Невольник белой ведьмы

– О нем позаботятся, девочка моя. Если будет достаточно разумен, ничего дурного с ним не случится. Это было даже забавно, потому что именно в разумности послушника она сильно сомневалась. Упертый, как баран, отчаянный, как… пьяный баран. Уж не Гримвальду, на которого этот мужчина в безвыходном положении попытался напасть, предполагать в нем хоть каплю разумности! – Позаботься лучше о себе, – меж тем продолжал колдун. – Только посмотри, как теперь выглядишь – даже матери показать такую страшно, не то, что жениху. Гримвальд усмехнулся, и Авила почувствовала, как кровь приливает к щекам. – Быть может, ты желаешь привести себя в порядок перед дорогой? Я мог бы распорядиться, чтобы нагрели воды и собрали всё необходимое. Условия здесь не дворцовые, но ради меня они постараются. Она задумчиво провела рукой по волосам – пальцы натыкались на колтуны. Стыд-то какой! Перед тем, как запереть в подвале, у нее отобрали даже сумку с пояса, где хранился гребень… И в таком виде она приставала к послушнику! Не удивительно, что он так на нее смотрел. Хотя… уж не ему, жившему в грязи, ее в чем-то упрекать! – Благодарю за заботу, а пока греют воду… – Куда ты? – голос Гримвальда прозвучал напряженно. Авила невинно улыбнулась. – Сделаю небольшое женское дельце! В конце концов, обещания надо выполнять, с этим даже мать не стала бы спорить. Если сказала, что придет на рассвете, то нужно поспешить. Стоило, наверное, попросить слугу проводить ее, но было уже поздно. Лестницу в подземелье удалось отыскать с первого раза, но вначале она подумала, что ошиблась – стоявших на страже ночью охранников теперь не было… Но нет, те же грубо отесанные ступени, та же щербина на краю одной, об которую она запнулась, когда поднималась после разговора с послушником. По разгоряченной жаром спине пробежал нехороший холодок, раздувая тревогу, как тлеющие угли в кострище. Камера была темна и пуста. Авила пыталась понять что делать дальше. Идти наверх и искать того, кто может ей объяснить, что здесь происходит? Но стоило представить, как придется беседовать с этими высокомерными ведьмами… Откуда-то издалека слышались звуки. Позвякивание, приглушенная речь. Развернувшись, она решительно зашагала дальше по коридору, все прибавляя шаг. По сторонам попадались запертые решетки, за ними царил мрак. Словно что-то толкало ее в спину. Стук сердца барабанным боем отдавался в ушах. Она то спускалась, то поднималась опять. Пару раз пришлось вернуться из тупиков. В конце темного прохода показался золотистый утренний свет. Авила почти бегом направилась туда и вышла на мощеную каменными плитами площадь, удивительно широкую, припорошенную песком. Приграничная крепость была частью скалы, она врастала в нее, и здесь, в одном из внутренних дворов, две стены сливались с крутым подъёмом серого камня, уходящего высоко вверх и увенчанного сторожевой башней. А ниже башни старинные мастера выточили горельеф, изображающий лик Матери. Это было потрясающее зрелище – каменное лицо с прикрытыми глазами и застывшей на губах полуулыбкой казалось живым. Будто через мгновение веки Богини дрогнут, и откроются нечеловеческие глаза, хранящие в себе всю любовь этого мира и бездну веков. Выступающему подножию камня придали форму раскрытых ладоней, между которыми покоилась наполненная водой чаша, широкая, как бассейн. Угольно-черная гладь воды была словно большое зеркало, в которое любовалась собой Мать. Через углубление в борте чаши вода тонкой струйкой сочилась вниз, сбегала по окаймленному песком желобу и исчезала в узком колодце у самого входа на площадь. Перед огромным каменным ликом Авила застыла, чувствуя себя песчинкой, которую легко сдует дыхание богини. Священный трепет наполнил душу… … и схлынул, оставив гадкое оцепенение, когда она осознала, что видит. На ладонях богини были люди, казавшиеся мелкими тряпичными куклами на фоне Матери. Три женщины в парадных, синих с золотом, накидках с капюшонами готовили алтарь, выводя по краю чаши ритуальные знаки. Трое мужчин стояли чуть в стороне. Вернее, стоял один, хоть и все время дергался, пытаясь мешать двум другим. Полураздетый, едва держащийся на ногах, со скованными за спиной руками. Двое воинов гарнизона, обматывали его толстой цепью. Авила ощутила, как внутри поднимается обжигающий