Red Skyline

Шарль проснулся далеко за полдень следующего дня, виски тянуло, а прошлый вечер был смазанным воспоминанием. Он потянулся за графином с водой, чтобы смочить горло и увидел на предплечье аккуратный порез, что был заклеен прозрачным пластырем и, вероятно, обработан почти сразу после нанесения. Шарль усмехнулся факту, что обработка результатов своих же действий осуществлялась на автомате, впрочем, неудивительно, учитывая как давно это началось. Сейчас просто не хотелось вопросов, ни от команды, ни от прессы, ни от Карлоса. Шарль терпеть не мог эти вопросы даже не по тому, что они были бессмысленными по своей сути, как будто кто-то всерьез надеется услышать не очередную историю про «случайно порезался», а потому что их никто не задавал, когда Шарлю это было нужно. Тогда на эти вопросы лишь отвечали, утверждая что это подростковое помутнение и пройдет, способ привлечь к себе внимание, или проявление сексуальных девиаций. Причем отвечали самые близкие люди и в те моменты, когда их об этом не спрашивали. В настоящий момент Шарля не устраивало только видное место очередного пореза и предстоящие объяснения, он уже читал пару желтушных статей о своих проблемах, но не брал в голову. Ничего нового о себе там он не узнал, разве что обвинения Феррари в бедах с головой их пилота были абсолютно беспочвенными, Шарль пришел в команду уже со всем букетом проблем и диагнозов. Но за свою жизнь Шарль научился делать вид, что у него все хорошо, поэтому без труда проходил многочисленные тесты и собеседования, направленные на психологическую стабильность. Когда всю жизнь живешь с пониманием, что твои чувства, эмоции, осознание себя, других и окружающего мира отличаются от нормальных и общепринятых, то невольно учишься подстраиваться, чтобы не привлекать лишнего, ненужного и неприятного внимания. Врачи и специалисты предлагали только идиотские беседы от которых хотелось не порезаться, а вскрыться и таблетки, которые лишали своего «я», и тогда Шарль выбрал для себя жить так, с неправильно работающими механизмами самоощущения и восприятия вещей, что с ним происходят. Бывало лучше, бывало хуже, бывало даже совсем хорошо, в такие моменты Шарль думал, что наконец-то с ним все стало в порядке, а потом как-то стало снова плохо и дальше только хуже. Макс винил во всем Феррари и Шарль не находил ни единой возможности объяснить, что дело не в команде, и даже не в самом Максе, а в нем самом, и визит к специалисту, на который Макс только что не дрочил в своих фантазиях, не исправит того факта, что с Шарлем что-то не так. Этот факт невозможно исправить, его можно только принять и жить с ним. Как принял Жюль, и увидев очередные порезы и опухшие от слез глаза, в отличие от отца не начал кричать, в отличие от матери не стал плакать, в отличие от братьев не смотрел со страхом, а спокойно вывел из дома и посадил к себе в машину. Жюль ни о чем не спрашивал и ни одним словом не упомянул о том, что с Шарлем что-то не так, а просто вел себя как обычно и устроил отличный день с кафешками на набережной, какими-то простыми развлечениями и под вечер отвез в музыкальный магазин, где купил навороченный синтезатор и полночи слушал попытки Шарля изобразить из-под клавиш музыкальный шедевр. Но Жюль не смог остаться рядом и, несмотря на бесконечные скорбь и горе, Шарль чувствовал еще и обиду на то, что тот его оставил, выбрав делом жизни спорт, который в итоге унес жизнь Жюля. Как принял Маркус, который прикрывал Шарля с таблетками, которые уже в Заубере стали одним из важных аспектов жизни, не поддаваясь панике во время истерик из-за ошибок на трассе и не делая трагедии из-за того, что после идеально организованного свидания и долгих предварительных ласк получал «не сегодня». Но и Маркус не остался в жизни Шарля после окончания их карьеры в Заубере, причем причина расставания навсегда отпечаталась в сознании Шарля ножом в спину. Слова о том, что Маркус больше не может чувствовать себя жалким рядом с Шарлем, который настолько талантлив, обаятелен