***
«Я никогда не была на похоронах. Мероприятие это для меня настолько далекое и неизвестное, что становится страшно, — и страх этот был из-за неминуемого конца всех живых существ, — интересно, какого это — умереть? Больно ли это? А быть может и вовсе не больно, а просто… никак? Какое дело покойнику до того, как он умер или что испытывал при смерти? В этом же нет никакого смысла… Это нам, живым, приходится размышлять, ставить себя на место умершего, пытаться пережить эти ощущения… Для чего? Чтобы найти очередной повод себя пожалеть? Возможно… Люди так эгоистичны по своей природе, что страх смерти является первостепенным страхом. Это чувство — движущий механизм всего живого. И испытывать его... нормально?... Да, нужно взять себя в руки и зайти внутрь». Беспечное утреннее солнце встретило Москву и укутало в свои тёплые объятия. Настроенное на обычный будний день население города непривычно оживилось, засуетилось больше, чем обычно, разлилось по улицам и разделилось в два рукава, словно река: один стремился в театр Варьете, где накануне состоялся вопиющий по своей грандиозности сеанс чёрной магии, а другой — в бежевое двухэтажное строение, принятое считать уголком приюта всех литераторов и их деятелей — «Дом Грибоедова». Мотивы, безусловно, у этих двух потоков были разные, но устье, что их объединяет крайне просто — жажда наживы. С первыми всё очевидно, ведь представление таинственного мага Воланда прославилось раскидыванием денежных купюр, раздачей всем желающим дорогущих вещиц, да и позлорадствовать или ощутить превосходство над остальными также имело свою ценность. Но о какой наживе идет речь в Грибоедове? Тут также всё просто, будь то свадьба, маскарад, день рождения или похороны председателя правления МАССОЛИТа — все эти события имеют стратегически важное значение в жизни обычного, среднестатистического москвича. Где, как не на проводах человека в последний путь, можно показать себя во всей красе, показать свою добродетель, «искреннее» горе или даже сострадание? Прекрасное мероприятие, как на него не посмотри. Только погода, прознав, что ничего хорошего на этот день не предвещается, решила забрать у жителей светило, спрятав его за темнеющими кучевыми облаками. От этой резкой смены город наполнила неимоверная духота, из-за чего на лбу Александры появлялись маленькие испарины. Одетая в привычное чёрное, она ощущала себя лишней, испытывая чувство вины, что так безразлична к смерти бывшего квартиранта. Долго размышляя, альтистка пришла к такому выводу: жалости к покойнику она не испытывала. Вспомнился и тот случай годичной давности, когда Михаил Александрович негласно отказал в её сопровождении домой. «Но он и не обязан был», — твердило подсознание Александры, но слушать она его не стала, ведь проще верить в то, что удобно. — Прекраснейшая Александра Ильинична, пойдемте, очередь задерживаем, — обратился к ней треснутым тенором Коровьев, прокручивая пальцами потертую алюминиевую монету с изображением одной копейки. Потревоженная неожиданным обращением Саша дернулась и натянуто после этого улыбнулась, проходя в зал. Как и в первый, он же последний, визит сюда, всё осталось таким же роскошным: мраморные колонны, большая хрустальная люстра с кучей мелких фигур в форме капель, держащихся на позолоченных цепочках. Только сейчас Грибоедов не был наполнен кучей разгоряченных алкоголем лиц, официанты не сновали туда-сюда, да и столов со стульями не было. Был только он — выполненный из красного дерева лакированный гроб, усеянный по бокам белыми гвоздиками, венками и чёрными лентами. Он был закрыт, дабы не шокировать впечатлительную публику брешью между плечами покойника и головы. Александра неуверенной поступью прошла в глубь помещения, стараясь не смотреть в сторону, где лежал Берлиоз. Невзирая на всю свою браваду о том, как ей его не жалко, зайдя сюда, в обитель смерти, стало как-то не по себе. Сотни незнакомых ей людей оплакивали очень знакомого ей человека, выражали соболезнования, и кто-то действительно плакал, хлюпал носом и подтирал под глазами скопившуюся влагу. Витающее в воздухе ощущение скорби подхватило на свою волну и Сашу, от чего та обняла себя за плечи, стараясь приободриться. Фагот же, напротив, был крайне весел, ходил по залу пружинистой походкой, общался с горожанами и время от времени наигранно грустно вздыхал. Поведение клетчатого вызывало в альтистке приятное ощущение тепла, но оно оказывалось недостаточно сильным, чтобы заглушить леденящий холод, поднимающийся из глубины души. «Я ведь даже на похоронах родителей не была… Они пропали, да и тётя тоже… Нечего было хоронить, — девушка обреченно хмыкнула, поднимая взгляд на слепящий свет люстры, и зажмурилась, — всё очень странно… Все пропадают из моей жизни и однажды пропаду и я. Как скоро это случится?» — Вы какая-то озадаченная, Александра Ильинична, — вновь вырвавший из размышлений Коровьев, игриво поглядывал по сторонам, будто что-то затевая. Саша опустила голову, разлепляя глаза после долгой атаки светом, и несколько раз поморгала, возвращая себе способность видеть. — А вы как всегда