гнев. – Эй, вы! Собственный голос показался ей незнакомым. Одна из ведьм подняла голову. Это оказалась Идения. Она выпрямилась, невозмутимо глядя на нее. Остальные продолжили чертить символы, опуская пальцы в темную воду. Влажные следы не исчезали, испаряясь, а словно впитывались в камень, ярко чернея. Ведьмы успели начертать три четверти круга и не собирались останавливаться. Открытое пространство показалось Авиле огромным, пока она шла к жертвенной чаше. Хотелось сорваться и подбежать, но она себе этого не позволила. Звук шагов гулким эхом отражался от высоких стен, окружающих ритуальный двор. Повернув голову, послушник замер и наблюдал за ее приближением. Его рот был заткнут кляпом из свернутой тряпки, для надежности перехваченной жгутом, затянутым на затылке. На лице ничего нельзя было прочесть, но в свете начинающегося дня выглядел он жутко – бледный, как мертвец, с запавшими потускневшими глазами. Мужчина следил за ней тем же тяжелым взглядом, от которого ей было не по себе прошедшей ночью в подземелье. И чем ближе Авила подходила, тем больше видела на его теле свежих следов, которых явно не было вчера вечером. Рельефные мышцы напрягались от тщетных попыток пленника вырваться из оков. Это зрелище… завораживало. “Такой беззащитный… И можно сделать с ним, что пожелаешь!” Мысль казалась какой-то неправильной, но все равно заводящей. Авила заставила себя перевести взгляд на ведьму, и странное волнение угасло, уступая место крепнущей злобе. Идения выступила вперед, то ли встречая ее, то ли преграждая путь, не желая пустить к чаше. “Что вы делаете?” Вопрос очевидный, но глупый. К счастью, она не ляпнула его вслух. От клокочущей внутри ярости Авила почувствовала странное, ледяное оцепенение. На лице застыла бесстрастная маска, движения стали необычайно плавными. Она встала перед ведьмой, сложила руки на груди. – Мне казалось, хорошее обращение выглядит несколько иначе, – сказала Авила, и словно со стороны услышала свой голос. Надо же, спокойный, прямо как у матери, когда она в гневе. – Это животное такого не заслужило. Он убил нашего слугу. Авила окинула взглядом послушника, стараясь отрешиться от нежданной похоти, оценивая свежие кровоподтеки и ссадины. Штаны на бедре были разорваны, сквозь прореху виднелся страшный черный ожог. Воины подтолкнули мужчину к раю чаши и обмотали лодыжки цепью. Теперь он не мог отступить. А с таким весом железа пойдет на дно камнем… Нет, не думать об этом. – Какая жалость, – сказала Авила. – Вчера вечером ты говорила, что он безопасен. Да и сама я видела, что пленник скован по рукам и ногам. Как же так вышло? И когда? Неужто, когда вы над ним издевались, хоть утверждали, что о нем позаботятся? – Мы делаем все во имя Матери, – заявила Идения. – Вы не имеете права трогать его. Это я привела его в плен. Значит, только я могу распоряжаться его жизнью. Еще произнося эти слова, Авила всë поняла и ощутила весь ужас положения. Она ничего не может сделать, ей нечего противопоставить трем ведьмам. Это они здесь хозяйки, а она – никто. Да, это она помогла пленить послушника. И, получается, привела его на казнь… Его утопят, как щенка, а она ничего не сможет сделать. Авила бросила короткий взгляд ведьме за спину. Мужчина наблюдал за их перепалкой с таким отстранëнным видом, будто ему было все равно. У его ног одна из ведьм закончила свою часть письменного круга, выпрямилась, и капюшон накидки съехал с головы. Авила узнала Лину. Ведьма приблизилась к пленнику, перехватив за цепь поперек груди, потянулась и стала шептать ему что-то на ухо. Мужчина опасно покачнулся, но устоял на ногах, ответил ей полным ненависти взглядом. Жар, донимавший Авилу полночи, стал сильнее. Она чувствовала, словно горит изнутри. Ее уже едва не трясло от злости. – Таков закон для воинов, – Идения ухмыльнулась: – А ты – лишь бездарная подстилка нашего господина, не тебе здесь распоряжаться. Давай, беги, пожалуйся хозяину… Ее оборвала звонкая пощечина. Авила сама не поняла, как это вышло. Ладонь остро заныла от удара. Рожа Идении оказалась на диво твердой. Ведьма прижала руку к наливающейся краснотой щеке и уставилась на Авилу так, будто впервые по-настоящему рассмотрела. “Вмажь этой твари еще!” Авила и рада была бы, но отлично знала, что шансы равны нулю… И, кажется, теперь эта тварь разозлилась всерьез.