Невольник белой ведьмы

В сумерках послушник разжег лампы, чадящие черным вонючим дымком, и ушел, оставив Авилу наедине со стариком. Она с трудом сдержала усмешку, зная, куда он собрался. И раньше-то любому разумному было ясно, что святоши - просто лицемеры, прикрывающие грязные дела красивыми словами, но этот мужчина вообще, похоже, ничего не стеснялся. Для вида перекинул суму через плечо, мол, по делам собрался. Обсудить с теми грудастыми девицами вопросы веры, не иначе. Авила настороженно следила за стариком. Тот наконец-то наелся и развалился на лавке. И тоже уставился на нее, с гаденькой ухмылкой. – Арестованная, чего волком глядишь? Хотелось ответить что-нибудь в тон, но она побоялась. – Что вы собираетесь со мной сделать? – В монастырь отправим. Остальное уж не наше дело. Сказал, как отрезал. Дальше сидели в тишине, которая Авиле казалась гнетущей, а вот старик даже прикорнул. Послушник вернулся, и вид у него был не довольный, а какой-то задумчивый. "Отшили его что ли? Или он из тех, кто раз-два и готов, а девицы не оценили?" Оба варианта ее позабавили. – Успокоилась уже немного? – хмуро спросил послушник, заметив ее улыбку, и она чуть не рассмеялась. Следом из горницы ушел старик. Отправился проводить дикарский вечерний ритуал. Звук колокола с башни разнесся по двору, и Авила поморщилась - звон бил по ушам, навязчиво вторгался в голову, выбивая мысли. Когда, наконец, наступила долгожданная тишина, в голове у нее звенело и гудело. Послушник взбил тюфяк, придирчиво осмотрел получившуюся постель, на пробу похлопал ладонью. – Иди сюда, ложись. Внутри как-то нехорошо екнуло. Она уставилась на мужчину. Тот приподнял бровь. – Тебя нужно как-то по-особенному пригласить? Она смерила его взглядом с ног до головы. Верхняя подпоясанная хламида из грубой ткани, нечто вроде туники, только с высоким воротом, застегнутым под подбородком, спускалась до середины бедра, ниже виднелись забрызганные грязью штаны и такие же грязные сапоги. Однако, этот убогий наряд не мог скрыть поджарой фигуры, которую Авила вполне оценила. Да, мужчина был хорош собой, и в иных обстоятельствах она не нашла бы ничего оскорбительного, в том, чтобы… – Ложись, – сказал он приказным тоном. Это стало последней каплей. Авила гордо вздернула подбородок. – Ни за что! – Привыкла к пуховым перинам? – Скорее, к другим мужчинам. Послушник ожег ее взглядом и брезгливо поджал губы. – Я, конечно, много слыхал о том, какие ривалонки распущенные, но ты смогла меня удивить. Шагнув к ней, он протянул руку и пощелкал пальцами у нее перед носом. – Очнись, девица! Авила с возмущением отпрянула. – Эй! – Ты на чужой земле, – невозмутимо продолжил послушник. – Здесь иные порядки, и на твои прелести некому польститься. Остынь и иди спать, где постелено. Авила ощутила жар - щеки полыхали огнем от унижения. И, хуже того, проклятый мужчина это прекрасно видел. Она так и ожидала, что он и об этом выскажется… – Плащ оставь, укроешься потеплее, – сказал он ровным голосом, будто ничего не случилось, отвернулся и отошел. Авила растерянно наблюдала, как послушник усаживается за стол, раскладывает бумаги и письменные принадлежности, подкручивает фитиль лампы, чтобы дать себе больше света. Он перевел на нее взгляд. – Не надо на меня так смотреть, – продолжил, как ни в чем не бывало. – Тебе нужно спать. Завтра тяжелый день. – А ты? – тихо и неожиданно хрипло уточнила она. – Я буду работать и сторожить. Она удивленно моргнула. Послушник углубился в чтение очередных бумаг, которые достал из сумки. Авила робко прошлась по комнате, села на тюфяк. Мужчина на нее больше не смотрел. И это, как ни странно, показалось ей обидным. Даже девкам-служанкам он оказывал больше внимания, а на нее и не смотрит толком, лишь из необходимости, и как на пустое место. Авила знала, что ее внешность нравится мужчинам. Но только не этому. Ну, конечно, она же ведьма, исчадие Бездны, грязная тварь - что там еще по списку? Святоша боится запачкать даже взгляд. Уже без всякой робости она улеглась, накрылась плащом, отвернулась к стене и положила локоть под голову. Сердце от пережитого унижения колотилось быстро-быстро. Сон не шел. Не удивительно. Авила пыталась придумать, что делать дальше. Дома, конечно, уже заметили ее исчезновение. Только вот она сама, глупая, позаботилась, чтобы быстро не нашли. Что теперь делать? Придумывать, как выбраться самой, или ждать помощи? Она, конечно, придет, рано или поздно, но Авила даже думать не хотела, во что ей это обойдется. Так она мать еще никогда