наблюдательны, — девушке хотелось обратиться к нему по имени, но его она не знала, из-за чего появилась потребность полюбопытствовать. — Кстати, уважаемый гражданин Коровьев, вы так и не представили мне своё имя. Мне как-то неловко обращаться к вам всё время по фамилии. — И правда, — задумался он ненадолго, — не переживайте, можете называть меня просто Фагот. — Но ведь такого имени не существует, — слабо улыбнулась Саша, сильнее обхватив плечи. — Тут вы не правы, умнейшая Александра Ильинична, — мужчина подошел немного поближе, состроив гримасу обиды, — если я есть, значит и имя такое тоже есть. — И не поспоришь, — внимание Саши упало на встревоженную толпу, собравшуюся в одну кучу, как мухи перед зимовкой, — а что вы знаете о смерти Берлиоза? — девушка посмотрела в сторону, где только что стоял мужчина в пенсне, но того уже и не было в помине. — Головы-то нет! — раздался истерически высокий крик женщины, ютящейся в толпе, после чего причина столпотворения была ясна, только одно оставалось тайной: куда могла деться голова? «Бедный Михаил Александрович, даже после такой смерти не дают спокойствия». По приезде милиции голову найти не удалось, поэтому пришлось, как бы то ни было странно, проводить похороны без неё. Во время расследования выяснились истинные мотивы некоторых присутствующих, утверждающих о своей непричастности и требующих поскорее с этим разобраться, так как торопились по другим абстрактным делам. Тут-то Саша смекнула, что не одинока в своем чувстве, потому ощущать начала себя легче. Гроб вновь закрыли, и четверо сильных мужчин вынесли его в душную Москву, погружая в открытую похоронную машину. Погода вновь заиграла солнечными лучами, а тучи рассеялись, уступая место бескрайнему голубому небу. Процессия двинулась из Грибоедова. Сопровождающие ничего не говорили, но у всех на уме было лишь одно: «Это какая-то мистика!» Александра шла в колонне пеших трехсот человек, цепко схватив пальцами черную сумочку и любопытно рассматривая окружение. Турецкие барабаны отбивали один и тот же ритм, а фальшивящие трубачи до жути начинали раздражать, из-за чего хотелось подбежать к ним и поколотить их своими же инструментами. — Как можно так фальшиво играть, музыкантами ещё себя называют… — бубнила девушка себе под нос. — Жулики, что с них взять, — рядом с Сашей из ниоткуда возник рыжий мужчина в накрахмаленной белой рубашке, полосатом костюме и котелком на голове. — Ещё и фокусы какие-то произошли, — продолжила альтистка, словно не удивилась. — Вы, случайно, уважаемый Азазелло, не знаете, кто к ним причастен? — хитрый блеск отразился в зелёных глазах. — Понятия не имею, — носовой голос рыжего звучал, будто он крайне разочарован её тайным обвинением, — хотя… вы бы могли поинтересоваться у Бегемота — это он у нас профи в похищениях. Моё же дело простое … — он достал из переднего кармашка часы — Кстати, мне пора. Саша прыснула от смеха, привлекая к себе внимание скорбящих. Азазелло вновь исчез, будто его здесь и не было. «Не знает он... Конечно! Я и слова не сказала про похищение, а он выдал мне всё, что я хотела услышать. Что ж, если получится, надо расспросить Бегемота об этом поподробнее». Тем временем процессия прошла недалеко от Александровского сада. Альтистку снова привлекла улица, которую она пристально рассматривала на наличие знакомых лиц. Зачем и для чего ей это было нужно, девушка не понимала. Вскоре найти знакомое лицо всё же удалось, от чего Саше пришлось немного прищуриться, чтобы лучше рассмотреть. Недалеко под Кремлёвской стеной сидели двое: недавний её собеседник и женщина с тёмными волосами. Выглядела она уж очень хрупкой и явно уставшей, а фиолетовый цвет её одежды лишь усиливал ту тоску, скопившуюся в её взгляде. Женщина рыскала им по толпе, несколько раз задевая саму Александру, и вновь возвращалась к разговору с сидящим рядом с ней Азазелло. Девушка недоуменно осматривала эту пару, чем привлекла внимание рыжего мужчины, который в отличие от женщины в фиолетовом, бесхитростно улыбнулся Саше, параллельно ведя беседу. «Как-то уж очень странно всё складывается, — девушка попыталась воспроизвести в памяти все последние события, — сначала мы с Соней становимся свидетелями странной компании на Патриарших прудах. Как итог: Берлиоза каким-то образом переезжает трамвай, Иван Бездомный утверждает, — по слухам услышанным от подруги-флейтистки, — что в этой смерти замешан иностранный консультант, — никто не знал о ком именно он говорит, но Саша же знала и видела их в тот день. Как адекватному человеку, ей давно уже пора было обратиться в милицию, так как после смерти соседа в её квартиру заселились новые, судя по всему причастные к данному событию, жители во главе того самого иностранного консультанта, — Воланд воспользовался моей доверчивостью, хотя сам не раз говорил мне избавиться от неё и не раз «помогал» мне в этом. Может я тоже сошла с ума, прямо как поэт? Тогда это может многое объяснить… Как минимум то, почему я так страстно желаю его, позабыв обо всем на свете… Да, он не человек, тогда кто? — ответ сам себя нашел, — дьявол? — девушка криво усмехнулась, снова привлекая к себе уже более ожесточенные взгляды, — ещё эта женщина… Для чего она им?»***
