Оголодал по ванили

      Теперь он один. Решать за самого себя было гораздо проще, чем сразу за троих, и это немного успокаивало. Ему просто хотелось верить, что все будет хорошо. Даже если придётся буквально отдать себя на съедение.       Шум тяжелых шагов возобновился, причем довольно активных. Словно Кэтнап обнаружил что-то представляющее для себя интерес. Догдэй на самом деле не знал, насколько разумен остался его бывший друг – очевидно, что достаточно, чтобы понимать приказы и выполнять их, но ведь он был отрезан от социума десятилетиями. Бродил по Приюту и охотился, держал всех в страхе и держался на вершине пищевой цепи, совсем как настоящий дикий сверххищник. Много человечности для этого ведь и не требовалось. Вот и объектами кошачьего любопытства чаще всего становились случайные вещи, которые Догдэем иногда даже не замечались; он замер, когда из дальней комнаты раздался оглушающий грохот. Неясной природы звук повторился второй раз, и за ним последовал режущий слух железный лягз, словно что-то тяжелое сначала уронили, а потом покатили, но катиться таинственный предмет не хотел и упирался всеми силами. Догдэй прижал уши к голове, закрыв их лапами, поскольку звук был пренеприятнейший и мешал думать. Что он там делает? Хотя, что бы ни делал Кэтнап, теперь солнечный пес совершенно точно знал, где находится чудовище. Там, впереди.       Когда наступила тишина, разбавленная лишь шагами, Догдэй насколько мог тихо, прихрамывая, перебежал к стене, граничащей его с котом. Двери в комнату не было, и он аккуратно заглянул в проем, стараясь не выдавать своего присутствия. Теперь он видел, чем занимался Кэтнап – тот пытался вытащить какое-то грязное мятое покрывало из под огромной шахтёрской тележки, но, судя по всему, случайно порвал ткань надвое, пока тащил тележку за собой. Сильный, зараза. Наличие тележки сначала удивило – откуда ей взяться в игровой, – но сейчас в Приюте царил полнейший хаос, и найти здесь можно было не только принадлежности подземных систем. Хотя зачем коту одеяло – вопрос довольно интересный. Жаль, что не спросить.       Кэтнап выбросил поврежденную им ткань, издав какой-то короткий звук, отдаленно похожий на сломанный магнитофон. Расстроился? От такого пес даже вздрогнул, не слышал раньше, что он умеет так шипеть. Хотя с чего бы не уметь, это же кошка – тем более, что эта кошка уже давным давно не разговаривает членораздельной речью. Может, у него что-то случилось или сломалось, вот и ходит-каркает, пугает своим молчанием. Впрочем, общительностью сущность не отличалась и в мирные времена, предпочитая разговорам рисование или сон.       Почему-то воспоминание о прошлом стало щемить сердце Догдэя. Вот он сейчас смотрел на Кэтнапа, с которым раньше проводил время за чтением или односторонней беседой, и видел, что ничего не осталось в этом существе от былого ребёнка. Даже внешний облик изменился – шерсть уже не блестела и потемнела, местами на коже проступали шрамы, поглядывая из под меха, да и сам он какой-то несуразно здоровый был и совершенно очевидно злой. Кот-Баюн был странным, нелюдимым и тихим ребенком, но точно не злым. Не был и все. Так что же сделал такого этот проклятый Прототип, чтобы ради него Кэтнап превратился... Вот в это?       Впав в раздумья, Догдэй почти забыл, что сейчас находился в нескольких метрах от живого воплощения смерти. А кот как-то резко повернул голову, почувствовав запах крови, и посмотрел по направлению к дверному проему. Их взгляды пересеклись, и пес почувствовал, как на загривке вздыбилась шерсть. Ему впервые стало страшно. Он изначально, еще при подругах, понимал, что ранение существенно сузило шансы выбраться живым из этой ситуации, но все равно стало страшно. Кэтнап точно догонит его и убьет. Убьет своего бывшего лучшего друга. От этого становилось тошно и холодно, словно температура в комплексе резко упала ниже нуля.       