Сквозь вечность

      — Это мои новые соседи — они здесь ненадолго, — Александра сама не верила в свои слова. Стены комнаты, освещенные лишь огнём свечей, начали давить, уменьшая и без того маленькое пространство.       Девушка абсолютно не понимала реакцию Миши, стоявшего совершенно спокойно, не задавая никаких вопросов, из-за чего вопросы возникали уже у неё. Впервые увидев в своей квартире компанию незнакомых, странных и пугающих людей, она не знала, что ей с этим делать.       «Его даже не удивил говорящий кот!»       Рядом со столом стояло семь стульев с резными спинками: два из них по краям (друг напротив друга), два слева (возле окна), и три справа (со стороны двери). На одно из мест, возле пары, уселся Бегемот, расстилая белую кружевную салфеточку себе на «колени». Гелла вернулась, неся несколько бутылок из темного стекла — вероятно вина или шампанского.       — Присаживайтесь, Михаил Денисович. С этого места вам будет очень хорошо меня видно, — томно произнесла она, указывая на место рядом с котом. Словно под гипнозом, юноша послушался её, идя к указанному стулу. Довольная послушностью, рыжая бестия коварно улыбнулась и облизнула красные губы, словно в предвкушении, а зелёные глаза её засветились.       Пианист долго, бесстыдно рассматривал женщину, как будто раздевая и без того практически голое тело. Она грациозно наклонялась, расставляя блюда, демонстрировала округлость чуть прикрытых бедер, задевая ими руку юноши. Затем она развернулась, облокотилась о стол, заигрывая пуговицей пиджака: то расстёгивая её, то застегивая. Миша, не моргая, наблюдал за всеми её действиями, сглатывая комок слюней.       — Гелла, перестань! — не выдержала альтистка, грозно смотря на рыжую. Та же лишь мимолетно улыбнулась и вышла из комнаты, «случайно» задев плечом Сашу.       «Вот же сука!»       — Александра Ильинична, вы чего стоите? — обратился к ней Бегемот, раскачивающий в лапе вилку, будто дирижируя звучащей музыкой. Произошедшее сейчас его не удивило, поэтому кот попытался как-то сгладить образовавшиеся углы.       — Я, пожалуй, подожду хозяина вечера, — скупо ответила она, отходя вперёд к старинному граммофону. Громкая мелодия казалась искаженной, намеренно изуродованной, ритм начал прихрамывать на вторую долю, создавая боль и напряжение такого уровня, что альтистка ощущала их пульсацию физически.       «Зачем ему этот ужин? Что происходит?»       Долго ждать не пришлось — в коридоре раздались шаги, приближающиеся со стороны входной двери, но характерного стука трости об пол не было. Воланд словно родился из тьмы, заходя в плохо освещенную гостиную, а за ним вошли Коровьев и Азазелло. Последнего же теперь удалось лучше разглядеть: дорогой модный чёрный костюм, кипельно-белую рубашку и лакированные туфли; рыжие волосы его были забраны гелем назад, придавая важности, только вот белое бельмо на глазу и ужасный клык немного уродовали его вид.       — Садитесь, — властно сказал Воланд, присаживаясь на крайний стул со стороны разожжённого камина, смотря прямо в душу Александры, благодаря чему она, не задумываясь, послушалась и тоже села на стул с другого края, недалеко от воспроизводимой музыки.       Одет он был также, как с утра, только на голове отсутствовал берет, а идеально уложенные утром волосы слегка спускались прядями на его лоб. Находясь напротив друг друга, девушка пыталась распознать эмоции мужчины, подмечала каждую морщинку на суровом лице, каждый брошенный на неё взгляд, совсем позабыв про находящегося здесь Мишу.       Стоит отметить, что послушалась мужчину не только альтистка, но и вошедшие за ним. Коровьев присел на оставшийся стул справа, возле камина, а Азазелло сел слева, ближе к девушке. Оставшийся там же стул, рядом с Воландом, вскоре был занят веселой Геллой.       — Я очень рад, что вы приняли мое приглашение… — начал сатана, но был прерван.       — Будто у нас был выбор? — неосознанно вырвалось у Александры. Шесть пар глаз устремились на неё. В панике альтистка осмотрела всех присутствующих, подмечая, что многие стали напряжены, а в глазах Коровьева и Бегемота читалась… жалость? Голова альтистки непроизвольно вжалась в плечи.       — Да, тут вы правы, — усмехнулся Воланд, кривя один уголок губ и блестя глазами, переливающихся жёлтым и красным, от отражающихся в них огоньков свечей. Злости в голосе не слышалось, поэтому Саша немного расслабилась, а вот свита его напряглась ещё сильнее. — Было бы ошибкой, если мы как следует не поблагодарили вас за столь радушный прием, — дьявол перевел взгляд на пианиста, сидящего между Коровьевым и котом. — А с вами, Михаил Денисович, мы бы хотели познакомиться поближе. Меня зовут Воланд, — зачем-то вновь заговорил он с более ярким немецким акцентом, будто отыгрывая роль иностранца. — Я — профессор чёрной магии. Меня всегда привлекал ваш удивительный город, поэтому решил дать тут несколько выступлений. А это мои ассистенты, — мужчина показал на остальных присутствующих.       Гелла встала из-за стола, взяла бутылку шампанского, лежащую до этого в небольшом ведерке со льдом, зашелестела фольгой, воткнула в пробку длинный уродливый ноготь указательного пальца, скрипя о стекло прокрутила им и с хлопком, раздавшимся на всю гостиную, вытащила её. Воланд взял шампанское из её рук и стал ходить по гостям, разливая золотистое пенистое содержимое по вытянутым бокалам. И делал он это насколько изящно, будто всю жизнь проработал официантом, из-за чего Саша невольно залюбовалась им и не заметила, как мужчина уже подошел к ней.       — Насколько мне известно, — начал он, понизив голос, пуская волну мурашек по спине альтистки, от чего дернулось плечо, — вы не любите алкоголь?       — Верно, — в душной комнате стало катастрофически не хватать воздуха. Александра почувствовала себя как рыба, выброшенная на сушу без шанса вернуться назад. На лбу начал проступать пот.       — Тогда предлагаю сыграть в игру, — Воланд театрально взмахнул руками, из-за чего шампанское немного разлилось на пол, и каким-то совершенно безумным взглядом окинул присутствующих.       — Может не стоит, Мессир? — как-то уж очень жалобно обратилась к нему Гелла, лицо которой больше не было надменным и глумящимся. Мужчина пристально посмотрел на альтистку, ожидая ответа.       «Не знаю, что это за игра, но все его приспешники выглядят обеспокоенно, особенно эта рыжая стерва».       — Какие правила? — раздались тихие слова, чего было достаточно для её начала.       — Ох, ё… — протянул Бегемот. Он не любил эту игру.       — Всё просто, — размеренно, даже спокойно произнес дьявол, уходя к своему месту, — каждый расскажет что-то из своей жизни, либо из сегодняшнего дня, но один факт может быть неправдивым. Цель — рассекретить лжеца. Каждый может задавать бесчисленное число вопросов. Победитель загадывает желание у любого проигравшего.       — И при чем здесь моя нелюбовь к алкоголю? — не понимала Александра, но ощущая внутри, что предложение её заинтриговало. Сама того не замечая, она нервно покусывала губы и дергала ногой под столом.       — Если выиграю я, то заставлю вас выпить, — беззаботно сказал сатана. — Но для начала нужно поесть. Вы в последнее время плохо питаетесь, Александра Ильинична.       Больше никто не говорил. Комнату наполнил скрежет ножей и вилок о тарелки и стук бокалов о деревянную поверхность под сопровождение ярко-акцентированной музыки мазурки Шопена. Некоторые свечи начали потухать, образуя ещё более невыносимую атмосферу. Внимание Александры вновь привлекло странное поведение пианиста, смотрящего на рыжую женщину. Он почти не ел, а только смотрел и смотрел на неё. Сначала Гелла делала вид, что не замечает его, но затем решила устроить свою игру. Хорошенько всё обдумав, она пришла к выводу, что общему ходу дела её действия не помешают, а, возможно, даже помогут.       Выставляя всё свое женское обаяние, Гелла медленно проводила вилкой по губам, облизывала каждый её зубчик, закрывала глаза, округляя рот в неслышном стоне, будто вилка была самым небывалым источником наслаждения. Щёки молодого человека залились румянцем, он заерзал на стуле, тихо прочищал горло в кулак, пытаясь отвлечься.       