Саша вернулась домой, преисполненная непонятно откуда возникшим чувством воодушевления. В квартире было непривычно шумно и светло, из-за чего стало несколько тревожно. Пройдя вперед к столбу света, льющемуся из гостиной, девушка услышала странную беседу. Первый голос альтистка распознала сразу же: он принадлежал Коровьеву-Фаготу, который болтал на удивление меньше всех. Второй голос был тоже знаком, но Александра не понимала, где именно могла его услышать. Но третий голос звучал часто и чаще, чем могла его слышать альтистка. Он был насмехающимся, высокомерным, собственно, как и всегда. «Развлекается, конечно, чем же ещё ему себя занять… К чёрту его, — девушка истерически улыбнулась, — нет… он туда не пойдет, ведь где он, там и есть ад». Александра ощутила, как последние нервные клетки более не готовы выносить весь тот бред, что происходит в её жизни. Всем, чем она теперь ведома — это жажда отмщения. Благородные чувства, наполняющие её прошлое, так и остались в прошлом. Альтистке хотелось рвать и метать, заявить, что она живое существо, что сама способна управлять своей судьбой, что она не марионетка в грязной игре дьявола. Теперь гнев от ощущения несправедливости стал её неотъемлемой частью. На эмоциях Саше хотелось бесцеремонно ввалиться в гостиную, раскидав там всё, прогнать незваных гостей и выкинуть из квартиры адских терроризирующих квартирантов. К сожалению или к счастью, она этого не сделала, а лишь отправилась в свою комнату, дабы снять с себя утяжеляющий душу похоронный наряд и смыть с себя этот день. Ванная комната встретила девушку приятной прохладой. Включив свет и плотно закрыв за собой дверь, несколько раз проверив ручку, Александра могла немного расслабиться и пройти к ванной. Она сняла с себя чёрное, оставаясь в нижнем белье, присела возле белой емкости и повернула ручку крана. Послышался звук закрывающейся двери. Тем временем из крана полилась не та ожидаемая прохладная и чистая вода, а огненная и ржавая, словно медь расплавили и пустили по водопроводу. Так ещё полилась она не как ровная струя, а брызгала и плевалась в разные стороны, обдавая кипятком оголенную кожу Александры. Девушка поспешила вывернуть кран на ноль, но прежде чем она это сделала, вода неминуемо ее обожгла. — Чёрт, чёрт, чёрт! — кричала альтистка, прикладывая все силы в удары по ржавой ванне. Истерика накрыла её сознание, давая волю её выражению в словесную форму, — ненавижу вас всех, ненавижу! Слезы хлынули из глаз, оставляя на щеках мокрые следы. Она сидела и что есть мочи колотила по поверхности, но чем больше из её сердца выплескивалось эмоций, тем меньше сил вкладывалось в удары. Со временем, всхлипы стихли, а вместе с ними и гулкие стуки, что не на шутку встревожили остальных жителей подъезда дома 302 бис. На смену истерике пришло чувство опустошенности. Саша сидела на холодной плитке, обняв руками колени, всё еще тихо всхлипывая, потупив взгляд, смотрела на облупившуюся штукатурку стены. Более не было ничего, что могло её тревожить — были только она и ощущение безграничной пустоты. Александра встала, обтерла забрызганное тело, не надевая обратно наряд, вышла в нижнем белье из ванной комнаты, забыв, а может специально не выключив там свет. На своё счастье, по пути она никого не встретила, хотя даже если бы встретила, то было бы совершенно на это всё равно. «Я не хочу сидеть в комнате, как заложница, — думала альтистка, надевая на тело шелковый халат, — пусть смотрит на то, что со мной сотворил». Уверенным шагом она достигла столба света и вошла в него. К ней сразу обратилось три пары глаз: сосредоточенные Фагота, хитренькие Бегемота и задумчивые Азазелло. Рыжей Геллы в комнате не было. Воланд не наградил своим вниманием вошедшую, продолжая дальше смотреть в газету. «Они безусловно слышали меня, — тут ей стало неловко, что истерика её случилась при свидетелях, — нет, плевать мне на то, что они думают». — Чего же вы стоите, Александра Ильинична, проходите, — альтистка сделала несколько шагов. В гостиной вновь стоял стол, но не такой большой, как в прошлый раз. Фагот и Бегемот перекидывались игральными картами, Азазелло стоял возле горящего камина. Воланд, одетый лишь в бордовый бархатный халат с расшитым золотыми нитями воротником, демонстрировал часть оголенной безволосой груди. Увидев это, девушка несколько смущенно села на стул, напротив мужчины с газетой. В эту же секунду в комнату зашла Гелла, неся в руках тарелку с ароматным блюдом. Она поставила её перед Александрой, разложила приборы и отошла в сторону. — Спасибо, Гелла, — прозвучал низкий голос, — ешьте, — обратился он к Саше, также читая. — Нет, благодарю, — девушка попыталась вложить в эти несколько слов всю едкость, на которую была способна. — Не противьтесь, вы ели в последний раз вчера утром, — настаивал Воланд. — Представляете, сегодня на похоронах Михаила Александровича выкрали его отрезанную голову, — полностью проигнорировала его альтистка, — вы, случайно, ничего об этом не слышали… — она