Невольник белой ведьмы

Кончики пальцев невесомо прошлись по коже, поглаживая, чертя ломаную линию. Это было настолько дико и неуместно, что он замер, ничего не понимая. Ведьма бормотала что-то, и явно выглядела довольной, но Орвин не слушал. Сосредоточился, чтобы если внезапно станет больно – держать себя в руках. Она обошла его кругом и остановилась, держа ладонь на груди. От прикосновения веяло теплом. Свет фонаря запутался во взлохмаченных светлых волосах, и казалось, что свечение окружает ее голову магическим ореолом. Когда он увидел эту девицу впервые, она была… Он старался подобрать слово, но не мог. Трогательная? Беззащитная? Все не то, но близко. "Зло под маской невинности", – так сказал бы отец Бертар. – Взгляни на меня. Орвин отвернулся, потому что глаза его не слушались – впрямь мучительно тянуло на нее посмотреть. "Это наваждение!" Догадка многое ставила на свои места. Ведьма как-то воздействует на него, заставляя чувствовать невозможное. И тогда, в подвале эрлова замка, было так же, но у него были амулеты и орб с Пламенем, теперь этого нет, больше ничто его не защищает, и навязанное чувство так сильно. Она воспользовалась им, завела в ловушку. Он старался найти в себе злость, ненависть, но не мог. Внутри было на удивление пусто. Тонкие пальцы крепко взяли за подбородок, заставляя повернуть голову. Ведьма погладила его по волосам, убирая пряди со лба, пощупала повязку. Прикосновения были легкими, в них чувствовалась кощунственная в его положении ласка. – Не рад меня видеть? Слова выдали, что она просто издевается, и эти касания стало чуть легче терпеть. – Посмотри на меня! Он перевел взгляд, готовый увидеть и почувствовать прежнее очарование, теперь зная, что оно наведено колдовством. Она погладила его по щеке. В груди щемило уже знакомое ощущение, странно похожее на влюбленность, но теперь он видел больше. Не просто очаровательное личико, а глумливую усмешку и голодные алые огоньки в темных глазах. Ее ладони легли на его грудь, и Орвин почувствовал, как мышцы дрожат от напряжения. Сердце колотилось, как бешеное. Было и еще кое-что, и это встревожило его не на шутку. – Я не собираюсь делать тебе плохо, даже наоборот… Ведьма улыбнулась предвкушающе. Ее руки скользили по телу, Орвин инстинктивно дернулся, но она лишь усмехнулась, теснее прижимаясь и с любопытством заглядывая в глаза. Он рванулся снова, стараясь, чтобы кандалы сильнее врезались в ссаженые запястья. Хотелось отрезвить себя. Но боль не помогла. Она лишь острой нотой смешалась с иным чувством, пульсирующим пониже живота. Это было неожиданно и подло. Разум понимал, что происходит, но оказался не в силах совладать с телом. Ведьма прижалась головой к его груди, он кожей ощущал ее легкое дыхание. Орвин прикрыл глаза, стараясь хоть внутри отстраниться от этого отравляющего ощущения близости. Глубокий вдох, медленный выдох… Он приоткрыл глаза и увидел ее светлую макушку. Растрепанные волосы выглядели неожиданно трогательно, и Орвин поймал себя на диком в своей неуместности желании провести по ним ладонью, зарыться пальцами. Это все чары! Она околдовала его! А в следующее мгновение ее рука коснулась там, где уже скопилось давящее напряжение. Орвин рванулся отчаянно и бесполезно. Боль пронзила запястья, но почему-то лишь подхлестнула возбуждение. Ведьма провела ладонью… Орвин понял, что совершает ошибку, но слова вырвались раньше, чем он мог их оценить. Разуму просто нужно что-то, чтобы зацепиться за реальность. – Ты же привыкла к другим мужчинам. Ведьма обрадовалась. Она говорила что-то. Кажется, это можно было бы счесть смущающим, даже унизительным, но уже ничего не могло сравниться с предательскими ощущениями собственного тела. В холодном подземелье сделалось очень жарко, под кожей горело от прикосновений. – Хватит! Орвин рванулся и почувствовал, как кожа на запястье лопнула, острая вспышка боли должна была привести его в чувства, но все, чего ему бы сейчас хотелось – потереться о гладящую его руку. Он мог лишь заставить себя замереть, не шевелиться, а больше уже ничего не мог – самоконтроль плыл, мысли путались. – Уже жалеешь, что решил тогда, на судилище, проявить благородство к ведьме? Она веселилась. "Проклятая тварь!" – Жалеешь, – усмехнулась она. Вот это было сильнее боли – и весьма отрезвляюще. Орвин где-то в глубине души изумился тому, как легко эта тварь смогла задеть его за живое. – Не суди всех по