и красив, да еще и получил контракт с «Феррари», погрузили Шарля в пучину отчаяния и выглядели издевкой и местью за то, сколько Маркусу пришлось терпеть отношения с ним. Шарль тогда из последних сил отреагировал холодно и спокойно, хотя хотелось кричать, ползать на коленях и умолять Маркуса остаться, потому что жизнь без него представлялась адом, и таковой и оказалось. Впрочем, Маркус об этом не узнал и никогда не узнает. Макс был другим, он с самого начала дал понять, что его не устраивает то, каков Шарль, что он хочет видеть рядом с собой совершенно другое и не принимает того, что происходит с Шарлем. Он не повышал голос и тем более не распускал рук, когда видел, что ни самоповреждения, ни таблетки никуда не делись, но каждый раз реагировал так, что Шарль винил себя за то, что снова сорвался. Он пытался перестать, но из-за этих попыток, становилось только хуже, к привычным ощущениям ненависти к себе и беспомощности, примешивались еще стыд за собственную слабость и животный страх потерять Макса. Этот страх диктовал ряд мер, которые Шарль предпринимал, например, изощряясь в причинении себе физической боли, потому как с Максом прием с порезами на незаметных местах не прошел бы, тот сразу понимал, к чему отказы от совместного похода в душ и выключенный свет в спальне. А когда начались проблемы и в спальне, стоило только пройти беззаботным нескольким месяцам, когда Шарль таял от новизны ощущения как Макс его любит и ценит, то после пары ночей без сна с ощущением, что он разочаровал Макса, у Шарля стало больше таблеток в аптечке. Впрочем, таланта порноактера у Шарля не оказалось, и попытки изобразить страсть и потом потерпеть, успеха не возымели, что точно не сказалось в пользу их с Максом отношений. Стук в дверь номера заставил вздрогнуть, Шарль точно никого не ждал и не хотел видеть, но уведомление в телефоне от физиотерапевта гласило, что это обед и пришлось открыть. Последние беседы с физиотерапевтом Шарля были еще одним фактором стресса, тот был крайне недоволен потерей пяти килограммов за последние два месяца и не раз говорил о том, что если проблема не исчезнет, то ему придется поднимать вопрос перед руководством команды. Шарль бы и рад был бы решить эту проблему, если бы это было в его силах. Он решил попробовать снова, глядя на легкий обед, составленный с учетом его вкуса, салат цезарь, куринная грудка с овощами на пару и свежевыжатый апельсиновый сок выглядели нет, не аппетитно, и не вызывали желания поесть, несмотря на дискомфорт в желудке из-за того, что последний прием пищи был более суток назад, но хотя бы не отвратительно и не пугающе. Шарль подцепил вилкой брокколи, через силу прожевал и сглотнул, негативной реакции не последовало и спустя пару минут, он повторил это с ломтиком батата, а затем отрезал кусочек от куринной грудки. И это стало фатальной ошибкой, потому что от привкуса мяса во рту, который несмотря на свежесть продуктов, чудился тухлым и ощущения волокнистой текстуры, горло сдавил спазм и Шарль с трудом преодолел расстояние до уборной, склоняясь над унитазом. После, опустившись на пол, он невольно вспомнил недавнее интервью, где журналистка задавала шуточный вопрос о любимой позе, на который Джордж пожаловался что теперь на всех вечеринках его просят изобразить позу с заставки Формулы-1, Макс сказал о том, что, конечно же, на сидении болида, странно, что не на первой позиции подиума, Ландо заставил всех покраснеть, а особенно Карлоса, назвав шестьдесят девятую, а Шарль подумал, что его честный ответ — валяться перед унитазом, не в силах встать. *** — В честь чего праздник? — Шарль был удивлен, когда вернувшись домой, увидел сервированный стол, бутылку шампанского и свечи. — Четырнадцатое февраля, — Макс улыбнулся и подошел ближе, обнимая и привлекая к себе. Шарль послушно прижался к Максу, замирая в объятиях и позволяя затем усадить себя за стол. Аромат блюд, что должен был казаться соблазнительным, отдавал прогорклым жиром, а сама мысль, чтобы взять в рот кусок