Не дожидаясь ответных действий со стороны хищника, Догдэй развернулся и бросился назад настолько быстро, насколько позволяло ранение в бедре. К черту сопли, его первостепенная задача сейчас – увести Кэтнапа как можно дальше в офисы, по возможности, не стать вкусным завтраком. Тогда Крафти и Хоппи смогут убежать, добраться таки до того самого секретного люка и сбежать из этого ада. А Догдэй как нибудь справится самостоятельно, каким бы ни был следующий расклад – оказаться в желудке или же вернуться в уголок.       Кэтнап не заставил себя ждать. Он выбежал мгновенно, проломив часть стены дверного проема, который не был ему по размеру. Видать, хорошо приложился головой, поскольку ринулся в погоню не сразу. А может просто наслаждался безуспешными стараниями Догдэя, растягивая охоту, ведь знал же, что все равно догонит. Однако сам пес тоже не лыком шит, он не даст поймать себя так просто. Солнечный дождался, когда чудовище почти догонит его, и резко прильнул к стене, с силой оттолкнувшись от нее рукой, тем самым резко сменив траекторию в сторону. Преследователь рывком прыгнул к стене, где только что был Догдэй, и в очередной раз за день врезался в поверхность, которую на этот раз не разбил – она оказалась не такой ветхой, как остальные. Но пока Кэтнап разворачивался, у его добычи был прекрасный шанс вырваться вперёд и завернуть за один из поворотов в коридоре.       На бегу свернув, Догдэй проклял все, на чем свет стоит – он выбежал на дальнюю игровую площадку. С одной стороны, локация была ему на руку, поскольку Кэтнап попросту не пролезет в узкие детские горки или в сеточные туннели, но с другой – сейчас пес не обладал всей своей мобильностью. Он мог попросту где нибудь застрять, а пластик, текстовинит и поролон не обладают такой спасительной прочностью, чтобы Кот-Баюн попросту не порвал их. Однако времени на выбор у него не было – пес рыбкой нырнул под мягкие ограждения, открывающие деткий игровой лабиринт; Догдэй проскользил прямо на болючем бедре, плечом врезавшись в детские маты. За ним протянулся след из новохлынувшей крови, окрашивая и без того кислотно-яркие маты в форме паззлов в пугающий красный. Однако, к его большому изумлению, кинематографичной сцены, где за ним бы влезла рука Кэтнапа не было. Его вообще не было на площадке, как потом заметил Догдэй. Он не стал его преследовать? Почему?       Рано радоваться пес не стал, схватившись за кулон на тяжело вздымающейся груди, и постарался наскоро привести дыхание в порядок. Ему становилось хуже с каждым побегом. Нога невыносимо ныла, ремень растер кожу на на ней, и почти вся его песочно-оранжевая шерсть на бедре пропиталась его кровью. Даже его любимой трубы рядом не было, солнечный по глупости попросту забыл забрать ее, когда Хоппи обрабатывала ему царапины. Вот именно поэтому Кэтнап даже не пытался догнать его; он лишь делает вид, что отстает и проигрывает, чтобы дать псу призрачную надежду на шанс выжить. А потом заберет этот шанс вместе с жизнью, сожалениями и страхами. Хищник. Настоящий хищник, он жадно питается страданиями Догдэя, и он гораздо умнее, чем кажется. Лунный вовсе не одичал в одиночестве, он покровительствовал одиночеством, становясь все сильнее и сильнее, наслаждаясь чужой болью, кровью и плотью.       