Невольник белой ведьмы

– В покоях ты можешь оставаться до утра, – говорила леди Белория. – Прежде я часто ночевала в этой постели, здесь есть всë для уюта. Авила всячески изображала благодарность, кивала и произносила что-то бессмысленное и льстивое, как полагалось. Старая ведьма устроилась в кресле напротив, и явно не намеревалась оставлять еë, это уже раздражало. Навязчивое внимание, в сравнении с прошлой ночью, когда хозяйка крепости даже не сочла нужным взглянуть на гостью, поприветствовать еë. Вот что значит – продемонстрировать силу. Авила понимала, что лишь этим заслужила толику интереса. А ещë – чем ей этот интерес вреден. У неë больше не было возможности сойти за незаметную безродную неумеху. Мать будет очень зла… Сразу две девицы вычëсывали еë свалявшиеся волосы, и делали это на удивление нежно, и для этого даже не пришлось бить их по рукам. Леди Белория явно знала, как учить прислугу. – Я подыскала для тебя платье, в нëм сможешь спуститься к ужину, – заявила та. А что ещë не нравилось Авиле, так это взгляд старой ведьмы, то и дело вновь возвращающийся к бессознательному послушнику. Сама Авила в сторону постели старалась не смотреть. Вернее, сначала она хотела быть рядом, но ей хватило того момента, когда лекарь размашисто разрезал и без того порванную штанину, и во всей красе продемонстрировал ей рану на бедре. Смотреть на вздувшуюся, обожженную плоть было невозможно. Авила никогда прежде такого не видела, даже представить не могла. Это ведь должно было быть ужасно больно… И это он с ней в таком виде беседы вëл?.. Кожа вокруг была испещрена десятками шрамов и свежих, едва затянувшихся порезов. Похоже, боль была слишком хорошо знакома этому мужчине. Руки его теперь свободно лежали вдоль тела, и можно было рассмотреть, во что превратились запястья под железом… Закружилась голова, и свежего воздуха стало не хватать. Авила предпочла отступить. Во взглядах, что посылала в сторону постели леди Белория, был слишком явный интерес, и непохоже, чтобы еë как-то смущало плачевное состояние раненого. Она будто пожирала его глазами, и выглядело это тревожно. – Благодарю вас за приглашение, леди. По правде говоря, я так слаба… Авила тяжело вздохнула, понадеявшись, что ее вид достаточно красноречив. – Если тебе дурно, милая, конечно же, ты можешь остаться здесь! – поспешила заверить старая ведьма. И многозначительно добавила: – Отлежаться в постели и восстановить силы, правда? Не смущайся, девица, я всë понимаю. Эти скучные стариковские беседы о политике не способны найти отклика в молодом сердце, где уже горит совсем иной, куда более жаркий интерес. Прозвучало это так, словно Авила в любом случае собиралась залезть сейчас на мужчину, а если он будет без сознания при этом – то это лишь его проблемы. Она подумала, что старая ведьма как-то слишком озабочена еë трофеем. Впрочем, при дворе немолодые дамы часто проявляли слишком навязчивый интерес молодым мужчинам, так что удивительно это не было. Скорее… раздражающе? Ну надо же, только получила “имущество”, а уже разыгрались собственнические чувства… Леди Белория усмехнулась. – Я ведь тоже была молодой. Сложно поверить, не так ли? – Ничуть. Вы и теперь выглядите полной сил, – сказала Авила. “И излишне бодрой там, где не следует”. – Лесть, одна лесть! Когда-то эти земли принадлежали псам, ты знала об этом, девочка? Это были южные окраины провинции, и граница проходила много дальше. Именно в этой крепости, прежде чем мой род навëл здесь порядок, хранился когда-то рубиновый венец! – Я думала, что это просто легенда, – сказала Авила. Сил на то, чтобы удивляться хоть чему-нибудь у неë уже не было. Эту историю она как раз знала. Была фаррадийская реликвия, которую надевали на голову каждому новому правителю. Она существовала с древних времëн, пережила все эпохи, и Великую Империю, и Раскол, и смутные годы позже, и что бы ни случалось, каждый новый правитель земли, хоть получивший это право по наследству, хоть назначенный чьей-то волей, хоть выбранный дворянами, должен был проходить это испытание – возложение венца. Оно было чистой формальностью, вплоть до того ужасного года, когда его должна была примерить наместница, назначенная Королевой-Матерью. Фаррадийские псы устроили провокацию на коронации. Когда проклятый артефакт коснулся головы той ведьмы, еë волосы и одежда вспыхнули ярким пламенем. Она погибла, а церемония превратилась в страшную резню. Оказалось, что псовье воинство готовилось заранее, и лишь ждало подходящего момента. С того дня власть оказалась захвачена, и мира в Фаррадии больше не было никогда. Так говорит история, но мать обычно поясняла, что дело вовсе не в каком-то венце, и вряд ли он вообще имел свойства артефакта. Беда именно в фаррадийцах, их ненависти к культу Матери, что не имел тогда достаточной силы, и жрецы Пламени желали уничтожить любые его ростки, опасаясь за свою власть. – Алый столп воздвигнут Королевой там, где погибла леди Эйдис, последняя законная наместница Фаррадии, – сказала старая ведьма. А затем сама