Сквозь вечность

      Всё также сидя на коленях у Воланда, Александра почувствовала, как хмельное состояние вернулось, тело её обмякло, а голова закружилась. Ослабшими руками она схватила за впалые щеки голову мужчины, что лежала на её плече, подняла и посмотрела в глаза — чёрный и зёленый, которые уже ничего не выражали, пытаясь найти в них ответ своему странному состоянию. Бесстрастное лицо Воланда начало двоиться, а затем и троиться, потому Саша несколько раз моргнула, кое-как открывая отяжелевшие веки, но это не помогало, и становилось только хуже.       — Я сказал Маргарите Николаевне, скажу и вам — не ешьте и не пейте ничего. Это не потому что вас может кто-то заметить, — раздался низкий голос мужчины, нигде и одновременно повсюду, сквозь плотно сомкнутые губы, он не говорил в привычном понимании этого слова, а транслировал свои мысли прямо в голову альтистки, играясь с подсознанием, затем, положив руки на изящные длинные пальцы, что так слабо держали его лицо, продолжил, — всё, что будет предложено — чистейший яд, а вы мне ещё нужны живой и… невредимой.       Он с легкостью убрал кисти девушки, и те бессильно упали на бледные ноги, издавая шлепок. В свою же очередь, дьявол с силой обхватил лоб несопротивляющейся альтистки и надавил в его центр двумя большими пальцами, после чего вспыхнула секундная боль, мозг словно подплавился, комнату заполонила красная пелена, не дающая более хоть как-то здраво мыслить, и по щекам мучительно медленно начали струиться тягучие кровавые дорожки слёз. Александру охватил ужас, а в голове звучали всего два вопроса: «почему?» и «зачем?», но сил, чтобы их озвучить не осталось, так же как и на то, чтобы продолжать держать тело, и в немом вопросе зелёных глаз, она обратила затуманенный взор к Воланду, прежде чем сознание покинет её.       — Всё хорошо, не плачьте, — успокаивал её он, также не издавая ни звука, с несвойственной осторожностью подхватив под коленками хрупкое обездвиженное тело, и переложил русую девушку на чёрные скользкие простыни.       «Сколько бы не прошло лет, то, как меняются люди, меня всегда приятно удивляет»       Саша смотрела вперёд, потупив взгляд на красный балдахин, обрамляющий куполом кедровую кровать и укрывающий её, как могла бы укрывать от всех невзгод своего ребёнка мать. Мир начал тускнеть перед глазами, трансформируясь в пустое безжизненное пространство, напоминая медленно тлеющий в костре лист бумаги. Исчезли балдахин, коричневые потолок и стены, свет становился всё менее ярким, а затем и вовсе исчез, погружая девушку в кромешную темноту. Она не чувствовала себя, ноги и руки онемели, словно от них отлила кровь, ничего не видела, как бывало во снах, и всё, чем она могла теперь руководствоваться — это слух, отчаянно цепляющийся за остатки реальности. Сатана прилег рядом с ней на бок, подперев голову, со свисающими на лоб волосами, провел пальцами по выступающим лучевидным ключицам, спускаясь к еле вздымающейся от тяжелых вдохов и выдохов груди, и достал из переднего кармана халата кипельно-белый носовой платок, протирая им кровавые слёзы, что так жадно впитывались, как разлитые из баночки чернила, в нежную ткань. Возле уха послышались последние насмехающиеся слова, — увидимся на балу, Александра.       «Вот, что значит умирать?»       Веки закрылись, и свет погас, чтобы в следующее мгновение, как вспышка молнии, разрезавшая громовые тучи, зажечься с новой силой. Толчок в спину, затем другой в грудь и ещё один в лоб заставили Сашу ахнуть и открыть глаза. Она обнаружила себя не в спальне, где только что сидела на коленях у дьявола, а в огромном пустынном зале. Яркий белый свет ударил своей неожиданностью, заставляя долго привыкать истерзанное Воландом зрение. Стен, выложенных серым камнем, практически не было, но были высокие тёмные мраморные v-образные арки и рельефные колонны, сводами упирающиеся в высокий потолок, обнявшие зал справа и слева. Через одну на колоннах висели бра, похожие на те, что имелись в квартире, с поднятыми вверх бежевыми двойными плафонами и позолоченными ножками в форме витиеватых цветочных стеблей.       