Невольник белой ведьмы

Слуги таскали вёдра, и ровный плеск воды, льющейся в установленную в центре комнаты металлическую ванну, навевал умиротворение. Авила уже почти не жалела, что поспешный отъезд утром сорвался. По крайней мере, сейчас она приведëт себя в порядок, ведь во дворце все мысли будут лишь о встрече с матерью, там не полежишь, нежась в горячей воде. Лекарь оказался уже немолодым мужчиной, каким обычно и представляешь себе настоящего врачевателя. Одежда его была такой же старомодной, как у хозяйки замка, а к поясу было пристегнуто с десяток навесных карманов, набитых всякой всячиной. Выглядел лекарь рассеянно, словно думал о чем-то отстранëнном, но всë равно вëл себя крайне обходительно. Настроение портило лишь то, что с ним пришëл всë тот же мальчишка. Он хмуро глянул на бессознательного послушника, и принялся собирать по полу раскиданные банки и склянки. Обнаружил разбитый флакон и явно приуныл. Авила подумала, что ещë раз с удовольствием пнула бы его под зад. Лекарь усадил еë в кресло и, непрестанно бормоча что-то себе под нос, осмотрел тëмные следы от пальцев на горле, многословно заверил, что всë сойдет в ближайшее время, выдал баночку мази, которая даже не воняла, а вполне приятно пахла. – А что это? – спросила Авила на свою беду. Он охотно пустился в объяснения, которые начинались со слов “много лет назад мне пришло в голову, что процесс дистилляции…” и грозили продлиться до вечера. Но, к чести своей, он управился лишь за десяток минут. Правда, Авила мало что поняла из нагромождения незнакомых слов. Она протянула руку, чтобы забрать мазь, и цепкие пальцы лекаря тут же впились в еë локоть. – Отчего ж вы сразу не сказали, госпожа? Авила уже и думать забыла, как выглядят еë руки. Два сломанных ногтя, разорванный палец – это досталось в память о ночи в подвале замка. Следы от верëвок на запястьях ещë были видны спустя столько времени. Рассеянно наблюдая, как ей обрабатывают ранку на пальце, и не слушая очередные пространные пояснения, она размышляла, что для встречи с матерью придëтся выбрать платье с очень длинными рукавами. И высоким воротом. Если таковое вообще найдëтся в еë гардеробе. Отправлялась в дорогу красавицей, возвращается – побитой собакой… – Я сделал всë, что мог. Порошок от головной боли примите с едой. А мазью эффективнее будет воспользоваться после купания, госпожа, – заключил лекарь. – Остались ли у вас еще беспокойства? – Да. Теперь осмотрите его. Она кивнула на послушника, и лекарь обернулся. Удивлëнно приподнял седые брови, будто лишь сейчас заметил этого, между прочим, довольно крупного мужчину, развалившегося в кресле. Пошарил по многочисленным кармашкам на поясе, извлëк из одного тонкую стекляшку в оправе, приложил к глазу и посмотрел на послушника ещë раз. – Его орб уничтожен, – произнëс лекарь так, словно это был какой-то нехороший диагноз. – Он сам сломал его вчера днëм, – сказала она, ощущая, как вновь пробуждается тревога. – Это плохо?.. Лекарь недовольно покачал головой. – Пока не слишком. Дело в том, что остаточные эманации белых чар, что эти варвары называют “благодатью”, хотя это никого отношения не имеет к божественному вмешательству, какое-то время будут действовать на его тело. Понадобится ещë седмица, чтобы эффект иссяк полностью. Имея в руках целый артефакт, его можно было бы модифицировать, и использовать все резервы. Но раз артефакта нет, процесс не ускорить. – Я мало что поняла, – честно призналась Авила. Лекарь улыбнулся снисходительно. – Могу вам показать. Вот, возьмите это и взгляните сами. Он передал ей странное стëклышко. Внутри него поблескивало нечто, напоминающее густую сеть трещин. Авила чуть наклонила артефакт, и свет из окна вычертил сияющий узор печати. Не чëткие линии упорядоченных рун, а что-то иное… Похожее она видела горящим в воздухе, когда послушник Пламенем проверил еë дар. – Эта вещь из Фаррадии? Лекарь, кажется, смутился. – Теперь они такими уже не пользуются. Но старые артефакты псов ценны тем, что позволяют нам, бездарным, взглянуть на колдовство, – пояснил он и тут же стушевался: – А вам, госпожа, просто не придëтся, утруждаться, разумеется. Вы ещë очень слабы после пережитого. Прозвучало так, словно она “пережила” что-то воистину ужасное. Впрочем, в какой-то мере… Авила приложила стëклышко к глазу и охнула от неожиданности. Видно сквозь артефакт было отвратительно – как сквозь туман. Контуры предметов размылись и смешались, остались лишь пятна, и белое свечение, оплетëнное густой красной паутиной. Еë она хорошо узнала, самые яркие нити были закручены кольцом. Ошейник. А вот свечение чуть ниже, где-то в груди мужчины… В нëм тоже было нечто знакомое, она лишь не могла понять, что именно. Тугой клубок пульсировал, как стучащее сердце. И в сравнении с алыми нитями, его сияние выглядело тускло. – Эти чары слабы, недолговечны, ненадëжны, госпожа, – сказал