Королева погибла там же от рук посланника Пламени. Авила подумала, захотела бы она разузнавать, как пробудить силу у алтаря, если бы знала, сколько на самом деле горя видело это место… Наверное, всë-таки да. Мало кто знает, каково быть бездарной. Особенно, бездарной наследницей великого рода. Чтобы это исправить, можно пойти на многое. Да на что угодно! – И нет, рубиновый венец существовал на самом деле. И сохранился теперь. Хоть это лишь красивый символ власти, а никакой не артефакт. Его вывезли в столицу, и теперь, должно быть, он покоится в одной из сокровищниц. Ждёт часа, когда ляжет на голову новой наместницы, и принесëт на этот раз мир и процветание. И смерть проклятым фанатикам Пламенеющего, разумеется. За всë, что они сотворили здесь. Мой род когда-то охотился на псов, изгоняя их дальше, на север. Двое братьев погибли в боях во имя Матери. “Интересно а где теперь еë семья?” Выглядело так, словно леди жила в замке одна. Ни сестëр и братьев, ни мужей, ни детей… – Я еще застала те благословенные времена, когда лилась кровь псов, и рада, что дожила до них ныне, – продолжала леди Белория. – Буду возносить Богине молитвы о том, чтобы ни один проклятый не ушёл от возмездия. Авила посмотрела на послушника, и старая ведьма проследила за еë взглядом. Лекарь и его ученик как раз заканчивали обрабатывать рану на голове. – Ты уже научилась пользоваться ошейником, милая? В памяти тут же всплыл неловкий момент, когда она едва не удушила свою новую собственность просто потому, что слишком сильно потянула за какую-то нить. Ведьма, кажется, поняла еë без слов. – Значит, тебе и впрямь подойдут эти покои, здесь осталось всë необходимое, – она обернулась к лекарю. – Илар, этого пса нужно придержать. Он буйный. – Конечно, госпожа! Лекарь склонился к полу, и послышался тихий звон. Авила почувствовала, как брови сами собой поползли вверх от удивления, когда он вытащил из-за изголовья кровати цепи. Это было весьма… предусмотрительно, но… – Я обработал всë, что требовало внимания, – заговорил лекарь. – Пока эффект его артефакта не развеялся, этого будет достаточно, несомненно, а позже проведëм… – “Позже” не будет, Илар, – перебила его леди Белория. – Девица заберëт этого с собой завтрашним утром. Лекарь замер с размотанной цепью в руках. На его лице отразилось изумление, а следом – огромная досада, почти горечь, будто у человека, чьë имущество отбирают разбойники с большой дороги, а он ничего не может поделать. Он уставился сначала на старую ведьму, потом на Авилу, потом опять на ведьму... Нахмурился, сведя седые кустистые брови. – Хозяюшка, вы приводите меня в отчаяние! Так давно не было свежего материала, ещë такого качественного, а вчера ночью госпожа Лина вовсе устроила беспорядок в лаборатории, разбросала клетки, двое образцов были тяжело ранены! А теперь ещë и этого заберут! Куда? Зачем?! Авила ничего не поняла. Впрочем, кажется, это состояние начинало входить в привычку. Леди Белория улыбнулась. – Это тебя не касается! Просто делай, что приказано. Хватит болтать. С любопытством Авила следила за тем, как он вновь защелкивает на перебинтованных запястьях мужчины браслеты кандалов, соединяет их, заводит за голову и пристëгивает к цепи, отмеряя длину так, чтобы руками почти нельзя было пошевелить. Всë это он проделывал быстро и ловко, словно не впервые, а потом перешëл к изножью, и вытащил на свет еще цепи. Она даже пожалела, что не придумала ничего подобного, чтобы разнообразить свои ночи с Кассианом. Интересно, как бы он повëл себя, предложи она приковать его к кровати? Хотя, бедняга обычно так спешил с ней во всëм согласиться и поддержать, что вряд ли это было бы даже забавно... У неë теперь есть куда более интересный мужчина для подобных развлечений. И то, что он вряд ли быстро смирится с подобным положением дел… О, так даже веселее! – В этих покоях у меня бывали особые гости, – сказала леди Белория. – Мать не послала мне такого крепкого дара, чтобы я могла уничтожать врагов на поле боя, но, клянусь, в моих руках они жалели о том, что появились на свет. И раскаивались, раскаивались… Я возвращала им истинный облик – трусливых, сломленных животных. Она мечтательно улыбнулась, в затуманенных воспоминаниями глазах зажегся нехороший огонëк, и она посмотрела на послушника так, что Авиле почему-то захотелось встать, чтобы заслонить его. Она заставила себя сидеть ровно, благо служанки как раз заканчивали убирать волосы в косы вокруг головы. Взгляд ведьмы упëрся в неë, улыбка теперь уже в самом деле напоминала оскал хищницы. Красивое строгое лицо сделалось отвратительным. – Ты знаешь, кто оказался в твоих руках, – сказала леди Белория. – И чего он желал на самом деле. Обойдись с ним достойно деяний его. Чтобы придать лицу соответствующее выражение, Авила вспомнила крепкую руку на горле и гримасу гадливости, которую корчил перед ней этот мужчина, это его “ведьма”, произнесенное с отвращением… – Можете даже не сомневаться, леди, – уверила она. И чтоб эта старая шлюха провалилась в Бездну со своими советами!