повернулась чуть в бок, в сторону картёжников, и с любопытством подперла лицо ладонями, — Бегемот? — Да быть такого не может! — неожиданно воскликнул Коровьев, удивленно смотря на Александру, будто она сказала самую невероятную в мире фразу. — Ая-яй, как же так… Бегемот, ты действительно к этому причастен?.. — он выгнул бровь и пристально посмотрел на товарища. — Я?... Честно говоря, меня даже обижает то, что вы так легко поверили этому жулику Азазелло, — кот поднялся на стуле и театрально приложил лапу с картами к груди, — не с теми людьми вы решили вести дружбу. — Вы правы, всех моих друзей распугали, — Саша разочарованно откинулась на спинку стула, замечая на себе пристальный взгляд мужчины напротив, — да и людей в моём обществе в последнее время, к сожалению, нет. Все, кроме сатаны, криво усмехнулись от озвученных девушкой мыслей. Кот вернулся к игре, рыжий мужчина присел на корточки, взял в широкую ладонь кочергу и начал ей перемешивать сгоревшие угольки, а ведьма Гелла отошла к окну. Воланд положил на стол газету и поменял позу, закинув ногу на ногу. Пронзительный взгляд зелёного и чёрного глаз словно проедал себе путь прямо к душе Александры, оставляя после себя опаленные участки. — Не ребячьтесь, поешьте, — слова его уже походили на приказ, от чего ещё сильнее хотелось им воспротивиться. Но аромат, исходящий от тарелки, побуждал желудок жалобно заурчать. Саша взяла в руки приборы и отрезала маленький кусочек запеченной форели. Как только этот кусочек попал в её рот, чувство экстаза наполнило все вкусовые рецепторы. Мужчина довольно улыбнулся, — вина? — Не нужно. Сатана следил за каждым её движением, за каждым изменением мимики, за её заплаканными с полопавшимися капиллярами глазами, которые из-за этого более не напоминали свежескошенную траву, наблюдал как время от времени она шмыгала покрасневшим носом, как смущение наполняет её щеки краской. Такая девственная особенность лишь разжигала в нём пыл, заставляя сорвать созревший плод. Но кроме страсти возникало и другое чувство, такое старое и забытое, что дьявол не сразу понял его — это чувство благоговения. Мужчина не просто наблюдал за девушкой, он ей любовался, как мог бы вечно любоваться портретами Рафаэля. Александра же не разделяла чувств Воланда. Чем больше он на неё смотрел, тем больше ей хотелось провалиться под землю от наступающего смущения, а затем и злости. Она не понимала, зачем он так с ней поступает. Совсем недавно он подпустил её к себе близко-близко, а затем откинул ещё дальше, чем было до этого. Как только она зашла сюда, игнорировал, выполнила его приказ — так и быть, наградил вниманием. Саша действительно ощущала себя нездоровой и уже была готова высказать все свои мысли. В квартире раздался противный дверной звонок. Гелла размеренной походкой направилась ко входу. — И шестёрки тебе на погоны! — воскликнул Бегемот, резко ударив по столу двумя картами. Фагот устало откинулся на стул и выпил нетронутый бокал красного вина, всё время стоявший возле него. — Александра Ильинична, это к вам, — рыжая появилась в дверном проеме, криво ухмыляясь. — Ко мне? — переспросила Саша, но отвечать ей никто не собирался. Девушка подняла взгляд на Воланда, в надежде найти в нем ответ, но тот лишь поджал губы. Волнение охватило её тело. Альтистка неуверенно встала и на дрожащих ногах направилась к выходу из квартиры, и как только она его достигла, ноги подкосились ещё сильнее — на пороге ее встретила Софья Денисовна, не менее удивленная, чем Александра. — Соня?... — нервно спросила она, — Здравствуй… — Здравствуй… — растерянно отозвалась флейтистка, пытаясь разглядеть что-то за спиной Саши, — а это… кто? Девушка повернулась полубоком назад, чтобы понять, о ком идет речь. Там оказалась голая ведьма, стоящая к ним со спины, сверкая всеми своими прелестями. Будто почувствовав на себе взгляды, она повернула голову и кокетливо улыбнулась. — Ах, это Гелла… она… впрочем, неважно. Что-то случилось? — Нет, я просто хотела извиниться за то, что ударила тебя. Я не должна была этого делать, прости. — Извинения принимаются, — поспешно произнесла Александра. Девушки замолчали, ощущая отягощавшую их неловкость, — как дела? — Всё хорошо, в Варьете сегодня ещё больший коллапс, чем был вчера вечером. После выходных увидишь последствия… — Я не вернусь в театр. — Что?... — флейтистка удивилась и прикоснулась к руке подруги, — почему? Это из-за слухов? — Из-за них тоже, — грустно ответила альтистка на выдохе, — чувствую себя ненужной в этом мире… — Ты ошибаешься! — сильнее сжала ладонь Софья, — как я буду без тебя? Саша, ты такая талантливая, такая хорошая. А я такая глупая, что даже не послушала тебя… Мне так жаль… — на глазах девушки проступили слезы. — Соня… не смей плакать, — альтистка подошла ближе к подруге и крепко её обняла, — мне плевать на слухи, но оставаться ради тебя я не могу, — после этих слов, флейтистка совсем разревелась, уткнувшись носом в нежную ткань халата. — Ты уезжаешь? — успокоившись, поинтересовалась Софья, крепче сжимая альтистку. — Возможно, — задумчиво отозвалась Александра, заботливо