стейка казалось самой отвратительной на свете. Шарль чувствовал, как сжался желудок и ответил нервной улыбкой на то, как Макс поставил перед ним тарелку с творениями лучших поваров из мишленовских ресторанов. — У меня для тебя кое-что есть, — сказал Макс улыбаясь и доставая бархатную коробочку, внутри которой точно было что-то ювелирное, судя по размеру и логотипу известного бренда. — Да? Я заинтригован, — ответил Шарль, улыбаясь, но радовался он не предстоящему подарку и вниманию со стороны Макса, а тому что у него есть немного времени подготовиться и приступить к еде, потому как он уже чувствовал тошноту только от того, что представил, что попробует мясо. — Тогда не буду тебя томить, — Макс опустился на колени перед Шарлем, открыл коробочку и достал массивный браслет из белого металла, который застегнул на запястье. — Спасибо, — Шарль улыбнулся, наклоняясь и целуя Макса, подарок и правда был прекрасен, только браслет явно был великоват и болтался на запястье. — Прости, я снимал мерки с твоего, но, кажется ошибся, — Макс нахмурился, замечая, что не угадал с размером. — Возможно он растянулся, — пожал плечами Шарль. Он замечал, что все браслеты стали великоваты, да и одежда, недавно облегающая тело, стала висеть на нем. Шарль не понимал, почему так происходит, он не пропускал тренировки и чувствовал себя нормально, возможно, в организме произошел гормональный сбой. — Мне кажется, что твои запястья стали уже, — покачал головой Макс, поглаживая выступающаю косточку на руке и скользя пальцами выше, чуть сжимая острый локоть. — Ты всегда был стройным, но мне кажется, что в последнее время чересчур. — Макс забрался руками под футболку, гладя талию и ребра Шарля, — все нормально? — Да, — ответил Шарль, он не думал, что Макс настолько наблюдателен. — Тогда давай ужинать, — Макс оставил на виске Шарля поцелуй и наполнил бокалы. Шарль сделал пару глотков ледяного шампанского, чтобы собраться с силами и попробовать стейк. Шарль только разрезал мясо на мелкие кусочки к тому моменту, как тарелка Макса была уже наполовину пуста. Чтобы у Макса не возникло вопросов, Шарль принялся за еду, стараясь не думать ни о тошноте, ни о предательски сжавшимся желудке, ни о том, каким отвратительным сейчас кажется процесс пережевывания и прохода по горлу пищи. Первые несколько кусочков удалось проглотить, Макс о чем-то говорил, что Шарль плохо улавливал смысл, потому как его накрывали смесь крайне неприятных ощущений от еды и страх, что он может испортить вечер, к которому Макс готовился и разочаровать его еще больше. Но, организм Шарля редко спрашивал его мнения и после того, как стало понятно, что не испортить ужин не удасться, Шарль рванул в уборную, где принял привычную позу, которой заканчивались большая часть приемов пищи. Тогда был первый раз, когда Макс увидел это. Шарль ждал упреков, но их не последовало, с тех пор Макс перестал комментировать вещи, которые происходили с Шарлем, только пытался сгладить углы. Шарль сначала был рад этому, но потом понял, что это бессилие и последовавшее за ним равнодушие и в какой-то момент, Макс потерял интерес и оставил Шарля со всеми его демонами наедине. Шарль никогда не винил его, понимая, что единственный виновник происходящего — это он сам, и очевидно, он недостоин быть рядом с таким человеком, как Макс. Максу куда больше подходила Келли, красивая, утонченная, любящая и нормальная. *** Звонок телефона заставил Шарля подняться и взять трубку, звонили обычно по срочным вопросам, понимая, что Шарль предпочитает общение в мессенджерах. Имя на экране смартфона удивляло, звонила Вик, с которой они не общались с момента расставания с Максом. — Привет, я хотела бы, чтобы ты поехал со мной в больницу, — сказала Виктория, ее голос звучал надломленно и устало, было несложно догадаться, что она не спала всю ночь. — Привет, я не думаю, что я тот, кто должен там быть, — вздохнул Шарль, он не переставал следить за жизнью Макса, но никогда не напоминал о себе, потому что попросту не имел