Немного успокоившись, Догдэй сменил положение с полулежачего на сидячее, сутуло уперевшись спиной о мягкий мат позади. Что он мог сделать сейчас со своим ранением? Кулон привязать, снять ремни с плечей – а смысл? Недолго думая, он огляделся по сторонам. Ему сейчас надо было как-то если не остановить, то хотя бы предотвратить еще большую потерю крови. Догдэй не знал, может ли он занести какую-то заразу в рану, будучи живым существом, но выбора особо не было. Эх, как бы сейчас когти помогли. Они у него были, но их форма далека от понятия "острые", чтобы сейчас отрезать от мата поролон, как это могла бы сделать, например, бестия, которая его преследовала. «Позвать, чтоли, попросить? А то скоро играть ему будет не с кем.» — невесело пошутил про себя Догдэй, внимательно осмотревшись.       Рядом оказался небольшой осколок стекла. Маленький и неудобный, но все равно подарок небес, не иначе. Взяв его в лапу, солнечный повернулся и воткнул его в поверхность мата, наскоро вырезав прямоугольной формы квадрат. Оторвав его от основания, он принялся разделывать получившийся поролон еще надвое, стараясь сделать тонкую подкладку, которой бы просто закрыл рану. Было принято решение привязать ее просто ремнями. Интересное применение атрибутов, которые Догдэй начал носить спонтанно, в основном, для того, чтобы что-то за них цеплять. Сначала он так носил осколок зеркала на плече, но он быстро закончился – разбился. Когда-то он воевал ножкой от стула, место которой было на ремне другого бедра, но и она быстро пришла в негодность. Сломалась о бестолковую голову Кэтнапа. А потом и труба, которую он вообще потерял – а жалко, она ведь почти удачу приносила. Столько лет с ней проходил.       Наскоро пристегнув ремни, он наконец зафиксировал новообразовавшуюся повязку на ране. Выглядело не лучшим образом, но теперь хоть следов не оставит, и не потеряет сознание. Даже уже уверенность стала возвращаться, что все сложится если не хорошо, то хоть нормально. Надо было двигаться дальше.       Он склонился и пролез в первую попавшуюся пластиковую трубу, ведущую в центр лабиринта. Эту площадку он помнил плохо, но знал, что есть место, откуда была высокая вероятность выйти с обратной стороны игрового комплекса. Но вдруг пес почувствовал, как сверху что-то надавило на трубу. Сильно. Похоже, вернулся Кэтнап, или он спустил мелочь на поиски. Но для кота таинственный объект был слишком мал, а для игрушек – слишком большим. Это еще что за чертовщина?       Затихнув, Догдэй перестал ползти вперед. Он попытался разглядеть незнакомца, но цветной пластик был против этого решения, показывая лишь тонкую и расплывчатую тень чего-то среднего по размеру. Неведомая сущность тихонько дробно постучалась, а затем тень плавно исчезла, словно уплыла куда-то наверх. Стук этот напоминал перестук пальцев. Это что, Прототип лично явился? И что с ним делать? Не найдя правильного решения, пес просто продолжил ползти вперед. Он видел Прототипа – и не раз, но сам тот никогда не шёл на контакт, не гнался и не пытался навредить. Очевидно, он представлял опасность, но не напрямую, а через своего главного фаната. А что, если эта дьявольская конечность просто показала Кэтнапу, где сейчас Догдэй?       Подумав об этом, Догдэй ускорился. Шутки плохи и с кошкой, и с ее хозяином, и лучше убраться поскорее, пока не случилось что-нибудь из ряда вон выходящее.       Выбравшись из трубы, солнечный бегло осмотрелся. Никого и ничего. Убедившись в этом, Догдэй шустро направился вглуб детского лабиринта. Сейчас он казался ему отнюдь не веселым, каким был в детстве. Хотя, это не должно вызывать удивление – в детстве здесь играли дети, было светло и не давило жуткой атмосферой. Кажется, именно в детском комплексе он когда-то узнал, что мрачный и замкнутый Кэтнап умеет смеяться. Он не помнил ни деталей, ни его смеха, только сам факт этого редчайшего в своей природе события. Но это было в прошлом. Сейчас же солнечному хотелось, чтобы Кэтнап не стал ползать по этим сетям вслед за ним. Хоть где пусть ловит, но только не в этом месте. Во многом Догдэй научился подавлять эмоции по ситуации, однако ему просто хотелось, чтобы некоторые воспоминания оставались незапятнанными. Светлыми.       