Неконформная теория поля

Второго сентября ровно в шесть ноль-ноль Ксено встал с кровати, распахнул окно и прокричал: — Доброе утро, солнце! Барти простонал и накрыл голову одеялом — Фокс спросонья поднял полный недоумения взгляд и бухнулся обратно в подушку. Ксено свесил руки из окна и окинул восхищённым взглядом пейзаж: в лучах редко появляющегося в Шотландии солнца можно было рассмотреть территории Хогвартса во всём их величии. Отсюда было видно пугающе громадное поле для Квиддича (в Оттери-Сэнт-Кэчпоул многие дети играли на своих маленьких мётлах, не поднимающихся выше трёх футов от земли, но Ксено предпочитал наблюдать со стороны), расстилающийся до горизонта лес, широченное горное озеро и такая массивная ива, что любая другая на её фоне показалась бы тростиночкой. В Хогвартсе всё было такое большое. Маленький мальчик в окошке третьей самой высокой башни захотел поприветствовать каждую мелочь. — Доброе утро, ива, — затараторил он. — Доброе утро, лес. Доброе утро, обла… — Может заткнёшься, придурок?! — его перебил сердитый голос Барти. Ксено обернулся и смерил заспанного мальчика внимательным взглядом от подбородка до вставших торчком волос. — Я ещё не поприветствовал свежий воздух. — Иди приветствуй его где-нибудь ещё, пока я не выкинул тебя в окно, — огрызнулся Барти. Тогда Ксено прошептал в небо «доброе утро, воздух», и ушёл в ванную комнату. Вернувшись со свежим запахом кедра изо рта, обнаружил неприятный сюрприз: окно было наглухо закрыто. Пэдди прилип присосками к стеклу. Ксено снял питомца и снова открыл окно. Тогда Барти издал сдавленный детский звук, хорошо понятный всем, кто хоть раз был вынужден делить комнату с ровесниками, и пообещал перебить Ксено пальцы особым заклинанием для ломания костей. Так Ксено уяснил, что на факультете Рейвенкло работают новые правила: приветствовать природу можно только шёпотом, а окна в ветреную погоду оставлять закрытыми. На Рейвенкло вообще было много правил — всего лишь за первую неделю его список пополнился на большее количество пунктов, чем за всю предыдущую жизнь. Не рассказывать о своих вкусовых привычках, например — это правило Ксено выучил на третий день в Хогвартсе, когда Фокс полюбопытствовал, почему он не притрагивается к бекону и яйцам. — Я не ем животных, — объяснил Ксено. Из английского завтрака, который предоставляли в Хогвартсе каждое утро, ему замечательно хватало фасоли, жареных помидоров и тостов с мармеладом. Мистер Лавгуд и такого не готовил. — Тебе что, зверюшек жалко? — Барти пропыхтел с набитым ртом. — Мистер Дэндилон говорит, нельзя вредить природе, — сказал Ксено. — Поэтому он набил мне пацифик. — Кто? — на него уставился Барти. — Мистер Дэндилон. — Кого? — Фокс разинул рот. — Пацифик, — повторил Ксено и потянул завязки мантии, чтобы продемонстрировать татуировку. Его остановила бледная ладошка, внезапно оказавшееся на запястье: Пандора. Не сказал ни слова, она отодвинулась в сторону — показывать пацифик Ксено почему-то передумал. — Но яйца же не совсем животные, — резонно заметил Фокс. — Только оплодотворённые считаются животными. — Зависит чьи, — Барти громко фыркнул в свой кубок. — Так что у тебя там с яйцами, Лавгуд? Ксено вздохнул. — Я не знаю, попросили ли у их мамы разрешение их съесть. По столу пошли смешки. Барти выразительно покрутил пальцем у виска. После этого инцидента пришлось внимательнее следить за своей тарелкой: стоило отвернуться, как в ней появлялись кусочки бекона, сосисок или курицы. Если Барти и знал что-то об их появлении, то лишь таинственно ухмылялся. На четвёртый, пятый и шестой день в Хогвартсе, вместе с наступившими учебными