Невольник белой ведьмы

Вопросов было много и обо всем подряд, от ее родных земель до свойств колдовства. А еще - они повторялись. Послушник трижды спросил ее про возраст, а про то, как она тут очутилась - раз пять. Авила отвечала теми же, общими словами, где-то недоговаривала, где-то говорила так, чтобы это была правда - но без важных уточнений. Она все больше нервничала и невольно теребя холодящие запястья браслеты, думала - а правильно ли делает? Послушник записывал ответы, никак на них не реагируя. Не понятно, все ли его устраивает. Тон беседы спокойный, но неизвестно, что за ним стоит. Вряд ли он станет бить ее прямо здесь, в жилой комнате? Или ему все равно? – Посещала ли ты какие-нибудь места в наших землях? Какие? Тоже не первый раз спрашивает. Авила опять рассказала про заброшенный храм, пару пастбищ, заросший колодец. Лес, в конце концов. Бесшумно отворилась дверь и вошел старик. Послушники задал еще пару вопросов и объявил, что закончил. – Тогда зови девиц, пусть стол накрывают, – распорядился старик. – Мне еще, выходит, повечерню здесь вести, раз уж сам приказал посадить капеллана под замок. Вот же, чтоб его… В замке царило пугающее затишье. Со двора не слышался лай собак, не было людских голосов и звуков, сопровождающих обычно повседневный быт. – Дело серьезное, – говорил старик, уплетая за обе щеки краюху хлеба и кусок колбасы. – Вряд ли это настоящая ересь и покушение на умы прихожан, скорее уж здесь есть корыстный интерес. Но такой наглый подлог мне редко доводилось видеть. Ничего, за пару-тройку дней во всем разберусь, даст Пламенеющий сил, порядок наведу. – Редко, но значит, все же бывало? – спросил послушник. В комнате, отведенной дорогим гостям, они сидели втроем. Двое инквизиторов и ведьма, за одним столом. Накрыли им отдельно, но, насколько Авила могла понять - по-богатому. Даром что снедь выглядела так, что нужно было бы серьезно оголодать и полностью потерять брезгливость, прежде чем она сможет вызывать аппетит. Засаленные деревянные тарелки и плошки. Много серого хлеба. Каша неизвестного происхождения, нарезанная ломтями. Мелкая вареная репа, мелкие луковицы, какая-то трава. Варево прямо в котелке, где, судя по запаху, было какое-то мясо, но по виду это нельзя было понять. Нечто, порубленное и превращенное в темную, пахнущую непонятно чем колбасу. Старый инквизитор напоминал Авиле паука, когда принимался шарить тощими руками по накрытому бедняцкой снедью столу, прикидывая, что бы еще отправить в ненасытную утробу. Схватил луковицу, с хрустом откусил. – Мальчик мой, – ответил он, причавкивая, – нет такой подлости, на которую не способна человеческая натура, уверенная в своей безнаказанности. Тебе следует всегда держать это в голове, если хочешь дожить до моих лет. Ну, и кушать надо, когда дают. Просто представь, что это последняя твоя трапеза на будущую седмицу и наворачивай, сколько сможешь. Послушник хмыкнул и покачал головой, словно это была какая-то известная им двоим невеселая шутка. Авила подумала, что кошмарный сон каким-то образом превратился в фарс, но от этого не стал менее пугающим. – Арестованная! – гаркнул старик. Авила вздрогнула. Черный инквизиторский плащ соскользнул с плеч, и она поспешила завернуться в него вновь. – Хватит браслеты щупать! Все равно не снимешь! И не пытайся! Сама того не замечая, она раз за разом она теребила браслеты, весело позвякивающие замочками. Железо крепкое, голыми руками не сломать. Отчаяние было беспросветным. На глаза навернулись слезы. – Все закончилось. Авила подняла голову. Послушник сидел напротив и, чуть наклонившись, пытался поймать ее взгляд. – Все закончилось, – повторил он. – Все хорошо. Теперь тебе никто не причинит вреда, понимаешь? Тон голоса, то ли раздражение, то ли раздосадованный, доверия не вызывал. Он говорил четко и медленно, будто объяснял маленькому ребенку. Авила невольно оскалилась в ответ. Ничто не может быть хорошо, этот пес отобрал ее магию! Мужчина на мгновение прикрыл глаза, медленно выдохнул. – Не бойся нас, – неожиданно мягко попросил он. Она кивнула. Сморгнула слезы и невольно залюбовалась его строгим лицом и холодными серыми глазами. И что такой красавец нашел в рабском служении злобному людоедскому божку? Чего ради решил отдать ему всю оставшуюся жизнь? Поистине огромное упущение, что этот человек родился на грязной дикарской земле и унаследовал глупые верования своих предков. Будь он ривалонцем, его ждало бы совсем иное будущее. Даже плохой воин, но с таким лицом и статью, все равно мог бы возвыситься при дворе Королевы-Матери. Было видно, что мужчина сдерживается. Пытается хорошо отыграть роль добренького святоши. Взгляд его выдавал - тяжелый, неприязенный. Авила внезапно поняла, что не нужно спорить. Раз это игра, стоит подыграть. – Да, я все понимаю, – тихо ответила она. Мужчина двинул по столу деревянную тарелку, в которую наложил всего понемногу. – Ну же, давай, поешь хоть немного, расслабься и отдохни. Ты измотана, а путь нас ждет неблизкий. Вспомнилось, что у фаррадийцев есть какой-то смешной ритуал. Они верят, что если угостил кого-то, а тот принял угощение, то это что-то вроде негласного мирного договора. Ты не станешь делать зло тому, с кем делил трапезу. – Благодарю вас, – сказала Авила, принимая тарелку. Есть не хотелось. Ее все еще тошнило от пережитого страха, пальцы чуть заметно дрожали. К тому же, от вида этой пищи, которой только свиней кормить, аппетита не прибавлялось. Но Авила мужественно взяла твердый, как камень, кусок хлеба и откусила. Покосилась на мужчин. Старик, развалившись на скамье, дожевывал еще одну луковицу. Послушник отодвинул от себя плошки и тарелки, разложил на столе пергаменты и сверял работу писарей. Авила не понимала, как эти бумаги могут хоть чего-то стоить, да и вникать не хотелось. За окошком виднелось хмурое небо. Тусклый дневной свет постепенно гас, уступая место сумеркам. "Интересно, а ночевать они меня в подвал отправят?"