Прямо перед Александрой по обе стороны возвышались полированные блестящие каменные лестницы, соединяющиеся в самом верху балконом, с которого открывался вид на весь бальный зал. Там, где были две лестницы, на светлом с серыми прожилками полу возвышались два равных друг другу больших чёрных пьедестала, на одном из которых стоял серебристый трон с высокой острой спинкой и выточенной перевернутой звездой в центре круга. Подойдя к нему, альтистка прикоснулась к манившему безжизненному металлу, провела по мелким тёмно-красным рубинам, покрывающих спиритический круг и саму звезду, от остроты которых на ладонях оставались узкие белёсые полоски.       Саша прошла дальше к одной из лестниц, босой ногой ступила на ступеньку и почувствовала, как та начала мерзнуть, сначала слабо, но тут же набирая разрушительную силу, будто её окатили ледяной водой. Девушка пискнула от неожиданного ощущения и сразу же прикрыла рот ладонями, оборачиваясь по сторонам. В зале никого не было.       «Что это за лестница такая? На вид каменная, а сделана будто изо льда…»       Успокоившись, Александра положила левую руку на светлые мраморные перила и начала мучительный подъём. Каждый шаг отзывался болью, ступни пронзало тысячи иголок, начало казаться, что ещё чуть-чуть и они намертво прилипнут к одной из ступенек, но этого не произошло, и Саша поднялась на балкон. Первым, что бросилось в глаза — это огромное витражное окно в высоту от пола до потолка, разделенное на две равные части: сверху был круг, а внизу пять прямоугольных вытянутых изображений, каждое из которых было выложено голубыми, красными, жёлтыми и чёрными стеклянными кусочками мозаики. В центре круга вновь изображалась перевернутая звезда чёрного цвета, а заполняющие её пёстрые стекляшки переливались всеми цветами радуги из-за падающего на них лунного света, из-за чего в любопытных глазах, на щеках и на шее оставались красочные отблески.       «Красота…»       Этот рисунок [пентаграмма] явно что-то означал, ведь повторился уже дважды, но Александра не понимала его назначения, предполагая, что он был как-то связан с самим сатаной. Но, пожалуй, самым примечательным и удивительным в этом витражном окне были выложенные фигуры не пойми кого в прямоугольных рамах. Альтистка подошла к ним поближе и, наконец, разглядела — то были не просто фигуры — это были черти с длинными, вытянутыми коричневыми рогами, козлиными копытами, чёрными волосами, алыми глазами и редкой бородкой. Каждый из них плясал на костре, поглощающего часть их тел: огонь пылал и переливался всеми оттенками красного и жёлтого. Подняв тощие руки над собой, черти улыбались и беззвучно открывали изуродованные шрамами рты. Насмешка и ярость сверкали в каждом из маленьких стёклышек, выделенных художником на глаза. Танец их завораживал, так и маня присоединиться, слиться с цветной мозаикой и позабыть о прошлом, наслаждаясь безудержной пляской. Витраж напомнил Саше причудливо сменяющие друг друга узоры калейдоскопа, в который ей довелось ещё в детстве пару раз посмотреть в гостях у друзей родителей.       Всё пространство зала походило на извращенную версию старинного католического храма, который она могла видеть в архивах консерватории. Не хватало только хора мальчиков, исполняющих хоралы либо мессу высокими юношескими голосами, и кучи верующих, сидящих на жестких каменных скамьях без спинок, в попытках отмолить свои грехи. Стоило ей об этом подумать, как внизу раздался треск и послышались голоса. Александра с осторожностью приблизилась к полукруглым перилам балкона, немного выглядывая. Она не понимала каким образом по краям зала появились безмолвные высокие мужчины в золотистых набедренных повязках, обездвиженные и стоящие так, будто вовсе окаменели, как и колонны, усеивающие зал по периметру. В центре же находились всё те же знакомые лица: Фагот, Бегемот, Азазелло и Маргарита, внешний вид которой изумил альтистку. Как и полагается королеве, на голове её красовался алмазный венец, закрепленный на лбу полумесяцем с перевернутыми вверх острыми концами, а на тело была накинута золотистая полупрозрачная шифоновая накидка, которая лишь немного скрывала её наготу. На шее тяжелым грузом висело золотое ожерелье, толстыми кольцами припадающее к ключицам.       