В голову вдруг пришла абсурдная мысль. Может, Кэтнап не стал идти сюда, чтобы тоже сохранить некоторые воспоминания неочерненными? Было бы очень странно разорвать бывшего друга, с которым в этом месте беззаботно веселился? Вряд ли. Кот просто строит очередной капкан. Думает, что Догдэй вернется, чтобы последовать за подругами. Но у пса другие планы – увести Кэтнапа как можно дальше от своих подруг.       Наконец, последний поворот сеточных туннелей, противных улыбающихся с них солнышек, еще несколько подвесных лесенок со зверушками – и площадка оказалась позади. Пес даже хвостиком не дрогнул, когда проходил этот комплекс, ни секунды не заострил внимания ни на чем. Не до детских игр было. Он юрко дохромал до двери, предназначенной лишь для персонала, постарался открыть – и она открылась. Прекрасно. Догдэй быстро вошел в комнату, являющуюся сквозным проходом, и уже осторожнее вышел в коридор, наскоро осмотрев обстановку. Кэтнапа не было видно, но его внимание нужно было чем-то привлечь. Чем-то таким, что можно было бы включить – и убежать, пока кот будет выяснять причину звуков. Возможно, в этом бы ему помог служебный лифт, находящийся в дальней части этого этажа. Оставалось надеяться, что он все еще был способен к своему прямому назначению.       Дойти лифта было просто, однако Догдэя ждало разочарование – даже если бы лифт рабочий, он не протиснется через завал балок над ним. Вся лифтовая шатха сверху была устлана двутаврами, какими-то невесть откуда взявшимися швеллерами и прочим строительным материалом, который создан был явно не для того, чтобы стать преградой к работе грузоподъемного лифта. Впрочем, можно было бы как-то замкнуть кнопку подъема, чтобы лифт бесконечно пытался подняться вверх; это создаст шум, который тоже привлечет Кэтнапа. Но как? Просто зажать кнопку? Пес не был уверен, что это сработает, но ни образования, как электрика, ни любой другой альтернативы у него не было.       Догдэй залез на приподнятую платформу лифта и попытался найти хоть какую-нибудь панель управления. Ограждающие перила отсутствовали напрочь, как и хоть что-то, напоминающее красную, синюю, да хоть разноцветную кнопку, активирующую работу механизма. План провалился, и теперь придётся искать что-то другое... Или уже нет.       Кэтнап выплыл из-за угла воистину неожиданно. Его не было слышно, пока Догдэй копался в системе лифта. На мгновение пес остолбенел, словно сработал какой то инстинкт – не двигайся, не дыши, авось не заметит. Но не заметит, так почует кровь. Во второй раз их взгляды сомкнулись, и солнечный почувствовал себя так плохо, как завек не было. Он в ловушке. Бежать некуда. Вот и действительно его конец.       А Кэтнап, как скотина последняя, даже не стал атаковать его сразу. Он шел неторопливо, даже как то флегматично, заставив Догдэя попятиться и оказаться на краю лифтовой платформы, ощущая всю безнадежность ситуации. И взгляд хищника почти ничего не выражал, кроме как.. Безразличие. Это самое страшное выражение, которое способно выражать это лицо – нет, скорее даже морда. Они ведь не были людьми больше. Чудовище ни сожалело ни о чем, ни боялось, не вывадало свою радость, что загнало добычу в угол. Питалось страхом. Вот, кем стал Кэтнап, и сейчас Догдэй узнает, каким ресурсом является для.. бывшего друга.       Стресс словно взорвался в голове солнечного пса, и он на мгновение перестал ощущать, что хоть что-то ощущает. Стало как-то все равно. И в секунду этого холодного прозрения он придумал еще один, самый сумасшедший поступок в его жизни. Возможно, последний. Но он просто не хотел проиграть, легко сдавшись, не попытавшись сделать хоть что-то.       