Воланд неустанно следил за каждым движением хозяйки квартиры. Интерес к игре, в которой ему не было равных, усиливался тем, что в ней будет участвовать она. Представление, которое устроила вампирша, его мало интересовало, но последствия её заигрываний могли быть крайне полезны. Сатана решил для себя сохранить интригу и не считывать мысли Александры, отчего сильнее забурлило забытое чувство предвкушения в его теле, посылая резкие импульсы к действию. Мужчина размышлял о том, стоит ли поддаваться ей или нет? Ведь как таковое желание заставить её выпить было лишь предлогом, в действительности же ему хотелось, чтобы девушка наконец прозрела.       «Зачем Гелле соблазнять Мишу? Почему её никто не останавливает? Почему я её не останавливаю?» — размышляла Саша, доедая последний кусочек мяса. Вскоре мысли альтистки были далеки от ужина в гостиной.       В своих мечтах она представляла, как могла бы наказать Воланда за бесчувственные издевательства и манипуляции, посадив его где-то у себя в комнате и нарочно испытывать нервы мужчины на прочность. Да, она точно бы придумала, что делать. Почему-то всплыл его образ, сидящего на стуле, где письменный стол в её спальне, с широко расставленными ногами, его оголенное по пояс тело со связанными за спинкой руками. Совсем беззащитный и неспособный дать отпор — Александра могла бы делать с ним что угодно: могла ощущать холодную кожу, могла коснуться тех мест, которых никогда не видно под слоем одежды, могла поцарапать ногтем артерию на шее, проверяя наличие в ней крови; могла вырвать из его уст не только ехидство, но и, возможно, стоны. Фантазии увели девушку настолько далеко, что она испугалась их.       «Это не мои желания, нет…»       Как бы не хотелось признавать, но Воланд волновал её как мужчина, и отрицать этот факт было на грани глупости. Возбуждение распространялось по всем нервным окончаниям, соединяясь в пульсацию между ног и перемешиваясь с чувствами стыда и вины.       «Я не достойна такого хорошего парня. Он лишь поддался на её чары… Кто бы на его месте не поддался? Мне нет оправдания. Не думала, что настолько испорчена».       Альтистка совсем раскраснелась, но не из-за жара камина или огня свечей в комнате, а от небывалого животного желания, съедающего изнутри. Из раздумий её выдернул бой курантов часов, висящих на стене в коридоре, оповещающий о полуночи. На столе уже ничего не было, кроме нескольких бутылок с тёмной янтарной жидкостью, вероятно коньяка, и стеклянных бокалов, напоминающих по форме бутон тюльпана, и стоящих возле каждого человека. Как давно убрали со стола и убирали ли вообще? На удивление уже не оставалось сил.       — Фагот, начни, — почему-то так обратился Воланд к мужчине в пенсне, прервав долгое молчание. Коровьев-Фагот непривычно грустно улыбнулся.       — Есть у меня такая история:       «Очень давно, можно сказать в прошлой жизни, я участвовал в рыцарском турнире, посвященного пятнадцатилетию принцессы. Будет хвастовством, но оружием я владел превосходно, а лошадь моя, Тэфи — серая кобылка, как сейчас помню, понимала меня с полушпоры. Надели на меня кольчугу, тяжеленные доспехи, шлем, через щель которого ослеплял свет треклятого солнца, поднявшегося в зенит, из-за чего ничерта не было видно. Также традиционно дали огромный деревянный щит с гербом и притупленное копье. Да, день был жарким. Противников было около сотни и все как на подбор — лучшие из лучших… — мужчина замолчал. — Возможно, моя самоуверенность подвела меня в тот день, а накануне подставила моя беззаботность.       Шутить я, конечно, любил, да и сейчас люблю, но воин из меня был куда лучше. Многие с трибун кричали моё имя, дамы кидали платки и розы в знак своей симпатии. Они верили в меня, поэтому я ощущал себя непобедимым. Перед турниром мой оруженосец, будь неладен этот предатель, поправлял на мне латы, шлем, проверил копье и щит — всё было идеально, как мне казалось.       