буднями, Ксено уяснил самые неоспоримые правила: сидеть тихо, не привлекать внимание, и самое, самое, самое главное — не разговаривать с Барти. Ни за что. Никогда. Для Рейвенкло не было ничего важнее удержания первенства по баллам — ко всеобщему раздражению, Ксено их только снижал. Он не запоминал фактов на Истории магии, терял ингредиенты для Зельеварения, путался в Травологии (всему виной мистер Лавгуд и его фантастически ненаучные факты о растениях, имеющие мало общего с действительностью), витал в облаках во время Астрологии, а на Трансфигурации и Заклинаниях ещё и подводила упрямая волшебная палочка — она совершенно отказывалась слушаться своего маленького хозяина. Помимо всего прочего, его учебники были заметно тоньше чем у остальных — кажется, вырваны были не парочка-тройка страниц. В день, когда первокурсники Рейвенкло учились обращать спички в иглы, те посеребрели у всех учеников (у раздувающегося от гордости Барти даже чуть-чуть заострилась), кроме Ксено — зато его спичка рассыпалась в серную труху и с оглушительным треском разлетелась по кабинету. Девочки завизжали, Фокс сочувственно помалкивал, Барти хохотал в голос, а Пандора даже не посмотрела в их сторону: её спичка уже давно целиком превратилась в иглу и обратно, чтобы никто этого не заметил. Ксено не знал, что ответить на вопросительный взгляд профессор Макгонагалл — лишь молча пожал плечами и порадовался, что с него сняли всего пять баллов за невнимательность. Да, глупый маленький Ксенофилиус Лавгуд определённо был не самым блистательным учеником Рейвенкло — если бы у факультета была такая возможность, его бы выпнули уже после первого учебного дня. На Хаффлпафф, например: они делили несколько уроков с барсучьим факультетом и, если бы Ксено не успел прославиться на весь Хогвартс как тот самый странный парнишка с Рейвенкло с разноцветными подвязками и нашивками на мантии, его наверняка бы приняли за одного из них. Недалёкие, наивные и непробиваемо тупые — так говорили о детях с Хаффлпаффа. Ему там самое место. Утешало лишь одно: Ксено составлял лишь половинку головной боли Рейвенкло. Его дополнял не Фокс, идеально умный и идеально спокойный представитель факультета. Не стайка девочек-первокурсниц, которые схватывали всё на лету и радовали старост стремительным притоком баллов. Не Пандора, которая держалась подчёркнуто особняком от всех, но не доставляла хлопот. Второй главной бедой Рейвенкло был Барти. — Эй, Ксено, — он пыхтел на Зельеварении, вертясь у своего котла как поджаренная на сковороде рыжая редиска. — А лягушат ты потрошить разве можешь, если тебе запрещено есть мясо? — Я и не потрошу, — отозвался Ксено — он работал в паре с Фоксом, и тот, бесконфликтный от рождения, героически выполнял всю грязную работу за них обоих. Барти поставили с какой-то незнакомой девочкой, которая последние десять минут очищала тоненькими полосочками корешок, поэтому он откровенно скучал. Барти катастрофически не мог усидеть на одном месте. Вдвоём с Ксено они напоминали смешение раскалённого масла и воды, ведь если Ксено был невыносимо глуп, но по крайней мере не терял баллы за поведение, то вертлявый Барти заранее знал каждый урок и был готов ответить на любой вопрос преподавателя — зато срезал накопленные баллы своими выходками. Кажется, Барти просто был слишком мал для Хогвартса. Очень умён, но очень мал. Он нетерпеливо глазел по сторонам, ища, чем бы себя занять: хаффлпаффцы, которых было едва ли вдвое больше, тщательно корпели над своими котлами, две девочки с Рейвенкло уже почти завершили зелье, в то время как Пандора работала одна отдельно от всех. Её действия были ловкими