Невольник белой ведьмы

– Что случилось, девочка моя? Голос Гримвальда звучал отстраненно, словно издалека. Авила растерянно осмотрелась, вытягивая шею, чтобы выглянуть из-за края чаши. Площадь превратилась в грязное месиво песка и расплескавшейся воды. Ведьма Лина ползла прочь, с трудом подтягивая ноги. Разорванная накидка сползла с плеч. Идении и еще одной ведьмы нигде не было видно. Хотя… Под выступом треснувшей каменной ладони кто-то ворошился. Пыль медленно оседала на плиты. Алтарь выглядел так, словно посреди чаши что-то вырвалось из земли, измолов камни. Черная вода утекла в трещины, не оставив и следа. Авила ее больше не ощущала. За спиной раздался надсадный кашель и она, не глядя, протянула руку, положила на плечо мужчине. Почувствовала, как он дернулся, желая отстраниться. – Что это было? – спросила она, вновь обернувшись к Гримвальду. – Ты мне скажи. В нем что-то изменилось. Он шагнул вперед. Авила инстинктивно заслонила мужчину. – Стой! Колдун замер. Изумленно поднял брови. Словно лишь сейчас опомнившись, встряхнул ладони, сбрасывая с пальцев заклинание в пустоту. Оно ярко вспыхнуло, прежде чем испариться. Атакующее?.. Она напряглась, чувствуя, как внутри снова поднимается что-то алое, чужеродное. – Авила, – тон колдуна смягчился, – я ничего тебе не сделаю. Я клялся в верности твоей матери и служу твоему роду. Ей стало стыдно за свой мимолетный страх. Но лишь на мгновение. – Девочка моя, что тут произошло? “Он знает”, – прошептал внутренний голос. “Этот хитрый рыжий лис все знает, просто не может поверить!” – Не понимаю, – она попыталась подобрать слова, но в голове мутилось, и вышло лишь невнятное: – Мать очень зла… Перед глазами поплыло. Она качнула головой, силясь прогнать дурноту, но та не отступала. Гримвальд стоял над ней, и во всем его виде сквозила некая… нерешительность? Удивительное зрелище, которого ей не доводилось видеть никогда раньше. “Давай, прикажи, ты теперь можешь”, – подсказал голос. – Иди сюда, – сказала Авила. – Помоги ему. Гримвальд двинулся с места, но тут же остановился, опомнившись, словно наткнувшись на невидимое препятствие. – Псу? – с брезгливым удивлением переспросил он. “Твоей собственности”, – подсказал голос. – Моей собственности, – твердо сказала она. – Что случилось? Разве в клятве верности не было чего-то, касающегося сохранения имущества сюзерена? – Авила, девочка моя… – Не называй меня девочкой, – твердо произнесла она, раньше, чем успела осознать эти слова. Где-то глубоко внутри какая-то ее часть металась в панике и рыдала, пытаясь понять, осознать, что происходит. Что-то очень, очень страшное. С ней что-то стряслось, она говорит странные вещи. Но… ее слушают. Еще вчера Гримвальд отчитывал ее, как малое дитя, а теперь слушает. Она получила право отдавать распоряжения?.. “То, что здесь случилось, совершила ты. И он это знает. У тебя есть сила. А значит, и право повелевать!” – Авила… Мягкий тон Гримвальда больше не действовал. Она чувствовала, как в него вплетаются чары, взывающие к доверию. И в ней ничто не откликалось на них. – Иди сюда. Освободи его. – Да, госпожа. Странно было это слышать. Вот таким тоном он говорил с верховными ведьмами и с матерью, принимая ее указания. Не подобострастно, но покорно. Гримвальд подошел и уселся рядом. Мужчина слабо вздрогнул, когда колдун принялся распутывать цепь и потянул так, что железо впилось в раны, но сил на сопротивление у него уже не осталось. Его потряхивало, как от озноба, он лежал, зажмурившись и стиснув зубы. “Святоша не хочет видеть нас, проклятых отродий”, – засмеялся внутренний голос. Но Авила с удивлением поняла, что не злится. Ей было… жаль его? “Смешная девка, этот пес не стал бы тебя жалеть!” Вполне возможно, что так. Даже наверняка. Но стоило ли ему уподобляться? Авила склонилась над мужчиной. – Эй, – позвала она. Гримвальд бесцеремонно дернул пленника и перевалив навзничь. – Шлюхин сын, знаешь, что госпоже надо отвечать, когда она соизволит с тобой заговорить? Он открыл глаза и криво усмехнулся. Свет наступающего дня уже лился во двор, лицо мужчины было так близко, и Авила поразилась тому, какая перемена произошла с этим человеком за один лишь день. В запавших глазах плескалась обреченность. – Провались ты… Он хрипло, но четко выговорил направление. Если Авила и испытывала неловкость за ту брань, что вырвалась в порыве чувств, то теперь она рассеялась, как туман под утренним ветерком. Этот святоша загибал так, что зависть взяла. – Ах ты, псина! Она успела перехватить занесенную для удара руку колдуна. – Гримвальд, не трогай его! Мужчина неожиданно встрепенулся. – Гримвальд, надо же… Ничего… Ему привычно… беспомощных бить. – Хватит! И ты заткнись! – А то… что? Иди ты н-м-м… Авила зажала ему рот ладонью. – Нет, мой дорогой. Пока – нет. Она увидела, как его зрачки расширяются, а светлые глаза опасно темнеют. Мужчина словно враз умирать передумал. В груди поднималось лихое веселье при виде вспыхнувшей в этих глазах бессильной ярости. Она надавила