поглаживая железобетонно закрепленные волосы подруги, — меня больше ничего здесь не держит. — Ты же можешь устроиться в другое место, город же огромный, — блеск надежды отразился в карих глазах флейтистки. — Могу… но не буду. — Не смей уезжать не попрощавшись! — Хорошо, — Саша вяло улыбнулась, на что подруга укоризненно прищурилась. Так было всегда, когда она ощущала в словах подвох. Еще раз обнявшись, Софья Денисовна навсегда, как потом выяснится, покинула квартиру №50, располагающуюся на Большой Садовой. Александра, более не намеренная возвращаться обратно в гостиную, прошла в свою комнату, где также не смогла спокойно уединиться. За большим дубовым письменным столом сидел Воланд и рассматривал нотные партитуры, выданные девушке недавно в Варьете. — Хотите что-то мне исполнить? — ехидно поинтересовалась она, — ах, точно, это те ноты, что вы нам выдали для финала представления. Кстати, для чего? — альтистка остановилась по середине спальни, сохраняя безопасное расстояние. — Музыка — ваш удел, Александра Ильинична, мне не сравниться, — подыграл ей сатана, — считайте эти партии моей личной прихотью. — Вы уж очень требовательны, вам не угодить. — Вам тоже… — Вы и не пытались, — Саша вступила с мужчиной в словесную перепалку, от чего тот удивленно выгнул бровь, а в зелёном глазе блеснул огонь. Он встал со стула, по лицу его пробежала тень боли, но сразу же исчезла, сменяясь хищным оскалом. То не осталось незамеченным альтисткой, и чем ближе он подходил, тем предательски сильнее начинало биться сердце, а дыхание учащаться. Александра отвела взгляд к окну, стараясь отвлечься от навязчивых мыслей. Мужчина обошел её, встал за спиной, из-за чего девушке казалось, что ужасающая тень нависает над ней, и положил свободную от перчаток руку на её плечо. Место, где сейчас лежала его кисть, словно обожгло, потому альтистка дернулась и резко повернулась, освобождаясь. Воланд оказался критически близко. Стало страшно и желанно одновременно. Саша ненавидела себя за столь противоречивые чувства. — Как я могу восполнить ваши требования? — альтистке казалось, что он издевается над ней, говоря таким низким томным голосом, от чего по всему телу шли мурашки. Он явно знал, как она реагирует на его провокации, и свободно ими пользовался. При чем обычных слов ему показалось мало, поэтому в знак закрепления, дьявол заправил распущенные русые волосы Александры за ухо. Такой нежный и ни на что не претендующий жест по началу был приятен, но по итогу показался девушке хуже удара кнутом. — Смотря, что вы можете мне предложить, — Саша выправила волосы обратно. — Всё, что пожелаете, — в его глазах загорелся азарт, вопреки внутреннему недовольству недавним её движением. — Какова цена? — Смотря, что вы можете мне предложить, — передразнил её же слова мужчина. — Душу?.. — робко предположила девушка, на что Воланд хрипло рассмеялся. — Нет, нет… увольте, обычными душами я пренасытился, — сказал он сквозь улыбку, — вы нужны мне полностью, — мужчина провел пальцами по скуле Александры, приподнимая её подбородок, — и телом, и духом. — Тогда я желаю, чтобы и вы принадлежали мне, чтобы поведали все тайны, всё, что скрываете от меня, — горячо выпалила альтистка. Сатана торжественно затрепетал: «Вот оно! Наконец-то!» Из-за спины он достал закупоренную бутылку из тёмного стекла и, с безумством смотря на девушку, произнес: — Если вы себя пересилите, то узнаете все мои тайны, — он протянул сосуд Саше, та скептически на него глянула, но Воланд продолжал поглаживать лицо, как бы успокаивая, — главное, выпить нужно до конца, тогда никто вас не увидит. Даже я… не сразу вас замечу. «Хуже уже быть не может, ведь так?» — Всё также жаждите меня споить? — Александра обхватила пальцы мужчины, останавливая. — В алкоголе нет ничего плохого, если умеешь пить, — дьявол приблизился к уху девушки, вторгаясь в личное пространство своим чарующим ароматом, из-за чего она забыла, как дышать, — и не забудьте раздеться. Пораженная столь наглым заявлением, Саша оттолкнула от себя мужчину, щеки её залились румянцем, а мысли в голове превратились в кашу. Воланд лишь поднял руки в жесте капитуляции и бодро покинул комнату, оставив на столе ту самую бутылку. «Каков нахал! Боже, на что я подписалась… — альтистка устало упала на кровать, смотря в потолок, — если я выпью, пути назад не будет. А что, если я умру? — испытываемый недавно страх вернулся, бедное сердце не находило себе покоя, — нет, это не так важно. Я безумна, раз согласилась на такое предложение. Значит бояться смерти не должна… — она грустно улыбнулась, — хочет меня всю? Для чего… к чему все эти игры… — девушка закрыла глаза, ощущая как сон начинает ей завладевать, — Я так устала…»***