Догдэй резко подпрыгнул, зацепившись за одну из ближайших балок внутри шахты лифта. Кэтнап на секунду остановился, любопытно наклонив голову набок, словно ему было воистину интересно, что сейчас пытается сделать его добыча. А добыча, сложив весь адреналин в свои лапы, кое как потянулась на балку, взобравшись на нее. И полезла дальше, наверх, очень шустро вскарабкивась по тонким железякам. Сообразив, что пес в буквальном смысле лезет от него на стену, Кэтнап явно пришел в бешенство; он мгновенно бросился за ним, несмотря на очевидный факт, что в узкую лифтовую шахту он едва пролезет.       Думать сейчас вообще ни о чем не хотелось. Солнечный просто ускорился, когда услышал, как заскрежетал гнущийся металл под лапами его преследователя. Взбираясь на очередную балку, он впервые взглянул выше, и заметил, что шансы действительно есть. А иначе почему Кэтнап так разозлился? А потому, как лифт ведь куда-то приезжал, и верхняя площадка не была закрыта. Он мог вылезти. Запрыгнув на какой-то ошметок стены с торчащими из него арматурами, который ныне выполняющем роль временного пола, Догдэй уже хотел было взобраться дальше, как лунный кот схватил его за голень задней лапы, однако тут же отпустил; все вокруг зашумело, заскрежетало, и каменная крошка посыпалась сверху, поднимая облака пыли. Прежде, чем оба существа успели сообразить, что сейчас случится, под лапами кота прогнулись балки, вырвавшись из стен. Тот схватился за кусок стены, но и та не выдержала его, разрушившись прямо в руках. С оглухающим лязгом когтей о металл он провалился вниз, а вместе с ним посыпалась и вся конструкция, на которую так старательно взбирался Догдэй. Он лишь на секунду обернулся, как вдруг арматура в его руках тоже вырвалась из основания, отправляя пса в полет вслед за Кэтнапом.              ...       Догдэй очнулся так, словно закрыл глаза всего на секунду. Но, судя по тому, как ныли синяки на теле и оно само в целом, он пролежал несколько часов на одном месте в одном положении. Однако повернуться не удалось – что-то крепко прижимало его к земле. Весьма неудобной, как будто бы он лежал на куче из гальки. Что это? Похоже на кровь...       Наваждение мучило своей таинственностью не долго. Он стал вспоминать. Он убегал от Кэтнапа по радужным полям, стал лезть куда-то наверх на лестнице из морковок, а потом упал и ударился головой о ромашку, сразу же вырубившись. Стоп, что? Нет, это ему приснилось, пока он был в отключке! А убегал внутри шахты и приложился он вовсе не о ромашки, а о твёрдый камень. Вот и ответ, почему голова так трещала по швам. И прижимает его небольшой обломок этой самой шахты.       Думать долго не пришлось. Взяв остатки сил в кулак, Догдэй попытался вытолкнуть камень со своего тела. Сначала конструкция не шла, но через некоторое время поддалась; он протолкнул одну из балок, и после камень буквально сам укатился прочь, освобождая пса из плена обвала. Он закашлялся, когда поднялось очередное облако пыли, и на несгибаемых лапах кое как перевернулся набок, пытаясь стабилизировать дыхание. Немного придя в себя, Догдэй оглянулся и увидел, что лежит на куче всего, что посыпалось, когда они оба упали. Погодите. Оба.       Соскочив с горы строительного материала, ослабевший Догдэй приземлился на пол. Судя по всему, лифт под весом пробило вниз, и он оказался снова... в подполье игровой. Где-то рядом должен быть и уголок. От лёгкой радости даже хвостик вдруг слабо завилял, но тотчас прекратил, как взгляд пса упал на Кэтнапа.       