не подводила… Великая Богиня-Мать, да она даже объяснить не сможет, почему вляпалась в неприятности! От стыда сгорит! Она слышала, как вернулся старик. – Ну, чего у тебя там? – вполголоса поинтересовался он. – Девица не спит, – ответил послушник, и Авила напряглась. Старик усмехнулся. – Значит, сама виновата, пусть слушает. – Я опросил прислугу, – тихо сказал послушник. – Говорят, что никто в окрестностях не пропадал, ничего по-настоящему дурного не замечали. И бродяг не появлялось в последнее время. Все то, что они списывают на ведьминские происки, вполне могло быть исполнено нашими подозреваемыми или еще кем-то, кто решил под шумок нажиться. Вот, например, говорят, что у некоего Косого из амбара пропало три мешка пшеницы, взамен оставили головешки. Ведьмы унесли, вправду что ли? – Экие хозяйственные, – усмехнулся старик. – И ни о каком Учителе, открывающем глаза, конечно, никто не рассказывал? – Думаю, до поры они о таком и не болтают. – Это верно. Жаль, очень жаль. Об эрле Геллане, небось, расспросил? Послушник помедлил, а когда, наконец, ответил, голос звучал странно, глухо: – Мне это уже не нужно. Авила, затаив дыхание, ждала продолжения, но его не последовало. Что еще за эрл Геллан? Такой же ублюдок, как этот Коллахан? Впрочем, а чем тогда они отличаются от всего народа так называемой "Фаррадии"?.. На рассвете крошечный отряд собрался быстро. Двое воинов, послушник… сама Авила лишь наблюдала, как седлают лошадей и уже чуяла, что самая чахлая кляча предназначается именно для нее. Стало очень жаль верного Арана. Куда он делся после того, как хозяйку прибило печатью ловушки? Когда она очнулась, вокруг уже толпились те вонючие дикари, что звались для важности "людьми шерифа", хоть и походили на простых разбойников, которых давно пора вздернуть вдоль дороги. А ее коня поблизости не было. Хотелось верить, что он испугался и ускакал подальше, а не был пойман и присвоен. Скакун из конюшен королевы-матери, у которого цена меряется в золотых, слишком хорош, чтобы носить на себе какую-то грязную фаррадийскую задницу. – Подойди, – приказал послушник. Авила вспомнила, что его зовут Орвин. И подумала, что если она хочет вернуть себе свободу, в первую очередь нужно, чтобы этот Орвин не видел в ней угрозы. Она подошла. Мужчина накинул ей на запястья, поверх браслетов, веревку и затянул. Не сильно, но надежно. А потом без всякого предупреждения взял за талию и подсадил в седло. Когда ее обхватили крепкие руки, Авила отметила с удивлением, что это не вызвало у нее протеста и даже наоборот, понравилось. Ей было бы приятно, если бы он задержал ладони на ее теле чуть подольше. Но он убрал их очень быстро, будто отдернул от чего-то гадкого. – Я не собираюсь бежать, – осторожно сказала она. – Теперь точно не соберешься, – подтвердил мужчина, привязывая свободный конец веревки к луке седла. – Ты меня посадил на такую клячу, что побег, думаю, стал бы уморительным зрелищем. Или у вас тут из развлечений разрешаются только хороводы вокруг костров? Мужчина посмотрел на нее хмуро. – Нет, конечно. Иногда мы развлекаемся, выясняя, какое порождение ривалонского колдовства на этот раз сожрало людей и укрылось на болоте, и как его оттуда достать. Это тоже бывает весьма "уморительно". Старик, вышедший к воротам проводить отряд, с озабоченным выражением лица наблюдал за небом. – Не к добру это, – наконец заявил он. – Туман, вон, наползает. В воздухе и впрямь стояла едва заметная дымка, словно от далекого пожара. Решетка ворот еще была закрыта, но за ней виднелась дорога, конец которой уже терялся в молочно-белой, полупрозрачной пелене, из которой резными силуэтами выступали далекие деревья. – Может, потеплеет наконец? – сказал послушник. Старый инквизитор лишь головой покачал и произнес, как припечатал: – Не к добру. Авила с интересом наблюдала, как взрослый мужчина, воин, становится на колени перед молящимся стариком, а потом еще, мерзость какая!, целует ему руку. Старик потрепал его по голове, ласково, как собаку. Нет, так в Ривалоне даже рабов не унижают. Но оба воина, собравшиеся их сопровождать, тоже повторили ритуал с коленопреклонением и целованием. Старик подошел к послушнику и шепнул ему что-то на ухо. Авила не услышала, но по напряженному лицу мужчины и короткому, мимолетному взгляду поняла, что речь о ней. "Нужно выбираться отсюда". Это было ясно, но вот как бежать - не понятно. Мужчины усаживались в седла. Заскрипели тяжелые цепи, и решетка ворот поползла вверх, открывая путь. Впереди была долгая дорога.