и отточенными, а гордый вид давал понять, что ей ничуть не нужен напарник. Ску-ко-та — так, должно быть, думал Барти. Потому что он снова зажжужал над ухом Ксено. — Но ты всё равно причастен к этому. Получается, ты всё равно вредишь природе. — Эти лягушки уже мертвы, — возразил Ксено. Барти прыснул. — А яйца на столе живые бегают. Ксено нахмурился: ему не нравилась такая логика. — Но я ничего не делаю, — запротестовал он. — Я не притрагивался к лягушачьим лапкам. — Но это твой котёл. — Это котёл мистера Лавгуда. — Тем более! — обрадовался Барти, и Ксено ощутил беспокойный толчок одновременно в груди, где был набит пацифик, и в голове — где скреблись мозгошмыги. — Думаешь, ему приятно, что ты в нём варишь несчастных лягушек? — Ребята, — Фокс тяжело вздохнул, — мне очень тяжело работать под вашей болтовнёй… — Лавгуд, Крауч, Саламандер, — профессор Слагхорн метнул осуждающий взгляд в их сторону, и Барти ненадолго притих. Он досадливо таращился на свою по-прежнему ковыряющую корешок соседку, а Ксено смотрел на свой котёл. Нельзя причинять вред природе, говорил мистер Лавгуд. Каждая травинка важна, говорил мистер Дэндилон. Сначала люди топчут траву, потом животных, потом убивают друг друга во Вьетнаме. Мозгошмыги спутывались в голове. Назоливо высасывали мозги. — А когда-то эти лягушечки прыгали-скакали совсем как твоя жабка… — Барти снова зашептал над ухом, и это было выше сил Ксено: варить Пэдди он не собирался. — Лавгуд! Котёл был перевёрнут ровно в ту секунду, когда Фокс попытался опустить в него несчастную зелёную лапку. Багровая жидкость зашипела громадными пузырями, оставляя на плитке уродливые пятна. Фокс в ужасе застыл. Барти расхохотался. — Мерлин, какой же ты больной! — восторженно закричал он. — Какой же ты больной, Лавгуд! Профессор Слагхорн протараторил возмущённую лекцию о безопасности и снял с Рейвенкло тридцать пять баллов единовременно, что оказалось самым крупным лишением для факультета за последний десяток лет. После этого опыта Ксено постарался запомнить больше не разговаривать с Барти: тот был слишком умён. Слишком хорошо запутывал его мозгошмыгов. А ещё это имело очень неприятные последствия. На следующее утро, проснувшись в своей кровати, Ксено обнаружил на ней заклятие сырости: подушка, одеяло и простынь были влажными и пропахли болотом. Кровать Барти была ничуть не лучше. — Это ты сделал! — он крикнул, подскакивая с липких простынь. Ксено искренне задумался, не могла ли его палочка что-то учудить во сне, но стоило им вывалиться за пределы спальни, как всё оказалось куда проще: на пороге их ожидал Стерджис. Громадный медвежеобразный староста взял их обоих за шкирки, как нашкодивших щенят, и без лишних разговоров потащил в холл. Там, поставив сонного ноющего Барти и непонимающе мигающего глазами Ксено напротив большущих песочных часов, указал на них рукой: — Знаете, что это? — Это он тупой, а не я, — огрызнулся Барти. — Это часы, которые отмеряют баллы факультетов. И что? Четверо большущих песочных часов — в каждом лежало по кучке драгоценных камней, наглядно отображающих количество баллов. У Рейвенкло было не сильно меньше сапфиров, чем рубинов у Гриффиндора, изумрудов у Слизерина и алмазов у Хаффлпаффа, но лицо Стерджиса было таким, словно в песочных часах повисла пустота. — Вы знаете, какой факультет год за годом получает кубок Хогвартса? — ровным тоном поинтересовался он. — Рейвенкло, — Барти поёжился в его хватке. — Рейвенкло, — отчеканил Стерджис, и в его глазах мелькнул странноватый блеск. — Потому что в отличии от других факультетов, на Рейвенкло не терпят существование таких безмозглых, идиотских и