себе, ведьма. Я сделал все по совести. И никогда бы не воспользовался беспомощной девкой! Это звучало так жалко и нелепо… На ее лице расцвела радостная ухмылка. – А я получается, тобой, беспомощным, без стыда и совести пользуюсь? Ладно, хорошенько уколол! И она, слава высшим силам, отступила. Он наконец-то перевел дыхание, ощущая, как возвращается головокружение. Пол покачивался под ногами, довольное лицо девки расплывалось перед глазами. Откуда ведьме знать, что означает "поступить по совести?" В ее помыслах сплошные грязь и мерзость, она и не знает, что бывает иначе, не понимает, что даже с врагом нужно обращаться справедливо, иначе чем ты будешь от него отличаться? Посочувствовал несчастной испуганной девице и помог ей. Восстановил справедливость. О чем здесь можно жалеть? А то, кем оказалась ведьма – он посчитал ее за человека, позволил обмануть себя пустой болтовней, вот это ошибка. "И ты знаешь, почему так ошибся. Просто она тебе напомнила кое о чем…" Почему он нарушил приказ и не смог убить ее?.. “Пожалел девицу, а она тебя не пожалеет”. Можно было и заранее догадаться, что она – враг, что ударит в спину при первой возможности. Это было очевидно. Даже обвинять ведьму в подлости смешно, можно только себя самого – в скудоумии. – Теперь мы квиты. Вез проклятую ведьму в заточение, да сам оказался в кандалах. И вообще-то, я тебе потом тоже жизнь спасла. Поблагодарить не хочешь? "А она ведь еще молоденькая", – внезапно подумал Орвин. Юная, почти девчонка. И уже сейчас хватает хладнокровия глумиться над приговоренным. Что ж, когда-нибудь из нее получится достойная ривалонская леди. Из тех, о чьих деяниях он так много читал в обители, в тот первый год, когда отец Бертар просто приходил побеседовать и приносил ему книги. Может, завтра она своими руками и сделает с ним то, о чем так много там писали. – Квиты, – повторил Орвин. Он ведь клялся уничтожать зло. Но нарушил клятву. Что ж, будет справедливо теперь поплатиться за это. Ему вдруг стало почему-то очень легко и весело. Одна ночь? Пустяк какой! В его жизни бывали черные полосы и пошире… Если все закончится за ночь, он точно вытерпит. – Придешь завтра, на рассвете? Похоже, ведьма даже чуть смутилась прямому упоминанию неизбежного. Но ненадолго. Тут же заулыбалась, видимо, в предвкушении зрелища. – Конечно, приду. Волна удушающего отчаяния захлестнула его, накрыла с головой, и он прикрыл глаза, прячась во мраке под веками, но спустя мгновение уже сумел совладать с собой. К счастью, позорное возбуждение схлынуло. Шаги в коридоре приближались. – Я понял. Значит, буду ждать. И даже голос не дрогнул. Чтобы эта тварь не воображала, что смогла его задеть. Ведьма выглядела озадаченной. "Настало время расплатиться за свою глупость. Если ждешь, что я струшу, отступлю, то не бывать этому". – Ну что, подумал? - раздалось от дверей. Орвин с интересом взглянул на ведьму - останется посмотреть, что будет дальше? Но тот, со шрамом, стал ей намекать, что лучше не надо. Орвин с ним в этом мысленно согласился. Было бы хуже, если бы она наблюдала, а то и продолжала над ним издеваться. Она так забавно изображала непонимание, что Орвин вновь не удержался. – У нас тут серьезный теологический диспут. Она смерила его ледяным взглядом. – Ну, тогда не буду вам мешать. Хорошего вечера. Прикрыв глаза, Орвин медленно сжимал и разжимал пальцы немеющих рук и из-под опущенных ресниц следил за тем, как мужчина со шрамом на лице расхаживает по подземелью. Он сдвинул какой-то рычаг, и натяжение цепей ослабело. Орвин смог немного опустить руки, по плечам прокатилась волна жара и ломоты. Стоящие на ледяном полу ноги онемели, он их уже и не чувствовал. Голова гудела, в виске пульсировала тупая ноющая боль. Видимо, действие зелья ослабевало, как раз вовремя. Урод наверняка рассчитал время, чтобы он хорошенько ощутил, что бывает, когда гостеприимство иссякает. – Готов ли ты отречься от дикарских суеверий и присягнуть на верность Матери и Мужу ее? – Нет что-то, не готов. Не чувствую внутренней потребности. – Заговорил! – изумился мужчина. – Вижу, понравилась тебе юная госпожа, – он усмехнулся. – Да и ты ей, верно, тоже приглянулся. И она явно родовитая. К такой если в наложники попадешь, считай, высшее благословение Матери получил. А уж такому отребью как ты, о подобном везении помыслить сложно. Видишь, сама судьба подсказывает, что должно сделать… Подумай! Орвин предпочел промолчать.