лекарь. – Немудрено, что белые ведьмы давно выродились и исчезли. Авила вздрогнула от неожиданности, взглянула на старика, но тот не заметил еë удивления. Как обычно, увлëкся пояснениями: – Все попытки последователей Пламенеющего взрастить сей бесполезный дар нарочно, вернуть его в мир, обречены. Ведь она уже слышала об этом! Авила сама изумилась тому, как не приняла этого во внимание. У колдовства три цвета – алое, чëрное и… да, белое. Что-то слишком размытое, неизученное. Давно не встречающееся в мире. Оно упоминалось лишь вскользь, как нечто глупое, ненужное, не было никакого толка в том, чтобы помнить это. Авилу охватило глупое чувство. Словно она опять была совсем малышкой, и менторша спрашивала у неë забытый урок, который следовало повторить перед занятием, но у неë, как назло, совсем из головы вылетело… Она взглянула на послушника. Тот так же сидел, ссутулившись в кресле, низко склонив голову. Всë ещë без сознания. “Это как сказка”, – так, кажется, сказал он. Что он там дальше? “Та, кто возвращает”? Она не знала никакой похожей сказки. – Это глупо и бессмысленно, – продолжал рассуждать лекарь, – в природе то, что недостойно жизни, обречено на гибель и забвение. Но им не дано этого понять, ведь они не учëные, а лишь жалкие, безумные фанатики. Те, кто создаëт орбы, и вовсе живут мало и плохо, а ведь это лишь имитация белой магии. Этот болтун вряд ли знал, что говорил Гримвальд про обсуждение колдовства. – В чëм природа белого дара? – спросила Авила. Лекарь сложил руки на груди, пробарабанил пальцами по локтю, явно о чëм-то размышляя. – Скажем так… В том, что его можно было обратить в дело лишь ради другого. Звучало как бессмыслица. – Чего – другого? – Правильный вопрос, госпожа, “кого – другого”. Любого другого. Чистый белый дар существовал для всех, кроме своего носителя. Одарëнному он не давал ни защиты, ни помощи, ни выбора – лишь сам являлся, подчинял и заставлял служить. Его можно было пустить только на пользу кому-то ещë, но вот цену за использование заплатить самому. Высокую цену. Это хуже бездарности. Всë равно, что разрывать себя на куски и раздавать кому попало. Авиле на ум пришла удивительная мысль. У неë в руке всë еще зажат артефакт, который сам ответит на все вопросы. Не нужно разговоров с матерью, не нужно баек пленного врага, не нужно никаких сказок. Она взглянëт в зачарованное стекло… Руку пронзило судорогой, и пальцы разжались. Артефакт с тихим звоном ударился об пол, разлетевшись осколками. Лекарь замолк на полуслове. И он, и сама Авила, одинаково потрясëнно уставились на обломки того, что представляло наверняка большую ценность. – Простите, – пробормотала она. Ученик нервно усмехнулся и тут же отступил, явно жалея, что обратил на себя внимание. В гнетущей тишине скрипнула дверь, очередной слуга пронëс по комнате вëдра, с громким плеском опорожнил их в почти полную ванну. – Не понимаю, как так вышло, – сказала Авила. Это была правда, но какая-то глупая и бесполезная. – Ничего страшного, госпожа, – ответил лекарь преувеличенно-бодрым голосом. – Полагаю, вам больше ничего не требуется? Авила тяжело вздохнула. – Этому мужчине всë ещë нужна ваша помощь. А ведь похоже, что он в самом деле очень удивился. Даже стал выглядеть чуть менее рассеянно. Посмотрел на нее, как будто увидел впервые. – Пожалуй, начните с того, чтобы перенести его на постель, – подсказала Авила. – Потом как следует обработайте все раны и сделайте так, чтобы он быстрее очнулся. Парень-ученик почему-то напрягся и отвернулся. Его наставник неловко улыбнулся. – Конечно-конечно, госпожа! Он тут же задержал очередного слугу, а потом и ещë одного. Двое мужчин подняли послушника и отнесли на кровать, кое-как устроили его на перине. Авила запоздало вспомнила и протянула лекарю ключ от кандалов. Опустила взгляд, вновь взглянула под ноги, на рассыпанные осколки инквизиторского артефакта. Никогда раньше она не была столь неловкой, так что же случилось? Очередной вопрос, какой же он по счëту? И у неë уже привычно не было на него ответа. На лестнице послышались шаги, тихие, как у прислуги, и громкие, уверенные… хозяйские. Леди Белория взбиралась по лестнице на удивление быстро, и, буквально ворвавшись в покои, она совсем не выглядела усталой, даже наоборот. Старая ведьма обвела взглядом комнату, чуть заметно сощурилась, увидев на полу разбитый артефакт, но тут же натянула на лицо гостеприимную улыбку. Такую широкую и неестественную, что она стала больше походить на оскал. – Больше никаких глупостей и дурной болтовни, милая! – заявила она и посторонилась, пропуская в покои целый отряд служанок. – Сейчас мы сделаем из тебя снова красавицу! Авила подумала, что зря не умеет летать. Путь к отступлению по лестнице был отрезан, в окно не выскочить. А радостно оскалившаяся хозяйка замка стремительно приближалась… Если это и была какая-то сказка, то, как назло, страшная.