Стемнело. Инфернальная ночь вступила в свои права. Небосвод стал чёрным, ни звезды, ни луны не виднелось на её полотне, погружая город в кромешный мрак. Только редкий свет уличных фонарей спасал заблудившихся путников, решившихся прогуляться в этот вечер. Ветер, будто ополоумевший, обдувал с веток деревьев молодые листья, унося их далеко, прямо к реке. Туда, где собрался первый оркестр из скрипачей-сверчков и певиц-жаб, туда, где бесы остервенело отплясывали парами вальс. Листья неслись вслед и за воодушевленной, оседлавшей метлу Маргаритой, подгоняемой тем же самым ветром. «Сколько время? — Александра резко разомкнула глаза, на что большие настенные часы пробили одиннадцать вечера, — ох, сколько же я спала…» Девушка подскочила на постели, огляделась по сторонам и удивилась безлунной ночи за окном. Невообразимое чувство предвкушения заполнило каждую клеточку её тела, посылая импульсы к движению во все четыре конечности. Тут в поле её зрения попала бутылка, рядом с которой почему-то уже стояли прозрачный хрустальный бокал и какая-то коробочка. Саша поднялась, включила прикроватный свет и в миг подобралась к письменному столу, разглядывая его содержимое. Честно говоря, более всего её заинтересовала та самая коробочка красного цвета, обмотанная и завязанная в аккуратный бант белой атласной лентой. Закусив губу, дрожащими пальцами альтистка распустила ленту, открыла коробочку и изумилась: её взгляду предстало аккуратное золотое колье с инкрустированными изумрудами и бриллиантами в форме капель, в пару которым шли небольшие серёжки. «Голова идет кругом… — удивилась она, — зачем?» Положив украшения на стол, Александра взяла в руки бутылку, несколько раз её покрутила по своей оси, пытаясь найти в ней хоть какие-то знакомые надписи, но всё тщетно. С какой-то неимоверной легкостью, будто всегда так делала, она протолкнула пробку внутрь, та, в свою очередь, с тихим «бульк» погрузилась в содержимое. Девушка поднесла горлышко к носу и вдохнула, из-за чего сразу же её рецепторы словно обожгло, впитывая в себя аромат алкоголя. «Кого я обманываю, даже если бы знала как пахнет яд, то всё равно бы выпила». С предельной аккуратностью альтистка налила красную жидкость в бокал, внимательно её рассматривая. Смелость куда-то пропала. Небо начало проясняться, всё же впуская в свои владения серебристое светило. Саша решила для себя, что это знак, что нужно перебороть отвращение ради своего любопытства, поднесла к губам багровую жидкость и жадно глотнула всё содержимое бокала. Лицо её после этого сморщилось, глаза сощурились, ощущая непривычный кислый вкус и обжигающий горло спирт. Голова почему-то сразу начала кружиться, а к щекам прилип горячительный румянец. — Мне действительно всё это нужно выпить? — воскликнула девушка. Пространство словно расширилось. В квартире послышались голоса. Александра тихонько, будто кто мог её услышать, подошла к двери, приоткрыла и прислушалась. Ещё никогда коридор не был так темен. — Установилась традиция... — где-то вдалеке говорил Коровьев, из-за чего в голове девушки возник диссонанс: «Каким образом он мог говорить настолько далеко, ведь квартира не настолько большая? Будто в погребе», — хозяйка должна непременно носить имя Маргариты, во-первых, а во-вторых, она должна быть местной уроженкой… Далее Саша перестала слушать, погрузившись в свои мысли: «Маргарита… хозяйка… хозяйка чего?» Маленький огонёк света осветил часть её лица, уличая в подслушивании. Шаги приближались, и каждый их стук совпадал с ударами сердца Александры. — Не откажусь, — рядом с дверью послышался незнакомый приятный голос женщины, от неожиданности альтистка отпрянула, прячась, как воришка. — Кончено! Прошу за мной. Девушка засуетилась, начала измерять комнату шагами, но вскоре краем глаза она заметила себя в отражении зеркала. Точнее будет сказать, что почти не заметила себя в нём. По спальне расхаживали халат и тапочки, а тело, облачённое в эту одежду, потускнело и стало почти невидимым взору. Александра подбежала к отражающей поверхности, обнятой коричневой деревянной рамой, и начала рассматривать себя, пытаясь разглядеть мутное видение. — Ах, — она трогала лицо, шею, плечи. Где пальцы касались ткани халата, там оставались вмятины, помогая сделать вывод, что все её прикосновения будут видны и будут ощущаться также, будь её тело материальным, — если я выживу сегодня, то точно отправлюсь вслед за Бездомным. Ведомая энтузиазмом, девушка выпила оставшееся содержимое бутылки. Хмель распространился по телу, приятная слабость овладела конечностями, разум помутился. Саше больше не казались вздором слова Воланда об оголении, ведь это было логично — никто не должен её видеть, а расхаживающее нечто в халате и тапках не прибавило бы секретности её образу. Ткань заструилась легким ручьем на пол, вслед за ним упало и нижнее белье. Босая Александра подошла ещё ближе к зеркалу, смотря то на себя: на тело, руки, ноги, то в него. — Ничего, — сделала вывод Саша, — забавно, я даже себя иногда не вижу, — факт этот настолько поразил, что ей овладел истерический смех, — ну… надо идти. Вероятно, Воланд ждет очередное представление, не буду его томить. Альтистка уверенно распахнула дверь и охнула — коридор её же квартиры расширился раз в десять, если не в двадцать, и ладно бы расширился, он изменился до неузнаваемости. Девушка посмотрела налево и увидела бесконечную лестницу, спускающуюся будто прямо в преисподнюю, а сам коридорчик теперь представлял собой