сильнее, прижимая его затылком к камню, и улыбнулась, хоть со стороны это наверняка выглядело не слишком дружелюбно. – Но если станешь настойчиво предлагать, чтобы я туда сходила – послушаюсь. Видно, ты желаешь повторить то, что случилось промеж нами ночью? Мужчина рванулся – и откуда только силы взялись? Она коснулась его горла, ощутив, как дернулся кадык. Провела кончиками пальцев по ключицам, груди... Он замычал ей в ладонь. Не мог потерпеть прикосновений, и вот это было болезненно-обидно. Но сейчас – весьма кстати. – Мне нравится твоя злость, она меня заводит. Сделай так еще раз, прошу тебя, и я зайду дальше. Мужчина замер на несколько мгновений, явно пытаясь убить ее взглядом, потом медленно выдохнул и чуть расслабился. Прикрыл глаза, пряча ненависть. Авила рискнула убрать ладонь. – Надеюсь, мы поняли друг друга? Учти, я не желаю тебе зла. Но ты должен вести себя разумно. Ради себя. Он не ответил. Потрескавшиеся губы беззвучно зашевелились. Авила ощутила, как расползается душный шлейф чужой молитвы, но теперь предпочла промолчать. Пусть молится, если так ему легче принять свое положение. Все равно псовьи байки не имеют власти в землях Ривалона. Гримвальд, до того с интересом наблюдавший за их стычкой, брезгливо поморщился. – Это тебя не спасет, псина. Она напряглась, ожидая чего угодно, но мужчина сделал вид, что не услышал. Авила огляделась – никому не было дела до ведьмы-неумехи, колдуна и послушника. Егерьши и прислуга, поняв, что беда миновала, как раз утаскивали пострадавших. Идения висела на чужих руках, идти сама она не могла. От мыслей, что будет дальше, озноб пробежал по спине. Алтарь уничтожен по ее вине, это уже не глупый побег из дома, а куда худший проступок. Но колдун ничего об этом не сказал. Выходит, и ей надо сделать вид, что все в порядке? Навалилась чудовищная усталость. Авила чувствовала, словно прошлое утро, когда она наблюдала, как воины Пламенеющего встают на колени для благословения, случилось с ней лет десять назад. Одна мысль – странная, навязчивая догадка отвлекла Авилу, и она взглянула на колдуна, который бесцеремонно перевалил пленника набок, разматывая цепь. – Гримвальд, ты… “Не говори сейчас!” Колдун поднял голову. – Что такое? – Поаккуратнее с ним. – Как тебе будет угодно. Больше всего на свете она сейчас мечтала спросить, что это был за разговор по душам перед рассветом. Новости о замужестве, слова поддержки, обещания дорогих платьев и редких артефактов. Вправду ли он так хотел, чтобы она чувствовала себя лучше? Или желал отвлечь, чтобы позабыла обо всем, радовалась возвращенному скакуну и предвкушала примерку роскошных платьев, пока где-то рядом будут убивать лишнего, неудобного человека, которого она так некстати просила оставить в живых. И ведь колдуна в этом не обвинишь – он не собирался участвовать в ритуале. Если спросить его, что будет? Даже в лице не поменяется. И ответит, что она, несомненно, ошиблась. “Ты не скажешь ему сейчас. Но и не забудешь”. О, да… К краю чаши подошла служанка, низко поклонилась, пряча ужас в глазах за свесившимися волосами, а трясущиеся руки - за спиной. – Господин колдун, госпожа, хозяйка приглашает вас к себе… “Старая ведьма захотела поглазеть лично!” Авила попыталась встать, но лишь покачнулась. Тело вдруг сделалось чужим, каким-то тряпичным. Гримвальд схватил ее за плечи раньше, чем она ударилась бы о камни. Вязкая пелена – не сон, не потеря сознания, но что-то близкое – отгородила ее от мира. И она была этому даже благодарна. Слишком устала, слишком… Она вдруг почувствовала, что ее куда-то несут на руках. Видела сквозь ресницы темные своды коридоров. – О… ви… Губы едва разлепились, язык ворочался с трудом, и она не сумела выговорить имя. – Тише, тише, – ответил Гримвальд. – Это лишь откат, он пройдет. Ей очень захотелось поверить. Потом была лестница, тошнотворно длинная, бесконечная. Кажется, ее принесли в большую комнату. Шаги отдавались гулким эхом. Пахло благовониями. Где-то рядом уютно потрескивал камин. – Усадите вот здесь, поближе к огню, – сказал незнакомый женский голос. – Лишним не будет. В губы ткнулся край плошки. – Пей, милая. “И милой меня не называй!” – произнести это вслух сил не осталось. Чем бы ни было питье, оно оказалось горячим, и пахло незнакомыми травами. По телу разлилась легкость. – Это всегда помогает. Дайте ей глотнуть еще. – Вы почувствовали, что произошло, леди? – спросил Гримвальд напряженным тоном. – Мать отвергла подношение. “Лжец, лжец!” – засмеялся внутренний голос. В памяти вновь всплыли Еë глаза, наливающиеся гневным красным огнем. Но Авила больше не чувствовала себя беспомощной. Что бы ни было в ней, то белое, светящееся, теперь затаившееся глубоко… Оно не было подвластно Матери, а потому не боялось Её. “Мы ей еще покажем!” – усмехнулся внутренний голос. “Мы… Кто?...” – зачарованно проговорила Авила. Ей не ответили. Послышался сухой смешок. – Раз вы говорите, что дело в неправильном подношении, значит, так оно и будет на самом деле, господин колдун.