзей, они навсегда запомнят прошлое и всегда будут испытывать жалость друг к другу.        Путь домой был совсем короткий, Сюэ Чжэнъюн болтал без умолку, рассказывая все новости университета, в котором они работали, и о новых цветах его жены, не забывая шутить о своей реабилитации. Этот разговор достаточно успокоил Чу, что тот даже ощутил некую грусть когда разговор закончился. Но и Ваньнин не считал, что может требовать от старшего ещё большего общения, ведь когда-то он и на эти короткие звонки не мог надеется.       — О, господин Чу, добрый вечер,– только голос старой женщины, заставил Ваньнина оторвать взгляд от телефона. Мадам Ли, которая жила в этом доме ещё до того, как сам Ваньнин в нем появился, а спустя года она стала ответственной за порядок в нем.       — Мадам Ли, здравствуйте,– для мужчины это была прекрасная возможность сообщить о курении в подъезде, о котором он уже который раз забывает, и узнать хоть что-то о новом соседе.       — Тут такое дело, вы ведь уже видели нового жителя. Я бы хотел попросить вас сообщить ему о том, чтобы он курил хотя бы на улице. Я бы и сам сообщил, но вы сами знаете, я как не на работе, так возле Хуацзуя,– ложь, самая откровенная ложь, но так было бы проще, не было бы лишних вопросов или шепотков за спиной.       — Моран курит? А я и не догадывалась, от него даже не слышно запаха…       — Моран?– сглотнув ком в горле, переспросил Ваньнин. Пусть это и была популярная фамилия, но даже в ней он слышал отголоски прошлого, от чего вновь становилось дурно.       — Моран-Моран. Вы с ним наверное так и не познакомились, милый парень, пытается быстро привыкнуть к китайским манерам,– мадам Ли похлопала по скамейке возле себя, приглашая Ваньнина сесть возле неё.       — Он ведь приехал к нам из другой страны. Говорил, что его родители китайские эмигранты, но там, откуда он, особо нашу культуру не изучить. Оттого он и приехал, а ещё упоминал, что у него есть некие проблемы, и в Китае будет проще не вернуться к соблазну.       Ребенок эмигрантов. Не то, чтобы этот факт удивил Ваньнина, он скорее был удивлен тому, что этот парень решил вернуться обратно на родину его родителей. А что ещё больше удивляло, так это то, что именно Яншо стало тем местом, куда он приехал. Не Пекин, не Шанхай или Гуанчжоу, самые популярные для туристов города, а небольшой и скромный Яншо, где кроме холмов нету ничего особо интересного.       Немного ещё поговорив с мадам Ли, мужчина все же вернулся домой. Разговор он продолжал исключительно для приличия, хотя до последнего пытал надежды о том, что узнает о Моране что-нибудь больше, кроме того, что имени старушка не знает. Тот сам представился Мораном, слитно и твердо.       От всех этих размышлений кипела голова и ни душ, ни еда не помогали расслабиться. Поэтому, не смотря на риск заболеть, Ваньнин вышел на балкон, прихватив с собой чашку чая. Яншо уже погрузился в вечерний мрак, оставляя слабую россыпь светящихся окон, за которыми в темноте прячутся холмы. Где-то гудят одинокие машины, а где-то радостно лают псы, ведь все постепенно возвращаются домой. Такие вечера затягивали, их прохлада словно пыталась стянуть с плеч груз, накопленный годами, слабые шума напоминали о жизни, а приятная тьма совершенно не пугала, успокаивала.       Именно за это Ваньнин любит свой родной городок. Город, который выглядит совершенно спокойно и мирно, смотря на это все, мужчина каждый раз наполняется мотивацией продолжать лечение. У него появляется вера в то, что спустя время он сможет спокойно существовать в обществе, наслаждаться его разнообразием и больше не будет видеть чудовищ прошлого в незнакомцах.       На этой радостной ноте Ваньнин решил уйти с балкона, вот только его взгляд напоследок уловил то, что разбило эту картину умиротворения. Возле фонаря в дворе одиноко стояла фигура в черном. На этот раз он видел лицо этой фигуры. На этом лице легкая улыбка, а рука с сигаретой поднимается в знак приветствия, но Ваньнину это не интересно. Он не хотел его видеть.        Пусть это и другой человек, но Ваньнин видит в нем угрозу. Моран он или совершенно другой человек, пока он так похож на Мо Вэйюя, Чу Ваньнин не подпустит его к себе, скорее первый встромит нож в сердце, чтобы лишиться чудовища его ночных кошмаров.