необъятный зал. Александра постаралась привыкнуть ко тьме, что её окружала, и старательно медленно пошла по этому залу вперед. Она прошла между двумя пугающими колоннами и выбралась в какой-то другой зал. Недалеко девушка увидела маленький лучик света, пробивающий себе дорогу через приоткрытую дверь. И чем ближе она к ней подходила, тем сильнее тело пробирал озноб. «Что же я творю? — Саша заглянула в ослепляющую щель, — как же ярко после такой темени! — но взгляд быстро привык к освещению. Сквозь такое отверстие практически ничего не было видно, но слышно прекрасно, — нужно потихоньку приоткрывать дверь, чтобы хоть как-то протиснуться внутрь». — Ну что это такое! — воскликнул Воланд, от чего кровь стыла в жилах девушки, и в голове пронеслась мысль: «Неужто увидел?» — Зачем ты позолотил усы? И галстук тебе на что, если штанов нет? Александра расслабленно выдохнула, а представший в её воображении Бегемот с золотыми усами и галстуке ещё и раззадорил. Набравшись сил, она чуть толкнула дверь, сразу же проверяя не заметил ли кто. Никто не заметил. Открывшегося расстояния хватило, чтобы альтистка быстро прошмыгнула в комнату. Она зажмурилась, в страхе, что её сразу же рассекретили, обвила грудь одной рукой, а пах прикрыла другой, в ушах раздавалось гулкое биение сердца, напоминающее удары похоронного набата. — Я вижу, что ко мне применяют кое-какие придирки, — обиженно продолжал кот, а Саша приоткрыла правый глаз, — и вижу, что предо мною стоит серьезная проблема — быть ли мне вообще на балу? Что скажите вы мне на это, мессир? «Ах вот оно что — бал, вот о чём идет речь. Многое встаёт на свои места, по крайней мере, зачем здесь эта женщина — Маргарита». Расслабившись, что её всё-таки никто не замечает, Александра перестала слушать болтовню и решила осмотреться. Комната была ей знакома и незнакома одновременно: откуда-то взялись шахматы, глобус. Она совсем не помнила такого. А ещё в спальне неприятно пахло, словно в чистилище. Присутствующие также выглядели непривычно: Фагот более не выглядел причудливо, нет, теперь вместо треснувшего пенсне, на глазу красовался такой же треснувший монокль, а одет он был в фрачный чёрный костюм и белую рубашку; как ранее упоминалось, Бегемот выкрасил усы в золотой, на шее виднелся белый галстук бантиком и дамский бинокль. «Это правда выглядит крайне забавно». Саша прошла ещё дальше, вглубь, увидела преображенного и празднично одетого Азазелло, рыжая бестия трудолюбиво горшнями зачерпывала какую-то субстанцию и намазывала её на обнаженное колено Воланда, сидящего на кровати. Рядом с мужчиной сидела невероятной красоты нагая женщина, альтистка не сразу узнала в ней ту самую, что видела сегодня в Александровском саду. Наполненные тоской глаза её жадно блуждали по комнате, будто она старалась запомнить каждую деталь этого невероятного вечера. Невидимый силуэт хозяйки квартиры мелькал то тут, то там. Девушка пригнулась, с интересом рассматривала шахматную партию сатаны и кота, ровно как и Маргарита, поражаясь ожившим фигуркам. Из-за этого она подошла ближе, чем хотелось изначально, незатейливая хитрость Бегемота помогла Саше повеселеть, как и ругань со стороны сидящего мужчины, но ощущение это быстро испарилось, как только альтистка почувствовала на себе взгляд. Всё внутри сжалось и кричало о бегстве. Она неуверенно подняла глаза и сердце её вовсе остановилось. С неким прищуром, Воланд пытался уловить то наваждение, что явилось перед его взором. Да, бесспорно, Маргарита была красива и умна, но не шла и в никакие сравнения с Александрой, что так желанна сатане. И вот, любопытная, расслабленная и совершенно голая она предстала перед ним, искушая своим видом, будто сама являлась дьяволом. Один только испуганный взгляд помутневших от алкоголя зелёных глаз молил о пощаде. Всё мужское естество забилось в агонии и томлении. — Да, сдаюсь, — сказал кот, после чего шахматные фигурки сами полезли в ящик. Саша отошла подальше, вновь прикрыла грудь и пах руками, а от стыда хотелось провалиться на месте. — Гелла, пора, — обратился дьявол к рыжей ведьме и та сразу же испарилась. Такого чуда альтистка ещё не видела, — нога разболелась, а тут этот бал. Воланд больше не обращал внимания на «призрак», либо делал вид, однако в любом случае стало спокойнее. Александра приблизилась к стене, съехав по ней спиной, села на пол, сжавшись в комок. — Позвольте мне, — голос Маргариты ласкал слух. Получив негласное разрешение, она припала к колену мужчины, продолжая незамысловатое лечение. Тут же сердце Саши кольнуло: «Что это за чувство такое? — она старалась понять, испытывала ли раньше подобное, — не могу же я… ревновать? Нет, это какой-то бред… — но чем больше она наблюдала за парой, тем больше в ней поднималось чувство злобы и обиды, — значит незнакомой женщине можно беспрепятсвенно его касаться, а мне нельзя! Плут и негодяй!» — эмоции бурлили в её теле и требовали разрядки, от чего она сильнее обняла колени, вжалась каменными пальцами в икры, смотря в потолок. Слушать их беспечный разговор, было больнее, чем резать себя или кромсать по частям. В нем не