Во время боя крики толпы усилились в миллион раз, оглушая, отвлекая, смешиваясь в общую кашу. Каждый считал нужным донести до «тупого рыцаря»: как ему лучше сбросить противника с лошади или как лучше пробить щит. Такое злачное на ругательство место было точно не для ушей прелестной принцессы Софии. Со временем участников турнира становилось всё меньше и меньше, до тех пор, пока на поле не остались я и совершенно незнакомый мне рыцарь. Он был огромным, я клянусь, огромным, как белый медведь. Я даже и подумать не успел, как он уже стремительно скакал на меня, целясь копьем. Может, усталость дала о себе знать, может, летняя духота одурманила мой разум, но среагировать я, как следует, не успел, от чего был сразу же повержен. Кто бы мог подумать, что этот злодей будет использовать наточенное копье, а не положенное тупое? Сейчас-то я понимаю, что это было убийство, но тогда было крайне обидно».       — Ну, это совсем выдумка, — внезапно для всех фыркнул Миша, скептически щуря глаза на соседа. То было настолько неожиданным, что Александра пододвинулась вперед, рассматривая молодого человека. Он выглядел обычным, спокойным, что удивительно, только его взгляд выражал недоверие. — Ври, да не завирайся.       — Самая, что ни на есть правда. Мессир же тоже помнит эту историю?       — Помню. У этого рассказа даже есть поучительный финал: никогда не шутите над теми, кто не понимает шуток или кто сильнее вас. И не нужно быть таким самоуверенным, — Воланд серьезно посмотрел на Коровьева, а затем перевел сосредоточенный взгляд в окно, за которым виднелось безлунное ночное небо, словно пытаясь в нём что-то разглядеть.       «О чем он думает?»       — У меня тоже есть поучительный рассказ, — неожиданно раздался голос Геллы, повернувшей голову вправо, обнажая большой рубчатый шрам. Альтистка могла поклясться всеми богами, что она никогда не видела его до этого момента на теле рыжей женщины.       «Женской дружбы для меня больше не существует. Иметь верную подругу — значит иметь самого близкого человека, человека, которому можешь доверить даже свою жизнь. Но иметь завистливую подругу — значит держать рядом с собой злейшего врага, готового предать тебя в любой момент. Я искренне не знала, что друзья могут быть такими. И могут ли они называть себя друзьями? Думаю, нет.       Моя лучшая подруга считала себя менее красивой, по сравнению со мной. Я и подумать не могла, что она менее привлекательна, ведь многие мужчины ухаживали за ней, несмотря на то, что к многим из них она была холодна. Так, я находилась в неведении до тех пор, пока её не начали интересовать мои яркие рыжие волосы, из-за чего она начала называть меня ведьмой. Ей хотелось иметь такое же тело, увиденное ей в одном из походов в баню. Мои зелёные глаза она хотела выколоть. Было наивно полагать, что говорила она всё в шутку.       Однажды в придорожной таверне мы встретили компанию путешественников, один из которых ей сильно понравился. Они рассказывали нам о землях, которые населяют племена людей, кожа которых похожа на крону дуба, о причудливых деревьях, на которых растут съедобные жёлтые плоды. Этот путешественник, что так сильно понравился моей подруге, был совершенно неинтересен для меня, несмотря на его активные знаки внимания. Мне иногда казалось, что делает он это намеренно, чтобы подруга больше не приставала к нему. Она не унималась, пыталась найти с ним встречи, пыталась рассекретить наши несуществующие с ним отношения, стала ненавидеть и распускать сплетни о моей распутности. Чувство боли и обиды преследовало меня долгое время.       Даже не верится, что любовь может настолько вскружить человеку голову. Моя лучшая подруга, сгоравшая от ревности, безжалостно, не сожалея, подкараулила меня в подворотне и воткнула нож в шею, и оставила умирать. Она отрезала мои волосы, вымочила их в моей крови и отхлестала ими лицо с выколотыми ногтями глазами, ругая и злорадствуя. Я умирала медленно, мучительно, задыхаясь и проклиная всех, кто проходил мимо, кто бежал, увидев мое тело, я проклинала себя за то, что посмела родиться такой.       