ВЕЛИКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ ПИОНЕРА

      Розоватый дым, плотно окутавший тайное логово, медленно, но верно выветривался через заботливо проделанную предыдущими владельцами вентиляцию. Лишь когда тот до конца исчез, Гипножаб Израилевич решился снять с себя силовое поле, что защищало его и фикус-мутант Бориса.       Картина, мягко говоря, была так себе: всю импровизированную лабораторию разворотило до основания, тем самым угробив и оборудование, и колбы с реагентами, что валялись кучей осколков по всей комнате. Самого же Семёна завалило столами, на которых тот и проводил свои опыты.       Гипножаб Израилевич, оценив масштаб разрушений, лишь хмыкнул. — Хей, парень, ну я ж говорил, что ты хернёй страдаешь. Говорил ведь, Борис?       Борис утвердительно кивнул, хотя сам ничего и не понял. Ну а сам ящер, стряхнув с себя пыль, вальяжной походкой беременного бегемота отправился вызволять своего подопечного из-под завала. — Ну это ничего. Щас мы тут приберёмся, я пивка нарою и рванём в какой-нить пустой цикл «Бригаду» смотреть. Всё будет пуч…       Слова так и застряли у Гипножаба Израилевича в глотке. Из-под завала, постоянно матерясь и потирая больные места, вылез… Семён. Вернее, должен был вылезти именно он.       Не слишком высокая, стройная, с формами, которым бы позавидовала любая из пионерок, копной длинных каштановых волос и большими карими глазами — на Гипножаба Израилевича смотрела одна из самых красивых девушек, которых старый ящер вообще видел: хоть среди людей, хоть среди ящеров. Одежда, явно бывшая ей не по размеру, мешками сидела на ней, каким-то образом ещё сильнее умудряясь подчёркивать её фигуру и всего бы ничего, да только одежда-та была… — С-с-с-сем-мён?.. — Осевшим голосом пробормотав рептилоид, не смея отводить глаз от девушки, — Это ты?!       Красотка на это одарила его странным взглядом. — Гипножаб Израилевич, вам часом очки не пора ли носить? Или вам этот газ глаза выел?       Голос её был мелодичный, чем-то напоминающий толи щебетание Мику, толи тихий говор Лены. И кажется, сама девушка это тоже заметила и сильно смутилась. — Не понял, — неуверенно проговорила девица, словно не веря собственным словам, — что за херня?..       Гипножаб Израилевич вымученно взвыл и с размаху зарядил себе хвостом по лбу (благо, что не додумался бить острым концом). Сомнений не было: перед ним, в обличии прекрасной юной нимфы со сползшими штанами, стоял великий комбинатор, непризнанный главный антагонист, состоявшийся любовник всех пионерок и не менее состоявшийся маньяк Семён Персунов, более известный в «Совёнке» как «Гроза кукол» Пионер.       Сам же Персунов явно до конца так и не понял, что с ним произошло. Ощупав сначала горло, а потом и всего себя, он с удивлением обнаружил, что то, что должно быть у него по определению, отсутствует, зато там где не надо прибавились два значительных аргумента. Начавший что-то подозревать Пионер обвёл взглядом логово, всё ещё находящегося в прострации от происходящего Гипножаба Израилевича и не менее удивлённого Бориса, который, не имея глаз, всё равно почуял неладное.       Догадавшись о случившемся, но всё ещё отказываясь верить, попаданец бросился к висящему в углу зеркалу. Через секунду всю подземку оглушил истошный женский крик.