было ни флирта, ни даже намеков на него, но сам факт такой близости не на шутку пугал альтистку. Воображение показывало ей разные картины: как два любовника целуются, лежа на чёрных простынях, как их тела, плененные страстью, переплетаются, сливаясь в единое целое. Мучительно, болезненно, но так реалистично. Александра потупила взгляд и совсем без интереса смотрела на глобус, что так оживленно рассматривался и обсуждался. Её уже ничего не удивляло, даже тот факт, что шар этот показывал все события планеты. Какое ей было дело до всего населения, когда горе наполняло её душу, сведя все свои невзгоды в одну личность. — Абадонна, — негромко позвал Воланд, вырывая своим голосом из размышлений. В эту же секунду из стены выплыла фигура какого-то высокого человека в тёмных очках. Саша не знала, как всё к этому пришло, но фигура эта внушала ей неподдельный первородный страх, еще больший, чем возникал по началу при сатане. Она сильнее вжалась в стену, будто это могло её сберечь, Маргарита же, вскрикнув, уткнулась лицом в ногу сидящего мужчины. «Ей так много всего позволено, — завидовала альтистка, но почему-то не злилась на испуганную женщину, — уйти бы отсюда и больше не тревожиться». Воланд махнул Абадонне и тот исчез, после чего снова можно было вздохнуть полной грудью. Засим Азазелло оповестил, что прибыла какая-то красавица, оказавшаяся, видимо, знакомой Маргариты и заколдованный боров, а также напомнил о приближении полночи. Женщина получила странные, пока что непонятные девушке, наставления от дьявола, поднялась с коврика и направилась к двери, где уже ждал её нарядный Коровьев. В комнате остались только Александра и Воланд. — Браво слова, Александра Ильинична! Сидеть на холодном полу опасно для здоровья, — насмехался он. — Выбирать особо не приходится, как вы заметили. Все стулья заняты, а подле вас другая, — горько усмехнулась альтистка, вспоминая ужасающие фантазии. — Подойдите, не нужно так себя мучать. Девушка на выдохе закрыла глаза и поднялась. Всё еще обуреваемая ревностью, она не хотела больше стесняться, прикрывая интимные места. Быть может, хотела доказать, в первую очередь самой себе, что ничем не хуже той, что недавно покинула комнату. Воланд жадно впитывал каждый её шаг, каждый миллиметр исхудалого тела, все изгибы и доступные взгляду выпуклости. Александра постаралась выровнять дыхание и села на более леденящую, чем пол, ткань кровати, держа спину прямой. — Она лишь на одну ночь, — продолжил он хриплым голосом. — Удобно, — ехидничала Саша, избегая глаз мужчины и смотря перед собой, — две голые женщины — берите любую, не прогадаете. — Не будь традиции и начавшейся задолго до нашей встречи заварушки, то я, безусловно, выбрал бы вас в свои королевы, — абсолютно серьезно проговорил сатана, подсаживаясь ближе, — не тратьте время на ревность, хочу заверить — она беспочвенна. — Не нужно задабривать меня сладкими речами, вы и так получили всё, что хотели, — девушка вложила в свой взгляд всю боль и направила его на дьявола, он же с достоинством его выдержал. — У вас ещё есть время, чтобы осуществить задуманное. Александра вначале не поняла о чём он, но потом поймала себя на мысли, что уже как минуту размышляет о том, как хочется обхватить его шею руками и задушить. Она вовсе себя не узнавала, ужаснувшись и поняв кем стала. Саша уверенно оседлала колени Воланда и обхватила холодными руками его шею, нащупывая большими пальцами выступающий кадык. Он же, в свою очередь, цепко обхватил её ягодицы, пододвигая девушку ближе, от чего грудь её коснулась мягкого бархата, вырывая из уст удивленный «ох». Альтистка сильнее надавила на кожу, не ощущая под ней пульса, и более страстно посмотрела в затуманенные глаза сатаны, который стойко сдержал её порыв. Губы сами нашли его, целуя, но с тем же кусая и царапая их. Ей надоело быть пешкой в бесконечной игре, она хотела брать то, что хотелось. И прямо сейчас ей было нужно осадить самодовольного Мефистофеля, прижаться сильнее и погрузиться с ним в пучину овладевшего ей безумия. Рваными движениями Саша подняла руки с шеи, попутно проведя ими по точеным скулам, и запустила пальцы в густые волосы, с силой сжав их в кулаки. Она не понимала, как ещё могла сделать ему больно, как делал больно ей он. Из глаз полились слёзы. То был момент искренней страсти и страданий от неё же. Воланд крепче сжал ягодицу, оставляя следы, другая же рука легла на спину, прижимая желанное тело до нельзя ближе. Приятное, но граничащее с болью ощущение овладело девушкой. Каждый вкладывал в поцелуй что-то своё, от чего он становился порывистым, как ветер, бушующий за окном. — Вы обязаны помнить обо мне всю эту чёртову ночь, — немного отдалившись, с отдышкой произнесла Александра, с вызовом смотря на мужчину, — мы условились, что я ваша, а вы мой. Дьявол уткнулся носом в шею девушки, а затем нежно её поцеловал, боясь спугнуть. Внутри же него бушевал пожар вожделения, от чего хотелось отменить ненавистный за тысячи лет бал и отдаться похоти. Будь всё так просто, Воланд бы так и поступил, но просто не было, поэтому миг их единения подходил к концу.