Ничего хорошего из-за этой красоты нет, только мужики глазеют, да бабы завидуют, — рыжая клацнула зубами. — Теперь я свободна и могу делать, что мне заблагорассудится, не задумываясь о последствиях. Теперь моя вечная жизнь — это спасение и адские пытки».       Александра была шокирована этой историей, чувствуя как сожаление пронизывает каждую клеточку мозга. «Она ненавидит всех, поэтому так ведет себя? Я понимала, что все они необычные люди, но чтобы настолько… Кто они на самом деле?»       — Был я как-то на балу, — сразу начал Бегемот, размахивая пушистым хвостом, не давая шанса хоть что-то произнести.       «Дело было в веку так шестнадцатом. Вы же помните, как сильно я люблю балы и этот пропустить, ну, никак не мог. Было, конечно, время… Так вот, на этом балу я повстречался с невероятной красоткой. Я пришел при полном параде: в новеньком расшитом золотом кафтане, в берете с пером, с хорошим настроением, но увидел её, чуть ли не плачущую от одиночества в углу зала. На этой клумбе было много прекрасных цветов, но не заметить этот было бы кощунством. Платье на ней было такое пышное, как облако и тяжелое, как грозовая туча, а корсет затянут так сильно, что бедняжка не могла толком ходить. И знаете что? Никто не разговаривал с ней, никто не приглашал её на танец.       Сердце моё разбивалось от их безразличия, поэтому я, как джентльмен, сопровождал её везде: ко всем закускам, ко всему алкоголю, был кавалером во всех танцах. Эх, мы так хорошо повеселились… Она так аппетитно ела того жареного гуся… — Бегемот мечтательно прикрыл глаза. — Вот я вспомнил и мне самому захотелось... Так аппетитно, как она, не ел никто ни до неё, ни после. Можете мне не верить, но это была любовь с первого взгляда. Как жаль, что она просуществовала так мало и разрушилась, как роза на оледеневшей от морозов клумбе… Она навсегда теперь со мной, тут, — он указал лапой на левую сторону «груди» — в моем сердце».       — Что произошло? — поинтересовалась Александра, искренне увлеченная историей, от чего локти её уже лежали на столе.       — Она умерла от чахотки той же зимой.       — Ох…       «О каком таком шестнадцатом веке может идти речь? Хотя, сам факт, что кот рассказал эту историю, полное сумасшествие».       Тишина вновь наполнила комнату, разбавляемая шуршанием иглы о музыкальную пластинку.       — Сегодня я… — послышался тихий, осипший голос Миши, из-за чего Александра незамедлительно переключила на него свое внимание, — сегодня я помогал родителям, а затем, вечером, мы с Сашей пошли на свидание, которое провели просто великолепно, — более оживленно закончил он, выпивая налитый ему бокал алкоголя.       — Это всё, что вы хотите нам рассказать, Михаил Денисович? — в голосе Фагота чувствовалась насмешка.       — А как же Елизавета Петровна? — поинтересовался Бегемот, раскачивая жидкость в своем бокале.       — Какая? — неуверенно отозвался пианист, от чего Коровьев и кот задорно рассмеялись. Саша ума не могла приложить, о какой Елизавете Петровне идет речь.       — У вас их несколько? — вытирая невидимые слезы, Бегемот многозначительно посмотрел на юношу.       — Мы про ту, что ждала вас в Ленинграде, но соскучившись, следом приехала в Москву. Не вы ли с ней сегодня встретились на Тверской, где проходил литературный вечер? — не унимался Фагот.       Юноша изменился в лице: до этого бледные щёки его стали алыми, а рука, держащая бокал, сжалась, выдавая напряжение.       — Миша, о чём они говорят? — Саша попыталась поймать его взгляд, но он смотрел куда угодно, только не на неё. Сердце беспокойно забилось, ожидая скорейшие неприятные новости. Молодой человек молчал и молчание его говорило больше, чем тысяча произнесенных вслух пустых слов.       — Отвечай, — донесся суровый голос, молчавшего всё это время Азазелло.       — Ты сам-то ещё не рассказал историю, — перевел стрелки на рыжего мужчину пианист, на что тот усмехнулся, из-за чего клык виднелся ещё сильнее.       — У меня есть привилегия неприкосновенности в этой игре.       — С какой это стати?       — Мессир, — обратился он к Воланду, взбешенный поведением человека, — если он не прекратит, то я за себя не ручаюсь.       — Азазелло уже был победителем, поэтому не участвует в игре, — обрушился голос сатаны. — А вам, Михаил Денисович, лучше ответить на вопрос Александры Ильиничны.       — И что же хочет услышать Александра Ильинична? — приторно проговорил Миша, наигранно кривя голос, делая его похожим на голос профессора. Альтистка совсем не узнавала в нем того доброго юношу, которого она знала до того, как он переступил порог «нехорошей квартирки». — У меня тоже есть вопрос: что у тебя с этим? — он кивнул макушкой в сторону сидящего возле камина мужчины.       — О чём ты? — недоумевала Саша. Вся ситуация казалась огромным недоразумением.       — О чём я? Вы весь вечер обмениваетесь двусмысленными взглядами, а виноват почему-то я. Я по-твоему слепой? — голос молодого человека уходил в крик. — Только вот ума не приложу, чего ты меня сюда притащила? Захотела познакомить меня со своим любовничком?       От этого заявления Александра замерла, закрываясь в защитном коконе. Крики переносились ей крайне тяжело, но они ни во что не шли с обвинениями в измене. Иллюзии, что построила альтистка о их дальнейшем будущем неминуемо рушились.       — Зачем ты так жесток ко мне? — обратилась к юноше Саша, из-за чего тот хмыкнул и скрестил руки на груди. Найдя в себе силы, она продолжила. — Кто такая Лиза? —пианист молчал, не давая ответа. — Кто такая Лиза?!       — Просто однокурсница, — сдался он.       — Не договариваете, Михаил Денисович, — Коровьев, с искренним любопытством маленького ребенка, смотрел на Мишу.       — А вам-то откуда знать, что…       — Нам многое известно… — раздраженно перебил пианиста Азазелло, встал из-за стола, обошел со спины сидящую Александру и подошел к молодому человеку.       — Это какой-то бред. Я не собираюсь участвовать в этом цирке, — Михаил предпринял попытку подняться со стула, но ладонь рыжего мужчины, положенная на плечо, тяжестью придавила его обратно.       — Сядь, — приказал он.       Все замолчали, только гулко бьющееся о грудную клетку сердце Саши, как метроном, отбивало один и тот же ритм, ритм страха перед неизвестностью. Фагот и Бегемот чокнулись бокалами и залпом осушили их, Гелла накручивала локон на палец, кокетливо глядя на Мишу, а Воланд снова смотрел в никуда, думая о своем.       — Цирк тут устроили вы, Михаил Денисович, — чёрный кот резко поднялся на стул и прыгнул прямо на середину стола, вставая на задние лапы. И словно философ, начал расхаживать по нему, как по обычной дороге. — Проснулись вы сегодня в девять часов утра, умылись, побрились. За завтраком ваша старшая сестра Софья Денисовна попросила проводить её до театра Варьете, полагая, что там вы встретитесь с Александрой Ильиничной. На это предложение вы отказались, аргументируя тем, что будете заняты домашними делами. Естественно, никакими домашними делами вы не занимались, так как в два часа дня отправились на встречу с Елизаветой Петровной — однокурсницей из консерватории, тут вы не соврали. Ох уж эти однокурсницы, которые считают себя невестами, что за времена пошли! — Бегемот драматично вскинул лапу на лоб. — Хотя, пожалуй, удобно иметь, — на этом он сделал большой акцент, — одну подругу тут, другую там.       — Ты мне врал? — ошарашено произнесла Александра, чувствуя, как земля уходит из-под ног.       — Я не врал, а… — попытался оправдаться юноша, но альтистка резко отмахнулась от его слов, повернув лицо к окну, пытаясь скрыть липкое отвращение. — Саша…       «Он не мог вот так просто врать мне. Он просто не мог так со мной поступить…»       Грудь словно сковало тисками. Стало невыносимо больно, как никогда раньше, отчего хотелось завыть.       «Я ведь сама не лучше… Как я могла?»       Миша поднялся, не пытаясь оправдаться, и вышел из гостиной. Азазелло его больше не останавливал. Следом за ним пошла и Гелла, хитренько улыбаясь.       — Что ж, вы рассекретили лжеца, Александра Ильинична, — голос Воланда казался уже чем-то инородным в этой комнате. — Примите мои искренние поздравления. Теперь вы можете пожелать всё, что захотите.       