Он тоже был тут, хоть и в менее завидном положении. Лежал прямо под всей грудой обломков и балок, которые придавили его к полу. Всего тела Догвэй не видел - только голову и переднюю лапу. Под ухом, ближе ко лбу, виднелась довольно глубокая рана, но кровь уже не текла, лишь засохла вокруг. Это ее он видел на камне, который его придавил? Вид этой неподвижной сущности несколько шокировал пса, и он замер. Кэтнап не двигался, глаза закрыты, и он ничем не выдавал, что еще жив, пес даже не мог понять, дышит ли чудовище перед ним. Кажется, нет.. Он погиб?       Отчего-то радости от такой новости пес не испытал. На ватных ногах он осторожно подошел к лунному коту, стараясь не шуметь галькой под лапами. Нет, Кэтнап не отреагировал ни на звук, ни на аккуратное прикосновение, ни в общем на то, что Догдэй присел рядом с ним, переложив большую голову к себе на колени. Умер, наверное, если нет – то очень скоро умрёт. Жалко. Да, ему определённо было жалко Кэтнапа. Его использовали, и теперь он умрет в одиночестве, без своего бога, которого так фанатично любил. Поэтому Догдэй решил составить ему компанию вместо него. Все таки, они когда-то были лучшими друзьями – тоже весомая фигура в его жизни, – и он знал о коте больше, чем кто либо среди иных экспериментов мог о нем знать. Даже имя припоминал. На «Т», кажется, среднее по длине такое, распространенное. «Т», как же там его... — Прощай, Тео. — спокойно сказал пес. Полное имя он так и не вспомнил, но сокращение как-то само вырвалось, утонув в тишине.       Догдэй не знал, почему почувствовал такое острое желание попрощаться с ним, если не был точно уверен, что кот действительно мертв или что слышит его. Просто ни с кем из своих друзей он не смог этого сделать, не было возможности. Так почему он не может уделить пару минут хотя бы ему? Сейчас ему ничто не угрожает, он может позволить себе сантименты. Догдэй давно смирился с фактом, что больше солнце луне не друг, но десятилетиями пес действовал полагаясь на разум, чем на чувства. Пускай. Пускай это будет единственный, с кем ему придётся попрощаться в этой жизни.       Прежде чем пес решил, что стоит идти, случилось сразу два жутких события – сначала резко открылась вентиляционная решетка на потолке, а затем из нее медленно показался Прототип. Догдэй сглотнул, на секунду осознавая, как сейчас странно выглядит со стороны – сидит рядом с врагом, гладит его голову. С врагом! Осталось для комичности поцеловать его в лоб и сказку рассказать. Солнечный раньше же так делал.       Впрочем, сам пес мало представлял интереса для руки. Она безразлично потянулась к коту, и, к особому удивлению пса, почему-то стала разгребать беспорядок из обломков и балок. Он хочет откопать его? Неужели между ними действительно была какая-то особая дружба, и Прототип хочет помочь?       Он остался безучастно сидеть рядом, наблюдая, как железная сущность освободила фиолетового из под завала. Теперь Догдэй видел, что бока Кэтнапа слабо, но все таки вздымались. Живой еще, но все равно сильно раненый и пока не представлял опасности. Сейчас его вселюбимый бог и якобы близкий друг уволочит его и на этом их пути разойдутся. Догдэй вернется к Хоппи и Крафти, и они покинут Приют навсегда...       Но Прототип воткнулся своими острыми пальцами в плече Кэтнапа, явно не для того, чтобы помочь. Он чуть не пробил его насквозь. Неожиданно лунный кот пришёл в себя, угрожающе зашипел и чуть не раздавил Догдэя к черту в попытках извернуться. Тут даже самому глупому существу будет ясно, что Кэтнап не от прилива радости такие звуки издает, ему больно! От несуразности ситуации Догдэй растерялся и вжался спиной к стене, шокировано наблюдая, как Прототип швыряет кота по полу. Тот шипел, рычал и всячески пытался соскочить с шампуров, на которые был насажен, но не атаковал руку, которая его так мучает. Нет, никакой друг не будет причинять такие страдания, он сейчас определенно убивает Кэтнапа! «Любимый бог» просто возьмет и убьет своего фанатика! Солнечный сам не понимал, откуда в нем вдруг появились такие ярость и гнев по отношению к Прототипу. Он забрал его лучшего друга, его руками держал комплекс в страхе и подчинении, в пытках и голоде, а теперь убьет своего приспешника за то, что он ранен и больше всего нуждается в поддержке? Чтобы присоединить и сделать его частью себя?       