Невольник белой ведьмы

– Паршивая сука! – произнесла Идения. Проклятая егерьша была куда крепче, чем Альгея или Аванти, которых такая внезапная зуботычина могла и с ног свалить. Ничего, чем можно было бы врезать посильнее, у Авилы под рукой не оказалось. Впрочем, она сомневалась, что это принесло бы какую-то пользу. Настоящей силы у нее нет. И нет даже той крохи, что была в ее распоряжении совсем недавно, теперь тоже. Ее сейчас раскатают, а послушника убьют. Больше вариантов нет. Бежать за Гримвальдом? Ведьмы покончат с делом раньше, чем она найдет колдуна в этой огромной крепости. В тенях ритуального двора что-то шевелилось. Темные пятна ползли по камням, собираясь под ногами Идении, оборачивая ее, как черный плащ, вспыхивающий пурпурными искрами. Ее магия выглядела впечатляюще. Ведьма выпрямилась, глаза заволокло мраком. И выражение лица не сулило ничего доброго. Авила попятилась, в отчаянии взглянула на мужчину, но тот смотрел в черную воду перед собой. Лина стояла чуть позади, придерживая его за плечи. Третья ведьма уже заканчивала чертить знаки, ей остался отрывок с пару локтей длиной. Отчаяние было беспросветно. Порыв бежать прочь вспыхнул, но тут же угас. Она поняла, что не сможет. Нет, бегать с перепугу не разучилась, но от мысли, что она бросит беспомощного мужчину в беде, ноги словно вросли в землю. Уйти было нельзя. Авила обернулась, с надеждой окинула двор взглядом, но больше никого вокруг не было. Гримвальд должен был почувствовать боевое колдовство Идении. Может, он придет проверить, что случилось?.. Идения ударила, и Авила оказалась не готова. Покрывало теней хлестнуло ее, и она покатилась по каменным плитам, обдирая локти и колени. – Ты глупая, невоспитанная дрянь, – сказала Идения. – Я здесь два десятка лет защищаю наши границы от грязных псов, чтобы такая бесполезная тварь, как ты, могла рядиться в дорогие тряпки, плясать на балах и скакать по гнилым отросткам таких же бесполезных тварей, годящихся лишь на расплод. Чего тебе не сиделось в столице, детка? Скука одолела? О, так я тебя сейчас развлеку! Авила успела увидеть, как на нее рушится темная громада, и проворно откатилась. Огромная тень, обретшая тяжесть, окатила ее песком, запорошив глаза. Она закашлялась, на четвереньках уползая подальше. Идения обидно рассмеялась. – Теперь весело? – поинтересовалась она. А потом – оттолкнулась от земли. Ее тело, вдруг ставшее легким, взлетело. Ведьма прыгнула, всем вновь обретенным весом приземлилась туда, где только что лежала, стараясь отдышаться, Авила. Она успела отпрянуть в последний миг, попыталась вскочить, и тут же завалилась вновь на скользком песке. – Полагаю, этого будет достаточно, – сказала Идения, наблюдая, как она копошится у ног. – Здесь не место таким, как ты. Возвращайся домой, там служанкам своим указывай, что и как исполнять. Она отвернулась, намереваясь уйти. – Стой! Авила скривилась от отвращения. Голос жалко подрагивал. Сапоги ведьмы в поле ее зрения и впрямь остановились, развернулись мысками. – Что еще? Она ощущала, как тело трясет от напряжения, и ничего не могла с этим поделать. Поздно пришла мысль, что она, по сути, стоит на коленях перед этой… Но вставать вряд ли смогла бы – слишком дрожали ноги. Большего унижения она в жизни своей не получала… “Встань, встань немедленно, как смеет эта сука…” Нет, ее злость ничего не решала. Оставался последний выход. Авила присела, подняла голову. – Я возмещу ущерб. Он убил хорошего слугу, да? Тот был тебе дорог? Какую виру ты хочешь? Даже если золотом, я согласна. Идения рассматривала ее, чуть сдвинув брови, кривя губы в ухмылке. – Это ведь не единственный пленный, я знаю, что вы держите на… такой случай. Ничего страшного не случится, если это будет не он. Уперев руки в бока, Идения нависла над ней. – Потрясающе, – изумленно выдохнула она. – Просто изумительно! Она обернулась к ведьмам, будто ища у них подтверждения тому, что услышала все правильно. Лина засмеялась, но тут же болезненно скривилась и замолчала. Третья ведьма продолжала чертить знаки. Идения смерила Авилу полным жалости взглядом. – Не все в этой жизни измеряется в золоте, богатая придворная девка. Она отступила, обернулась к чаше. – Эй, псина! Звякнули цепи. Послушник свирепо рванулся, и Лина схватила его за волосы, заставляя поднять голову. – Эта девица хочет тебя купить! Сколько ты стоишь? Она говорит, что может заплатить золотыми! Сколько отсыпать, чтобы ты позабыл своего бога? Лицо мужчины исказилось, он зарычал сквозь кляп, дернул скованными руками и вперился в Авилу взглядом. “Что за недоумок…” Она отвернулась. – Эти фанатики живут лишь ради цели – уничтожать таких, как мы, и насаждать свою веру глупцам, заражая их безумием, – сказала Идения. – А мы живем, чтобы, не допускать этой чумы в наших землях. Твоему “трофею” предложили пощаду, в обмен нужно было лишь признать, что он делал отвратительные нашей Матери вещи, и раскаяться. Он выбрал смерть. А