Состояние Александры только ухудшалось — она будто потеряла рассудок. Слова мужчины донеслись до неё отрывками. Одинокий танец последней горящей свечи, находящейся за его спиной на камине, гипнотизировал пустой взгляд. Сколько прошло времени альтистка не понимала, но та самая свеча, что так усиленно плясала для неё, уже потухла, оставляя комнату в кромешной темноте. Не разбирая дороги, девушка встала и вышла в коридор. Всё казалось каким-то нереальным, мутным и тусклым, несмотря на то, что по всей квартире вновь горел ослепляющий свет. Почему-то Сашу потянуло в ванную — что-то манило её туда, завлекало в свои ожесточенные объятья. И чем ближе она к ней подходила, тем отчетливее понимала причину этого влечения — за приоткрытой дверью слышались громкие вскрики женщины.       Одной рукой девушка обхватила своё плечо, словно это её могло защитить, а другой толкнула дверь. На обозрение её попали двое: полураздетый Миша и полностью голая Гелла, возле ног которой, как тряпка, покоился серый пиджак. Юноша, будто одурманенный, ласкал поцелуями её шею, опускаясь ниже к ключицам, к набухшим розовым соскам, припадая к ним, словно младенец, отчего из красных губ рыжей вырывались громогласные низкие стоны. Она царапала его спину, оставляя тонкие красные полоски, тянула его обратно, сливаясь в неистовом поцелуе. Из шеи пианиста текли две густые алые струйки крови. Обхватив себя уже двумя руками, Александра не моргая наблюдала за ними, не смея шагнуть.       «Они даже не замечают меня…»       Страсть между любовниками усиливалась и простые поцелуи уже казались им чем-то обыденным. Гелла, протянув тонкие, словно паучьи, руки между их телами, начала расстегивать ремень молодого человека, опускаясь коленями на серую ткань.       — Вам нужно только сказать и с ним может произойти всё, что угодно, — возле уха раздался тихий шепот Воланда, стоящего прямо за Сашей, как змей-искуситель. Если бы это была другая ситуация, резкое его появление за спиной вызвало бы волну паники и страха. Но не сейчас — сейчас в девушке будто не было ничего. Абсолютно.       Рыжая женщина, закинула густые волосы поверх левого плеча, благодаря чему прикрыла шрам, и опустила кальсоны молодого человека, доставая из них эрегированный член. Александра закрыла глаза. В ушах звенело. Сердце почти не билось. Мир остановился, всего на миг, а затем запустился с новой разрушительной силой, разбивая все преграды на своем пути.       «Достаточно! Не могу на это смотреть! Зачем ты сама себе причиняешь такую боль?! Зачем?! Он виноват!»       Воланд ожидал, что же она предпримет. Он делал ставки на то, что Александра будет кричать или плакать, будет умолять его покалечить или убить пианиста. Но она молчала, дрожа, как осиновый лист. В дьяволе проснулось необыкновенное чувство долга перед девушкой, что он должен сейчас как-то её поддержать, возможно, обнять, но чувство это исчезло также быстро, как и появилось, уступая место опустошенности.       Вдруг Саша развернулась и направилась к себе в комнату совершенно спокойно, несмотря на то, что внутри неё бушевал пожар ненависти и злости. Ей хотелось скрыться от этого безумия, спрятаться, забыться. Ноги еле шевелились, вечно цепляясь за невидимые преграды. Кое-как добравшись до кровати, Александра рухнула ничком на нее. Воланд тихо зашел за ней, закрывая за собой дверь.       — Вы ведь специально это всё утроили? — спросила Саша, лежа лицом в одеяле.       — Ужин? Да, — ответил Воланд, присаживаясь на стул за письменным столом, как когда-то вальяжно кладя на него ноги. Жест этот был крайне неприличным для соблюдающего этикет человека, но мужчина это делал намеренно, словно тореадор, размахивающий красной тряпкой перед взбешенным быком.       — Нет, я про «дом Грибоедова», — девушка перевернулась на спину, смотря в потолок. — Вы же не случайно там появились?       — Не случайно.       — Вы спасли меня тогда, чтобы сегодня я испытала ещё большую боль? — скрывая эмоции, продолжала она задавать вопросы.       — Нет.       — Не верю! — Александра, опершись на локти, посмотрела на мужчину.       