права. — Он хотел бы, чтобы ты там был, — ответила Виктория, а затем, после недолгой паузы продолжила. — После аварии Макс недолгое время был в сознании и звал не маму, не меня и даже не Келли, а тебя, Шарль, так что я думаю, что тебе стоит там быть. Шарль почувствовал, как горло сдавило тугой петлей, не давая возможности вдохнуть воздух. Он считал, что Макс перестал думать о нем, как только закрыл за собой дверь, и сказанное Викторией перевернуло все с ног на голову. — Через полтора часа встречаемся у госпиталя, — сказала Вик на прощание, прежде чем повесить трубку, ответа дожидаться она не стала. Таблетки и остатки вчерашнего вина помогли Шарлю не расклеиться и не погрузиться в состояние жалости к себе, а принять душ и одеться, он напоследок взглянул на обед, и понял, что ничего кроме несколько глотков апельсинового сока попробовать не сможет. Толстовка с длинным рукавом выглядела странно в жару, но у Шарля была причина подобного выбора одежды. — Что с Максом? — спросил Шарль у Виктории, когда шел с ней по бесконечным и безликим больничным коридорам, в которых стоял запах лекарств и дезинфицирующих средств. — Открытый перелом ноги со смещением, закрытый руки, сломаны пара ребер, некритичные повреждения внутренних органов и черепно-мозговая травма. И непонятно, что будет с последствиями последней, — Виктория тяжело вздохнула, по ее лицу и тону голоса Шарль понял, как и в каком состоянии она провела прошлую ночь. Шарль видел Макса через стекло, с кучей проводов и трубок, подключенных к телу, радовало лишь то, что бесконечные датчики горели зелеными огоньками, и тихо пищали, свидетельствуя о том, что жизненные показатели в норме. Шарль ощущал лишь то, как несмотря на действие успокоительного, сердце отвратительно и болезненно стягивалось в тугой комок, а на глаза наворачивались слезы. Он всегда ненавидел бессилие и всегда его чувствовал, но в этот момент бессилие было каким-то тотальным. Если бы перед ним сейчас оказался сам Дьявол и предложил бы поменяться с Максом местами, то Шарль бы отдал бы за это все, что только можно было. Макс должен был радоваться жизни, ставить новые рекорды и быть лучшим везде, а не лежать на больничной койке после аварии. Самое страшное было, что вокруг продолжалась жизнь, светило солнце, врачи ходили по коридору, переговариваясь о том, куда пойдут на обед, где-то за дверьми клиники люди веселились и не думали о том, насколько хрупкими могут быть человеческие тело и жизнь. Шарль протянул руку в каком-то порыве и коснулся прохладного стекла, хотя больше всего на свете он хотел бы прикоснуться к руке Макса, дать понять ему, что он рядом, если нужен и будет рядом столько, сколько Макс только захочет, в любой роли, в любом положении, в любом состоянии. — Простите, сэр, это нельзя трогать, — послышался голос врача. — Извините, — пробормотал Шарль, отнимая руку и бросая очередной взгляд на Макса. — Ничего, я понимаю, — доктор вежливо кивнула. — Могу я чем-нибудь помочь? — Да, вчера доктор, который оперировал Макса, сказал, что то, что он остался жив — это чудо, но еще большим чудом будет, если он сможет оправиться после операции и… — голос Виктории прервал всхлип. — Иногда все люди допускают ошибки и неправильные слова, — женщина тепло улыбнулась и положила руку на плечо Виктории. — Мы делаем все возможное, чтобы ваш брат не только пришел в себя, но и смог в последствии сесть за руль гоночного болида. А что касается прогнозов и чьего-то мнения, даже моих коллег, то не стоит об этом думать. Надо помнить, что Макс умеет совершать невозможное, я смотрела все гонки последних лет, если не была в тот момент на операции, — врач тепло улыбнулась, прежде чем попросить Вик и Шарля покинуть палату, потому что ей необходимо было провести осмотр. Оказавшись на улице Шарль задумался о словах, которые услышал. Макс действительно умеет совершать невозможное, и если, вновь совершит, то самое меньшее, что может сделать Шарль, это тоже совершить невозможное, если Макс будет в нем нуждаться.