потом доказал, что именно ее и достоин. Идения разговаривала спокойно, будто не она только что швыряла ее по двору. Авила сухо сглотнула, склонила голову к плечу, пытаясь поймать ее взгляд. – Этот человек защитил меня от своих соплеменников. Может, если… Идения рассмеялась. – Надо же! Полагаю если он и впрямь не совсем ублюдок, Мать сжалится, не поглотит его душу без остатка и, быть может, даже не накажет его ужасным посмертием. А я давала присягу не для того, чтобы жалеть врагов, – бросила она и отвернулась, вскинула голову. – Наша беседа окончена. И она пошла прочь. Авила уронила голову, впилась пальцами в песок. Ее охватило странное чувство нереальности происходящего. Словно сейчас мир исказится, поплывет, и страшный сон развеется. Она проснется в своей спальне, в глухой ночной час, тихо проберется мимо спящего, разметавшегося по постели Кассиана. И, глядя на него, в последний раз подумает, а не слишком ли глупа ее затея?.. И решит, что побег того не стоит. А где-то там, очень далеко, проснется этот мужчина, послушник, начнет свой день… как там вообще живут монахи? Молятся с утра до вечера? И ему не будет нужды ехать куда-то, разбираться с пойманной ведьмой. Они не встретятся, встреча не приведет их к ритуальной чаше. “Можно подумать, что это ты виновата. Такие все равно долго не живут! Сами лезут воевать, сами дохнут…” Но она знала, что сейчас это – неправда. Снова глухо звякнули цепи. – Не дергайся, пес, – усмехнулась Лина. – А то свалишься ненароком, да утопнешь раньше времени. Потерпи. Видишь, вот сейчас… Мужчина злобно зарычал. Авила поняла, что не может это слышать – ей было больно. Она сжала пальцы, и жар, терзавший тело, нахлынул, захлестнул с головой. Очертания окружающего мира заволокло дымкой… Ее рук словно что-то коснулось. Нечто, поднимающееся к ней, из-под камней, из толщи земли. Оно натягивалась нитями паутины, извивалось змеиными петлями, бессмысленное, бесформенное, и росло, росло… Авила с трудом разжала сведенные судорогой отчаяния кулаки, и оно схватило ее руки, переплетая пальцы. Под закрытыми веками она видела ослепительное сияние, и оно приближалось, цеплялось за нее все новыми нитями, пока не охватило с ног до головы. Выпило мучительный жар, развеяло отчаяние, уняло лихорадочную дрожь. Идения не успела подойти к чаше. Лента ручья, стекающего в колодец, вскинулась, встала дыбом. Ведьма мгновенно окуталась своим плащом из теней. Она была стремительна, сумела увернуться раз, другой… а в третий все равно не успела. Плеть воды хлестнула ее поперек живота, разрезав защитный покров и отбросив наземь. Безымянная ведьма вскочила и бросилась ей на помощь, на ходу разворачивая нечто, напоминающее щит. Полыхнула тяжелая боевая магия. Но вода тут же снесла ее с ног, разбив защиту, швырнула в другую сторону. Брызги и взрытый песок разлетелись во все стороны. Стражи попятились, держась за мечи, но не решаясь выхватить их из ножен – даже если оружие заколдовано, сами они были людьми, им было нечего противопоставить магии. Мгновение – и они бросились прочь. Авила с трудом подняла голову, и ужас пронзил ее насквозь. Мать смотрела. Под прикрытыми веками каменного лика разгоралось багровое сияние. Ей показалось, что губы дрогнули, собираясь обнажить оскал. В лике богини больше не было ни материнской любви, ни даже теплоты. Авила ощутила безумную ненависть, обрушившуюся на нее. “Ты обещала теплой крови!..” “Прочь, белая тварь! Беги от лика Великой! Здесь нет места для тебя!..” Сияние рванулось из ее груди, в хаосе нитей виделся странный, немыслимый узор, который заплетался в воздухе. Авила поднялась на ноги. Пошатнулась, но устояла. Чужая ненависть давила на плечи. Круг чаши не был замкнут. Не хватало лишь пары знаков. Авила перевела взгляд на единственных, кто остался стоять. Скованный по рукам и ногам мужчина и ведьма, притаившаяся у него за спиной. Она держала пленника за горло, сдавливая пальцами все сильнее.Тот еще пытался трепыхаться, но, обездвиженный, сделать уже ничего не мог. – Полагаю, ты теперь не станешь уточнять что-то про законы для воинов? – сказала Авила. – Отпусти его и пошла вон! Лина затряслась от смеха. Разжала руки и со всей силы толкнула пленника в спину. Время потянулось, как стынущая смола. Тело в цепях рухнуло в воду, и та сомкнулась над ним, мгновенно стянулась, вновь став непоколебимой стеклянной гладью, под которой, на глубине, еще можно было заметить отчаянно извивающегося, опускающегося на глубину человека… Внутри что-то оборвалось. Лина подняла руки, словно сдаваясь, показывая пустые ладони. – Ох! – воскликнула она. – Какая жалос… Но договорить не успела. Авила закричала. Ее словно объяло огнем. Сияние сделалось невыносимым, и гладь чаши взорвалась с оглушительным грохотом. Лину смело прочь, она исчезла в облаке пыли. Мелкие каменные обломки осыпали площадь, градом простучали по лику Матери, погасшему, омертвелому. Мир погрузился в оглушительную, звенящую тишину.