Одинокий серебристый лунный луч, пробивший себе дорогу сквозь небольшую щель занавешенной шторы, падал на его уставшее лицо, подсвечивая бледноту кожи, из-за чего похож он был на мраморное изваяние, нежели на человека. И был ли он вообще человеком? Вид у Воланда был таким, будто весь этот спектакль, устроенный им сегодня, надоел ему самому. Он сидел с закрытыми глазами и откинутой головой, оперев руки на подлокотники стула.       Из глаз Саши полились непрошеные слёзы, оставляя на щеках тоненькие соленые следы. Ей не хотелось, чтобы мужчина стал свидетелем её истерики, но сдерживаться больше не было сил. Александра стремглав понеслась в другой конец комнаты, к столу, преодолевая расстояние за две секунды. Кипящая внутри ярость была готова вырваться, извергаясь лавой ругательств из спящего вулкана терпимости. Бело-чёрные листки нот, сброшенные со стола, легко оседали на пол. Вслед за ними полетели книги и, взятые за щиколотки, ноги Воланда, от чего те с грохотом приземлились. Мужчина удивленно приоткрыл зелёный глаз, в глубинах которого просыпалась такая же животная ярость.       — Вы не у себя дома, чтобы класть ноги куда вам захочется, — Саша смотрела на него с вызовом, хмурясь и краснея. Громко и мелко дыша, она подошла совсем близко к сидящему. — Всё из-за вас и ваших фокусов! — альтистка чуть согнулась и ткнула пальцем в его грудь. — Зачем так меня истязать?       — Не нужно винить меня во всех своих бедах, — усталость Воланда улетучилась, сменяясь, пришедшей на замену, злостью. Дьявол пружинисто встал со стула, отчего девушка, испугавшись, выпрямилась вслед за вставшим мужчиной. — Вы, люди, сами находите себе проблемы из-за своей наивности, любви и излишней самоуверенности. Я же хочу, чтобы вы, Александра Ильинична, открыли свои глаза и видели мир также ясно, как и я.       — Зачем? — срываясь на крик, прозвучал одинокий вопрос, повиснув в воздухе.       Для чего одному из самых могущественных существ обычный человек? Бесспорно, она красива и талантлива, но таких, как она, сотни тысяч. Начавшееся с веселья вмешательство перестало приносить только радость, Воланду хотелось большего — ему хотелось поглотить её, сделать своей, сделать так, чтобы Александра не видела своей жизни без него, растворяясь в нём без остатка. На это желание влияло всепоглощающее чувство одиночества, испытываемое мужчиной. Король Ада, обреченный на вечное существование без королевы, без той, кто могла бы скрасить скучные века. Девушка была ему не просто интересна — она тянула его к себе, как магнит, заставляя идти на поводу своих эмоций.       Они стояли молча, в полутьме, смотря друг на друга. Тот самый лунный луч разделял их тела, как прозрачная преграда, не позволяющая им соединиться в единое целое. Гнев альтистки только усиливался, а слезы так и продолжали литься из глаз. Ей хотелось преодолеть преграду, что была между ними, и узнать «истинное лицо», скрывающееся под маской якобы профессора тёмной магии.       «Я так не могу…», — девушка повернула голову, разрывая зрительный контакт. Пряди, что уже давно выбились из её кос, неприятно липли к лицу, как лоза, обрамляя скулы.       — Вы же не специально избавились от Берлиоза?       — Я и пальцем его пока что не трогал.       — Пока что? — Александра удивленно зыркнула на него, из округлившихся глаз перестали течь слезы. Воланд смотрел куда-то сквозь неё, от чего стало не по себе.       На этот вопрос было не суждено получить ответ, поэтому, немного подождав, альтистка развернулась и направилась обратно к кровати. Ей больше не хотелось злиться, страдать или бояться — ей хотелось покоя. Стоны, доносящиеся из ванной, эхом разносились по коридору. Тут ей вспомнилось, что она может пожелать всё, что захочет, а хотелось ей, чтобы эта вакханалия скорее завершилась.       — Я хочу, чтобы они прекратили, — как только требование было озвучено, в квартире стало оглушительно тихо, принося за собой желаемое умиротворение. Повернувшись к столу, где только что стоял мужчина, девушка никого не обнаружила — он исчез, так и не сняв маску.