***

— Это всё неправда, это всё неправда…       Пионер, стуча зубами от ужаса, сидел напротив зеркала, закутавшись в пледик и тихонько похныкивал (для него это было не в первой — до попадания в лагерь он так часто делал, когда вспоминал, насколько уныла его жизнь двачера), то и дело трогая себя, пытаясь развеять кошмар. Но лишние элементы не уходили, а кошмар продолжался.       Сидевший же рядом Гипножаб Израилевич лишь жалостливо гладил того по отросшим волосам и впихивал в рот чай, успокоения ради. Даже фикус Борис приуныл от общей атмосферы, медленно поедая солёные огурцы. — Ну не расстраивайся ты так, пар… Сёма! Ну подумаешь — бабой стал, с кем не бывает? У меня вот один знакомый так и вовсе с утра женатым проснулся, несмотря на то, что находился в двухлетней коме. А тут? Ерунда!       Пионер внимательно посмотрел на куратора, обдумывая его слова, после чего уж совсем по-девичьи разрыдался.       К такому судьба упитанного ящера уж точно не готовила. В конце концов, одно дело брататься с тридцатилетним сумасшедшим битардом в теле подростка и совсем другое — с девочкой-подростком, бывшей совсем недавно тем самым сумасшедшим битардом. В таких ситуациях бывалому диванному вояке бывать ещё не приходилось, а оттого в дело пошла чистая импровизация. — В конце концов, у твоего теперешнего положения есть и плюсы!       Семён изо всех сил сдержал поток слёз, лишь бы взглянуть на своего партнёра, как на полного кретина. — И где вы тут увидели хоть один плюс? — Ну, например… В туалете теперь ты никогда не промахнёшься!       Услышав такое, попаданец (хотя сейчас его вернее было бы звать попаданкой) взвыл пуще прежнего, отчего несколько висящих под потолком банок, к радости Бориса, с грохотом лопнули, устроив в логове огурцепад. Гипножаб Израилевич же, не понимая такой реакции, попытался найти иной подход. — Ну, можно подойти с другой стороны: ты гляди каким красавцем… красавицей стал! Раньше кожа да кости, без слёз не взглянешь, а тут вона как: сколько нового мяса сразу — огонь! Все пацаны местных девок забудут, у твоих ног будут — даром их всего четыре, включая наших «кадров»!       Такой хрени не выдержало даже растение-мутант, жёстко хлестнув ящера промеж глаз. Персунов с таких «радужных» во всех смыслах перспектив готовился заорать пуще прежнего, но внезапно… — А знаете, Гипножаб Израилевич… Вы правы! — Ну а то я не пр… Чего?!       Гипножаб Израилевич ошарашенно посмотрел на Пионера. Тот же, кивая самому себе, становился всё увереннее и увереннее, а губы сложились в такую нежную улыбку, которую старый рептилоид видел только в журнале «Lizard Boy» восемьдесят четвёртого года выпуска. В глазах у бывшего пацана возник какой-то ненормальный даже для него блеск, что не могло не насторожить. — Вот оно! Вот то, что я искал! — Парня?!       От подобного заявления Гипножабу Израилевичу резко стало плохо, а фикус Борис чуть не подавился полу съеденным огурцом. Но Семён, уже что-то для себя решив, этого не замечал. — Не могу повлиять внешне, так повлияю изнутри! Если накаченный павиан ещё в нашем мире наверняка пользовался популярностью девчонок, то очкарика в этом плане явно жизнь обделила. То-то он так на Два Че быстро клюнул — на неё всегда самых забитых тянуло в первую очередь! Но… — Пионер неожиданно засмотрелся на своё отражение, выпятив новообретённую грудь вперёд и расправив свои волосы. Судя по довольному личику и ещё более странному взгляду, увиденное ему понравилось, — чем я сейчас хуже рыжей стервы? Ничем! Можно сказать, я даже лучше — я умнее, красивее и сиськи у меня больше. Настоящее бинго!       Гипножаб Израилевич слушал эту тираду с отвисшей челюстью, пытаясь переварить сказанное. — Какое бинго??? Какое бинго, блядь?! Сёма! Сёма, ты чё удумал, ты чё удумал?!       