Невольник белой ведьмы

– Сам понимаешь, иначе нельзя, – принялся терпеливо объяснять урод. – Всегда есть некие условия, которые нужно выполнить, чтобы жить дальше. А если не выполняешь – последствия плачевны. По правилам я должен спросить, хорошо ли ты подумал, прежде чем отказаться от милости Матери нашей. Под прикрытыми веками Орвин, как назло, видел светящийся ореол светлых волос и сверкающие красными искрами глаза ведьмы. Наваждение не желало отпускать. “Еще увидишься с ней утром, дурак”, – напомнил он себе, а вслух спросил: – А ты долго думал? – О чем? – спросил мужчина раздраженно. – Прежде, чем отрекся от корней и стал работать на тех, кто уничтожает твоих земляков? Мужчина усмехнулся: – Они мне не земляки. И ты тоже. Ты – грязное животное, которому предложили пощаду и спасение. Но ты не оценил. Он выглядел высокомерно, словно ему здесь за отречение выдали дворянский титул, а не грязную и постыдную должность палача. – Я о пощаде не умолял, – сказал Орвин. – Тем более – предателя. Он услышал за спиной шорох и понял, что там кто-то стоит. "Пламенеющий, пошли мне сил выдержать это во имя твое…" Урод переставил ведра поближе, вода тяжело плескалась, и Орвин ощутил, насколько пересохло во рту. Мужчина зачерпнул ковшиком, выпрямился и бросил короткий взгляд ему за спину. – Пить хочешь? – спросил он. А в следующее мгновение тот, кто стоял за спиной, накинул ему ткань на лицо и дернул, закручивая концы тряпки и волосы, заставляя запрокинуть голову. Орвин выгнулся, запястья обожгло болью от впившегося железа. Он тщетно зашарил пальцами, пытаясь схватиться за цепи и облегчить положение. А потом сквозь ткань на лицо полилась вода. Воздуха не стало. Он тряс головой, дергался в кандалах, открывал рот, но вдохнуть не выходило. Словно тонул, рвался, но не мог выбраться из пучины на поверхность. Это длилось целую вечность. Потом, наконец, мокрую тряпку сорвали. Вдохнув, Орвин закашлялся. Грудь сдавило. Понимание, что он жив, появилось не сразу. Ноги подкосились, и он стал оседать, но тот, кто стоял сзади, крепко взял его за волосы. – С возвращением, – сказал урод. – Спрошу еще раз. Готов ли ты отречься и присягнуть на верность Матери и Мужу ее? Орвин ничего не ответил, и он продолжал: – Не слишком приятное чувство, да? Понимаю. Но не бойся, это на самом деле не может тебе повредить. Ты не тонешь, понимаешь? Это только так кажется. Наша великая Богиня-Мать живет в воздухе и в земле, но всякий просвещенный знает, что больше всего частиц благословения ее – именно в воде. Вода – священная стихия, и это она посылает тебе знак о том, что случится, если ты не захочешь принять милость ее. Спрашиваю еще раз - ты готов отречься? Орвин не слушал эту отборную ересь. Все его мысли заняло напряженное ожидание второго подхода. – Если ты окажешься глух к ее увещеванием, с этим ничего не поделаешь. Тогда завтра утром тебя выведут отсюда и сбросят в ритуальную чашу. Все те ощущения, что ты сейчас испробовал, станут настоящими. Будешь тонуть, и никто уже не спросит, желаешь ли ты это прекратить. Наверно, это должно было его напугать. – Неплохой исход, меня устраивает, – хрипло сказал Орвин. – Ты хорошо подумал? Он промолчал, и урод зачерпнул еще воды. Орвин старался держать себя в руках, но все равно вздрогнул и рванулся, когда его дернули назад за волосы, и мокрая ткань упала на лицо. А потом вода полилась вновь. В какой-то момент он потерялся во времени. Не мог даже предположить, сколько прошло, сколько подходов. Это перестало иметь значение. Мир сузился до рамок собственной головы, в которой не могло удержаться больше одной мысли. Орвин понял, что больше ничего