глупых существ, как вы двое. Следите за тем, что мелят ваши языки и что делают ваши руки. Если вам интереснее устраивать неприятности, мы сами вам их организуем: мокрыми простынями не отделаетесь. Вывалив это всё на сонных детей, Стерджис ушёл в столовую. Барти потёр плечо. — Это всё из-за тебя! — он напустился на Ксено. — Это ты вылил котёл! Почему ты такой придурок?! За что тебя вообще взяли в Рейвенкло?! — А тебя? — с любопытством спросил Ксено. Барти задрал на него озлобленный взгляд, и впервые не нашёлся, что ответить. Нет факультета сплочённее, чем Хаффлпафф — нет факультета хладнокровнее, чем Рейвенкло. Самое жестокое его правило Ксено выучил на седьмой день в Хогвартсе: приходить в гостиную вовремя. До этого дня Ксено ни разу не приходилось испытывать свой ум у бронзового орла. Изо дня в день он чинно возвращался в спальню сразу после ужина, теряясь в общей гурьбе студентов, которая с лёгкостью отгадывала любую загадку орла. Но в тот вечер, поужинав привычными печёными овощами с картошкой, Ксено обнаружил пропажу Пэдди. Он заозирался по обе стороны скамьи (рядом с ним по-прежнему никто не садился), и нырнул под стол. Пока Ксено наконец-то отыскал притаившегося за ножкой стола Пэдди, первый курс Рейвенкло уже отправился спать. На входе в гостиную не было ни души. Ксено постучал. Завидев первокурсника с жабой в руках, орёл нехотя раскрыл клюв: — Что утром ходит на четырёх ногах, днём на двух, а вечером на трёх? Ксено поджал губы. — Мистер Дэндилон? — неуверенно предположил он. Взрослые на фестивалях часто забавно ходили. Но орёл попросту не мог об этом знать. — Неправильный ответ, — проскрипел он. Дверь осталась заперта. Ксено неуверенно потянул за орла — тот, возмутившись такой наглости, едва не оттяпал палец. — Убери свои липкие ручонки от моих древних перьев! Ну и детишки пошли… — Извините, — Ксено поспешно спрятал руку за спину. — Мне просто надо в спальню. — Любой ученик факультета Рейвенкло в состоянии разгадать загадку. — Мистер Дэндилон. — Это неправильный ответ. — Но я с Рейвенкло, — Ксено попытался убедить орла. — Правда. Шляпа отправила меня на Рейвенкло. — Тогда ты можешь отгадать загадку, — беспощадно сказал орёл. Ксено со вздохом сполз на пол. Он просидел до самого конца обхода коридоров старостами — Стерджис и незнакомая девушка поднимались с горящими палочками по кручённой лестнице. Последнее, что они ожидали увидеть, это маленького мальчика. — Ты что здесь делаешь? — участливо спросила девушка. Ксено быстро встал. — Я не могу отгадать загадку. Стерджис ничего не ответил — только молча постучал в дверь. Орёл загадал ему ту же самую загадку и, получив ответ «человек», отпер дверь. Человек. Но мистер Дэндилон ведь тоже был человеком. Стерджис пропустил девушку вперёд — а вот Ксено, норовящего прошмыгнуть следом, остановил тычком ладони в лоб. — А ты куда собрался? — спросил он. Ксено потерянно моргнул. — В спальню. — Отгадаешь загадку и пойдёшь. Любой студент Рейвенкло способен отгадать загадку орла. И он захлопнул дверь, оставляя Ксено за порогом. — О Мерлин, — проскрипел орёл с явной досадой. — Что всегда идёт, но никогда не приходит? Ксено отвечать не стал: всё равно как бы он не старался, мозгошмыги не стали бы подкидывать ему верный ответ. — Я не просил, чтобы меня отправили на Рейвенкло, — прошептал он, опускаясь на корточки. — Я не просил. И жить с Барти он не просил. И потрошить лягушек. И не иметь возможности приветствовать солнце и свежий воздух по утрам. И быть умным — быть умным Ксено в особенности не просил. Он был бы счастлив родиться и умереть совершенно глупым. Но шляпа отправила его на Рейвенкло.