Персунов, наконец-то поняв, что обращаются именно к нему, повернулся к своему куратору и, к ужасу последнего, покрылся лёгким румянцем. — Как это что — я соблазню Макса и вонжу ему нож в спину, когда он этого не ожидает! Никто не сможет противостоять женскому коварству и раз уж подходящих женщин не нашлось, то я это сделаю сама!       На обращении Пионера к себе в женском роде Гипножаб Израилевич подумал, что его сейчас хватит инфаркт. Держась одной рукой за дружески подавшего лиану фикус-мутанта, а другой делая глубокий затяг нибируанской жижи, он заглянул в глаза тому, с кем братался уже более двух месяцев. И к своему ужасу обнаружил, что взгляд у того изменился.       «Эта розовая хрень не только его девчонкой сделала, но и на мозги уже капает!», — наконец понял всё толстый, но суровый ящер. Нужно было немедленно остановить напарника, пока тот не наделал глупостей. — Семён, я знаю, что пребывание в такой форме не очень хорошо на тебя влияет, так что пожалуйста… — Форма! — Внезапно ударила себя по лбу девушка, бывшая некогда грозой «Совёнка», — нужна же форма!       Короткая вспышка — и попаданец исчез в вспышке света. Сначала ящер было решил, что тот пропал с концами, но тот вернулся буквально парой мгновений спустя, лучась истинным счастьем. — Та-да!       Лучше бы не возвращался! Бывший Пионер полностью сменил свой наряд: висевшую мешком мужскую рубашку сменил её женский аналог, ещё более подчёркивающий огромную грудь, подпрыгивающую при каждом движении. Спавшие штаны и кроссовки не по размеру сменила короткая юбочка на ремешке и длинные чулки, поверх которых были начищенные гольфы, стащенные, судя по всему, у Слави. Волосы же были аккуратно расчёсаны водопадом, струясь по спине и затылку (и как он за полминуты это успел?)       Ошалевший от такого Гипножаб Израилевич уставился на без пяти минут претендентку на звание самой красивой пионерки «Совёнка». Та же, заметив его взгляд и то, как странно замерли в воздухе лианы Бориса, лукаво улыбнулась. — Ну как вам, мальчики?       После чего весело подмигнула и крутанулась вокруг своей оси, на ходу завязывая красный галстук. Порыв ветра слегка задрал юбку, оголив маленький краешек белой полоски. Такое сердце старого ящера выдержать уже не могло. Опустившись на диван, Гипножаб Израилевич издал нечто, похожее на рёв умирающего слона.       «Твою мать, мы его потеряли!», — промелькнуло в голове у ящера, с болью смотрящего на своего подопечного.       Когда же новоиспечённая пионерка начала прихорашиваться у зеркала и, что ещё хуже, в задумчивости рассматривать свои ногти, с явным намерением их покрасить, терпение у ветерана диванных войск лопнуло окончательно. — Ну всё! — взревел Гипножаб Израилевич, продырявив пол своим хвостом. Резко вскочив, он встал в боевую стойку и решительным взглядом уставился в глаза девчонки, бывшей некогда его верным напарником и собутыльником. Заметив, что странный блеск в них стал ещё ярче, тот окончательно убедился, что Сёмино сознание активно разъедает сторонняя сила. — Это зашло уже слишком далеко, а прошло только два часа! Я спасу тебя, хочешь ты того или нет. Борис, хватай!       Фикус-мутант Борис, повинуясь словам хозяина, тут же метнул все свои лианы в сторону девушки, на что та лишь махнула рукой. — Отстаньте, Гипножаб Израилевич, всё будет тип-топ! Макс будет моим и только моим, а уж Ленкин ножик я найду сама!       После чего мгновенно исчез, оставив неудавшихся спасателей ни с чем.       Повисла напряжённая пауза. Борис виновато опустил свои лианы, предчувствуя что-то ужасное. Гипножаб Израилевич обессиленно рухнул на диван. Сделав глубокий затяг болотной жизни, тот ненадолго погрузился в свои мысли. Смахнув скупую мужскую слезу, ящер многозначительно произнёс: — Ему пизда!       Никогда ещё эти слова не были настолько подходящими.