не сможет сделать, а значит, хоть так… Он обмяк, повис на цепях, боль в разорванных запястьях прошила тело острой волной, и разум прояснился. – Эй! Эй, ты! Урод бил его по щекам, голова моталась, и Орвин подумал, что его сейчас вывернет. Но, к счастью, обошлось. Он не фокусировал взгляд, лишь тянул воздух короткими резкими вдохами. – Этого еще не хватало… Сходи за госпожой! Нужно еще зелья. Лязгнуло, механизм пришел в движение, и натяжение цепей ослабело. Орвин рухнул на колени, потом завалился набок. Сначала он почти не чувствовал рук и ног, но понимал, что если собраться, все равно сможет как-то двигаться. Раз надо – тело должно работать. Он всегда умел себя заставить. Урод не был совсем глупым. Раздался звон, сухой шорох, и бедра коснулся раскаленный прут. Плотная повязка и исчерченная шрамами от усмирения плоти, огрубевшая кожа дали Орвину лишнее мгновение, а потом боль прошила каждую клеточку тела, прокатилась вдоль позвоночника, оставляя ощущение, будто волосы на затылке встали дыбом. Он должен был орать и дергаться, пытаясь прекратить это, но он позволил себе лишь слабо застонать, не шелохнуться. Нужно выглядеть слабым. Урод наступил, вминая подошву в ожог, туша тлеющую ткань штанов. Орвин не пытался сопротивляться. – Слабоват оказался, – подытожил палач, не добившись больше ничего. А потом присел на корточки над поверженной жертвой, наклонился проверить пульс. Урод не был глупым, но не был он и таким умным как тот колдун, что заранее разгадал его уловку и разминулся с лезвием кинжала. Орвин рывком опрокинул его на пол, накинул цепь на шею и дернул. Урод успел лишь раз коротко вскрикнуть, когда он подмял его под себя и закрутил цепь вокруг горла. А еще он ударил, но поздно. Орвин покачнулся, получив оплеуху, но кандалы были на его запястьях, и лишь впивались в свежие раны – он теперь не мог ни отпустить жертву, привязанную к нему его же цепью, ни ослабить хватку, сколько бы ударов не получал. Урод пытался дергаться, лупил в лицо, желая достать по глазам, хрипел и дергался, но наконец-то обмяк и затих. Чтобы не вышло осечки, Орвин взял его за голову и повернул резко, до хруста. – Не помогла великая мать, ну надо же, – пробормотал он. “Где-то здесь второй, он пошел за ведьмой”. Орвин осмотрел оковы. Кандалы запирались на ключ, а вот цепи крепились так, что при должных усилиях, можно было вытащить крюки из проушин. Со стороны выглядело просто. Но сил хватило с трудом – он долго возился, заставляя двигаться непослушные пальцы. Послышались быстрые шаги. Он уже не успевал оттащить тело, лишь сам с трудом поднялся на ноги, попятился, выискивая взглядом, чем бы вооружиться. Голова раскалывалась, он едва понимал, что делать. Взял из ниши со светильником железный прут, которым еще недавно ему прижгли ногу, и встал к стене у двери, так, чтобы не было видно снаружи. Шаги раздавались уже совсем рядом. Кто-то вот-вот должен был зайти. Орвин замахнулся прутом. – Стой! Голос женский, ведьма. – Эй! – окликнул мужчина. Тон голоса удивленный и испуганный одновременно. Значит, увидел тело. Еще пара быстрых шагов, готовых сорваться на бег, резкий шорох. – Недоумок! Подохнуть захотел?! – воскликнула ведьма. – Там Некс!.. Но она уже не слушала, позвала: – Эй, парень! Спрятался, да? Зря ты так, очень зря. Орвин и сам это знал. Без оружия, без оберегов, способных хоть как-то прикрыть от колдовства. И действие зелья иссякло, вернув ноющую боль. Он уже не повоюет, сил не хватит. Его орб уничтожен, Пламя не поможет. Все, что у него есть – он сам. – Я сейчас войду, герой, – усмехнулась ведьма. – И все закончится. – Заходи, – прохрипел Орвин, крепче сжимая прут.