Сорвавшись с места, Догдэй выхватил первую попавшуюся арматуру с пола, и что было силы вдарил ею по механической тонкой руке. Пусть он даже пожалеет об этом решении, но ему просто было ужасно видеть сцену предательства. Прототип не издал ни звука, однако корпус его помялся, а Кэтнап чуть ноги псу не сломал, лягнув задними лапами и откинув его от себя длинным хвостом. Или для того, чтоб защитить Прототипа, или доказать ему же, что еще способен сражаться. Но мерзкая сущность отпустила кота, стремительно скрывшись в вентиляции. Оставила их наедине. Вот теперь настало время снова волноваться. Оказавшись вновь во власти самого себя, Кэтнап вскочил на ноги – чего не делал уже давно, передвигаясь преимущественно на всех четырех лапах, – схватившись за уколотые раны. Он несколько секунд пристально смотрел в вентиляцию, а после медленно осел на колени, не издав ни звука. Жуть какая. Что сейчас происходит в голове этого существа? Он зол настолько, что сейчас распотрошит Догдэя, или сломлен и обижен, что его лучше оставить? Что делать то?!       Отбросив от себя арматуру, солнечный поднялся с пола как то наивно подошел к Кэтнапу, особо не задумываясь, что сейчас будет. Но раненный кот вовсе не собирался рыдать на глазах у пса, а злобно царапнул когтями по плечу, заставив Догдэя отскочить от себя на несколько шагов назад. — ТЕБЯ не просили ВМЕШИВАТЬСЯ! — прошипел Кэтнап, голосом, который пробирал до мурашек. В нем было нехорошо все: искажение, сделавшее его голос практически неузнаваемым, явно проглядывающее отчаяние и все таки сильная обида, которую он не мог скрыть. И сам факт, что эта сущность все же умеет говорить, тоже не мало шокировал. — ПРОВАЛИВАЙ!       Дважды просить Догдэя бы не пришлось. Он уже хотел было ринуться прочь, как Кэтнап, похоже, передумал; он беспринципно обогнал солнечного, схватив его за шкирку и поволок за собой в неизвестном направлении. Радовало, что не убил сразу, и до чертиков пугало, что не отпускает. А значит, хищник сейчас стресс будет лечить калориями, которые получит от своего бывшего друга. Или вообще просто вскроет его брюхо и будет пытать, вымещая всю ярость на органах, а потом, опять же, съест. Очень мало было действий, которые могло сделать это злое существо в состоянии глубочайшей обиды. — Нет-нет, пусти, я уйду! Правда уйду! — панически выкрикнул Догдэй, отчаянно пытаясь схватиться за какую нибудь балку, камень, дверь, да хоть за что нибудь, лишь бы оторваться от Кэтнапа. Сейчас ему было впору обижаться, что его волочат, как бревно, но страх одолевал. — Я не знаю, что на меня нашло, прости меня! — Думал, тебе спасибо за это скажут? — продолжал злиться кот, махнув на него рукой. Его голос стал менее угрожающим, но оставался все таким же пугающим. — Я УБЬЮ ТЕБЯ. Распотрошу. — Хорошо, хорошо, убивай, только сначала отпусти!       Но его извинения и просьбы мало волновали Кэтнапа. Он стойко терпел все попытки своей все же пойманной добычи вырваться, однако длилось это недолго – сорвавшись, сначала лунный просто приложил солнечного об дверной косяк головой, когда тот в очередной раз зацепился за него, и ведь почти удачно выскользнул. Некоторое время, пока Догдэй пытался прийти в чувства, Кэтнап не предпринимал действия, ведущие к насилию. Но как только пес начал вновь мешаться, со стороны глотки Кота-Баюна послышался до боли знакомый пшик и щелчок. С его рта тут же сошёл красный газ, обволакивая все помещение этим туманом. Газ, пахнущий, как мак.