Будто бы со всех концов помещения раздалась оглушительная музыка. Выведенные на передний план трубы взревели, контрабасы низким пиццикато отмеряли три вальсовые доли, а скрипки повели неистовую, переливающуюся то вверх, на пределах своих возможностей, то вниз, мелодию, струны с надрывом визжали, грозя лопнуть в ту же секунду. Появившаяся компания поплыла вперед, в незамеченный до этого альтисткой новый зал. Пообещав самой себе, что больше никогда не заберется на этот балкон, превозмогая боль, девушка спустилась вниз и захромала к ним. Совсем скоро Александра поняла откуда доносилась музыка — недалеко от арки, знаменующей смену помещений, сидел классический оркестр, состоящий только из мужчин в чёрных фраках и белых рубашках, перед которыми стоял дирижёр с несколько растрепанной прической. Лица музыкантов были красными от напряжения, контрастируя со строгими нарядами, и какими-то знакомыми Саше. Поодаль стоял большой чёрный лакированный рояль с закрытой крышкой, за которым сидел худощавый мужчина с длинными по плечи волосами и в таком же, как у всех, фраке, но лица его разглядеть не удавалось.       — Приветствую вас, король вальсов! — воскликнула Маргарита, заполняя своим голосом всё пространство. Дирижёр нервно дёрнулся, обернулся вполоборота и помахал ей в ответ, продолжая руководить музыкантами.       «Это же не тот «король вальсов», о котором я сейчас думаю?»       — Кто дирижёр? — полюбопытствовала королева. Саша не поспевала за их стремительным движением, мысленно себя подгоняя, но ноги, ноющие от боли, и так уже двигались на пределе.       — Иоганн Штраус, — послышался гордый ответ Бегемота, — и пусть меня повесят в тропическом саду на лиане, но ни один бал не сможет похвастаться таким составом музыкантов. Вот, смотрите, — кот показал на левую часть оркестра, где сидели скрипачи, — здесь и задолжавшие мессиру за свою славу, например, Никколо Паганини — один из самых известных скрипачей не только XIX века, нашего века и, будьте уверены, даже будущего века. При его жизни поговаривали, что он продал душу дьяволу за свой нескончаемый талант и виртуозность. Удивительно, как же быстро, рассекретил его тайну народ… Рядом же его последователь — Генрик Венявский, этот польский плут ничем не уступал в своё время маэстро Паганини, везде ездил, со всеми имел знакомства, вот, кстати, сейчас он здесь с Ференцом Листом, который за роялем, — Бегемот показал лапой на спину сидящего поодаль справа худощавого мужчину, — лучших собрал! И, прошу заметить, никто не заболел, — тут он усмехнулся собственному юмору, так как многие из музыкантов уже давным-давно почили, — никто не опоздал.       «Ну естественно, как же иначе… На балу у сатаны должны быть всё и все самыми лучшими»       В следующем зале не было колонн, но вместо них были две неимоверно красивых стены: правая усеяна молочно-белыми, красными и розовыми розами, а левая японскими махровыми камелиями. Каждая из них заставляла упиваться их прелестью и наслаждаться душистым ароматом, чуть щекочущим нос. Между ними били высокими шпилями фонтаны, а в трёх бассейнах: прозрачно-фиолетовом, рубиновом и хрустальном, бурлило, шипело и пузырилось шампанское. В розовой стене виднелся арочный проём, в котором находилась сцена, на которой также, как и до этого, сидели музыканты и дирижёр, но эти, несмотря на доносившийся из прошлого зала вальс, старались исполнять современный джаз. Их перепалку было тяжело назвать музыкой — уж очень она была резкой, отрывистой, с нестабильной гармонией и абсолютно не имеющей мелодию, из-за чего больше напоминала простой набор случайно воспроизведенных нот. От возникшей звуковой какофонии, у альтистки начали пульсировать виски, а уши были готовы свернуться в трубочку и отвалиться, дабы более никогда не слышать подобное месиво.       Тем временем Маргарита со свитой достигли края площадки, со спускающейся вниз грандиозной по своим масштабам лестницей, покрытой ковром, и остановились. «Призрак» Александры наконец их нагнал, пугливо прячась за спинами. Здесь было ещё светлее, чем вначале, из-за свисающей гроздьями с потолка люстры, потому пришлось щуриться, чтобы привыкнуть. Из ниоткуда появилось несколько высоких мужчин в темных очках, что отдаленно напоминали того самого Абадонну, что призвал Воланд, и до дрожи в коленях напугали своим возникновением не только Сашу, но и саму королеву. Один из них положил ей под левую ногу в изящной туфле красную, обитую бархатом, подушку, другие же молча стояли, не выказывая никаких услуг. Альтистка обошла всех, стараясь не обращать внимание на боль в ступнях, поравнялась с Маргаритой и посмотрела вниз, куда вела будто бы бесконечная лестница, в пропасти которой виднелся колоссальных размеров камин. Стало тихо, ничего не происходило.       — Где же гости? — прервала тишину королева, одновременно озвучивая волнующие мысли Александры.       — Будут, королева, сейчас будут. И недостатка в их количестве вы не заметите, — ответил встревоженный, но очень учтивый Фагот, — по правде говоря, я бы предпочел рубить дрова, чем принимать их здесь на площадке.       — Вот-вот, — подхватил кот, — я бы лучше служил кондуктором в трамвае… Уж точно хуже этой работёнки не будет.       Один взгляд на лестницу вселял ужас в альтистку не только от пережитых ранее травм, но и из-за самого своего вида, напоминающего спуск в саму преисподнюю. Девушка ещё раз осмотрелась, боясь, что её заметят, осторожно ступила одной ногой на гладкий ковролин, устилающий ступени, но её незримо обожгло пламенем, как могло бы быть от раскаленных углей, заставляя Сашу мгновенно ретироваться обратно на площадку. Она кое-как сдержала крик, резко прикрыв иссохшие губы двумя руками, к закрытым глазам подступили слезы. Было страшно смотреть вниз на стопы, ведь, вероятно, ничего хорошего с ними не произошло после экстремальных перепадов температур, но, на удивление, внешне с ними было всё в порядке, хоть и внутренне их словно разрывало от нанесенных ожогов.       «Дура! Ничему жизнь не учит! Вместо того, что нельзя есть и пить, лучше бы предупредил о том, что нельзя подниматься по лестницам» — злясь, Александра присела на корточки, трогая щиколотки, поврежденные пальцы и ноющие пятки, стараясь хоть как-то их успокоить. Тут же внизу, в громадном камине, зажглось алое пламя, со вздымающимися вверх золотыми языками, со временем поглотивших всё пространство, образуя однородный пульсирующий портал. Затем что-то резко грохнуло, упало, и из камина выскочила обгоревшая виселица с полурассыпавшимся на ней скелетом. Альтистка от столь неожиданного появления встала, словно её ошпарили, и во все глаза удивлённо таращилась, позабыв обо всех тревожащих проблемах. Скелет сорвался с верёвки, ударился о пол и сразу же преобразился в черноволосого молодого красавца во фраке, в сверкающих лакированных туфлях. Скоро камин выплюнул полуистлевший гроб, с грохотом ударившийся о пол. Красавец, сверкая белоснежной улыбкой, подлетел к нему, крышка открылась, и из деревянного ящика вылезла суетливая полуголая светловолосая женщина в чёрных туфлях и перьями на голове. Кавалер подал даме руку и они зашагали по адской лестнице вверх, туда, где их ожидала королева. Тем временем Александра вовсе забыла моргать, от чего глаза её пересохли, и на белках сеточкой проступали лопнувшие капилляры.       «Невероятно! Это действительно происходит?..»       — Господин Жак с супругой, — тихо заговорил Коровьев, достаточно, чтобы гости его не услышали, — рекомендую вам, королева, один из интереснейших мужчин! — Саша выпала из ступора и подошла к разговаривающим поближе, — убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но, стоит отметить, очень недурной алхимик. Прославился тем, — тут он наклонился к уху Маргариты, из-за чего девушке тоже пришлось приблизиться, чтобы услышать секретную информацию, — что отравил королевскую любовницу. А ведь не каждый на это способен! Посмотрите на него, как красив!       Альтистка, находившаяся сейчас по левую руку от Маргариты Николаевны, посмотрела на побледневшее лицо женщины, губы которой раскрылись в немом вопросе. «Бедная Маргарита, — жалела её Александра, — ради чего она согласилась на эту роль?» Между тем, первые гости уже поднялись на возвышающуюся площадку.       — Я в восхищении! — заорал кот, заставляя Сашу дернуться в сторону, от чего она в панике чуть не задела темноволосую женщину.       «Боже… Ещё немного и случилась бы катастрофа!»       — Reine, — господин Жак поцеловал вытянутую правую руку.       — Reine… — супруга Жака припала к выставленному колену Маргариты.       — La reine est ravie! — вскрикнул высоким тенором Коровьев, но в этот раз альтистка уже была наготове и не удивилась громкому возгласу.       — Мы в восхищении! — учтиво завывал Бегемот.       Из камина начало вырываться всё больше и больше пар, приветливо улыбающихся мертвыми улыбками. Девушка поразилась бесчисленному количеству убийц, насильников, висельников, сатанистов и отравителей, выглядевших, как обычные люди, не считая мертвенно-бледной кожи и причудливых бальных нарядов. Хотя лицо Александры, вероятнее всего, было такого же нездорового оттенка. Каждый из них считал за честь припасть к колену королевы, либо к её руке, приветствуя, а затем, уходя в роскошные залы, держали в руках бокалы шампанского, выданные им безмолвными слугами. Голова шла кругом от количества лиц и фигур, одетых в чёрное и белое, от перьев на головах дам и их искристых бриллиантовых украшений, пускающих яркие, ослепляющие лучи, от отражающегося в них света ламп и гула голосов, смешавшихся с одновременно звучащей из двух залов музыкой.       — Die Königin ist entzückt! — восклицал Коровьев-Фагот.       — Sono felicissimo! — подхватывал волну восторга Бегемот, — Nous sommes ravis!       «А как еще они должны выглядеть? Все они в прошлом были людьми — ели, пили, спали, быть может даже любили. Не будут же у них на голове рога, а вместо ног копыта, — Саша вновь огляделась по сторонам, криво улыбаясь собственным мыслям, — ну уж нет… я бы ни за что не согласилась на подобную должность. Где Воланд? Почему сам не встречает своих гостей? — девушку пробрал озноб, из-за чего она обняла голые плечи, стараясь согреться, — и каждый из них преступник… Боже, на что я сама подписалась? Безумна! Явно безумна…» Александра начала переминаться с ноги на ногу, утомленная затянувшимся приходом гостей. Фагот, не унимаясь, рассказывал о каждом, не забывая посвятить чуть ли не во все подробности их преступной деятельности в прошлом. Все истории смешались в одну общую кашу.       — Regina delectatur!       — Le vagyok nyűgözve!       Всепоглощающий свет на площадке начинал пробирать чуть ли не до черепа, от чего центр лба начал пульсировать, заставляя скорее вернуться в более тёмные залы. Смешавшиеся в общую массу чёрно-белого, гости больше не вызывали ни интереса, ни эмоций. По ступеням начала подниматься одинокая, с обеспокоенным взглядом, девушка в длинном пышном чёрном платье с глубоким декольте и такого же цвета узорчатой фате, прикрывающей лицо, чем сразу же привлекла внимание рассеянной альтистки. Она была белой вороной среди чёрных одинаковых тел и лиц, напоминая своим внешним видом сбежавшую со свадьбы невесту. Собиравшаяся уже уходить, Саша всё же остановилась, и подойдя поближе к Маргарите, прищурилась, стараясь лучше разглядеть заинтересовавшую её гостью.       — А вот это — скучная женщина, — уже громко и не стесняясь говорил Коровьев, — обожает балы и всё мечтает пожаловаться на свой платок.       «Какой платок?»       — Какой платок? — спросила Маргарита.       — С синей каемочкой платок. Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин как-то зазвал её в кладовую, а через девять месяцев она родила мальчика, унесла его в лес и засунула ему в рот тот самый платок, а потом… — Фагот сделал многозначительную паузу, давая королеве усвоить услышанную информацию, и продолжил с низкой заговорческой интонацией, совершенно несвойственной ему, — закопала мальчика в земле, — далее он как ни в чем не бывало весело произнес, — на суде она говорила, что ей нечем кормить ребенка.       — А где же хозяин этого кафе? — растерявшись спросила Маргарита, поднимая и опуская правую руку.       — Королева, — неожиданно встрял в разговор кот, — разрешите поинтересоваться: при чем здесь хозяин? Он ведь не душил младенца в лесу!       Александра изумленно смотрела на тихо поднимающуюся девушку, печаль и искреннее раскаяние в глазах которой не давали покоя взволнованной душе. Темноволосая королева разозлилась на столь неуместное высказывания кота и с силой оттянула ему левое ухо, угрожая, от чего тот заскулил, словно пёс, обещаясь больше не давать своих комментариев.       «Достаточно с меня историй» — Саша развернулась в сторону залов, но идти не торопилась.       — Ich bin glücklich, o Königin, daß ich die Einladung erhielt für den großen Vollmondball!       — Und ich freue mich, Sie zu sehen, ich freue mich sehr. Trinken Sie gern Champagner? — доброжелательно поинтересовалась Маргарита, как могла бы поинтересоваться у своей подруги, если бы она у неё была.       — Sehr gern… — отозвалась та, но тут же начала повторять: — Frida, Frida, Frida! Ich heiße Frida, o Königin!       — Betrinken Sie sich heute, Frida, und denken Sie an nichts.       «Маргарита очень сильная женщина, — тут ей вспомнилось, как она пугливо прильнула к колену Воланда, и на душе стало тяжко от этого воспоминания, — поистине королева, практически равна по силе духа…»       Цветочный зал встретил альтистку безудержным гулянием, «людей» было настолько много, от чего создавалось впечатление, будто в нём собралась половина Москвы, а сложившийся антураж пьянки, танцев и веселья напоминал небезызвестный «Дом Грибоедова» в лучшие его вечера. Гнусавый саксофон вёл прихотливую мелодию под сопровождение контрабаса и тромбона, а барабан чуть слышно отмерял сбивчивые с двух на три и обратно доли. Саша, не чувствуя ног, пробралась сквозь толпу, со всех сторон окруживших бассейн с бурлящим шампанским, из которого без лишних стеснений наполнялись вытянутые прозрачные бокалы, попутно разливая содержимое не только на светлый пол, но и на свои одежды, если таковые присутствовали.       — Любовь моя, за что ты так жестока ко мне? — чуть поодаль томно лепетал одноглазый коренастый мужчина, стоя на коленях перед удивительной красоты голой женщиной с длинными чёрными распущенными волосами, волнами ниспадающими на её округлые бедра, некоторые пряди которых были заплетены в мелкие косички с вплетёнными в них сверкающими бриллиантовыми камушками, — прошло уже сто лет, а ты так и злишься на мою глупость…       — Как я могу тебя простить?! — раздался утробно низкий голос красотки, никак не вязавшийся с её внешностью, — ты променял меня на какую-то жалкую отравительницу, а как только ты надоел ей, решил вернуться ко мне, поджав хвост. Трус! Уходи!       «Сто лет?.. Страсти тут не хуже, чем в Грибоедове» — Александра осторожно маневрировала в массе, стараясь как можно более подробно запомнить эту ночь. Девушка потеряла счет времени. Ей казалось, что прошло не более пяти минут, хоть это было не так, но вновь прибывшие гости, неустанно сочившиеся из клокочущего камина, поредели в своих рядах, и со временем, вовсе истощились. Найдя более укромное и свободное место, практически рядом со сценой в розовой стене, Саша, словно опять опьянев, беззаботно закружилась на месте, расставила руки по обе стороны, смотря в светящийся потолок и отдаваясь душой, и телом царившему здесь безумию. Недалеко от неё, высокий широкоплечий мужчина во фраке и женщина с высокой прической, украшенной яркими сапфирами, в порванной на плечах и коленах ночнушке и туфлях на большом каблуке, отдались страстному танцу, цепляясь друг за друга, как за спасательные плоты. Они кружили, словно в вальсе, хоть он сейчас не звучал, но их движения не требовали музыку вовсе. В порывах ветра у женщины мелькал большой ровный красный шрам, обрамлявший всё горло, из которого время от времени мелкими струйками сочилась тёмно-бордовая, почти коричневая кровь, стекая по острым ключицам. В правой руке, что она держала за спиной кавалера, был сложенный в несколько раз чёрный кнут.       — Дарья, Дарья, будьте моей… — удивительно нежно заклинал танцующий на ломаном русском, — всё отдам за вас…       — Ты знаешь, что мне нужно… — властно произнесла женщина, кружась и обхватив одной рукой обе щеки фрачника, — сто душ и я твоя, Фридрих.       — Даже миллион не будет стоить твоей красы, — как мог сквозь стиснутые челюсти, произнес тот.       Шампанское пузырилось и пенилось, тонкими струями выливались из пасти Нептуна вина: красное и белое лились двумя буйными реками в глотки гостей, а цветочные стены также дивно благоухали, от чего в зале создавался свой неописуемо противный аромат. У Саши начала кружиться голова, вместе с тем, как кружилась она сама, а запах цветов и алкоголя, так щедро разливаемого повсюду, вызывал рвотные позывы. Девушка замедлила кружение, затем вовсе остановилась, приходя в себя. Достаточно напившись, некоторые гостьи, отдав своим кавалерам сумочки и туфли, ныряли в бассейны, кувыркаясь, бултыхаясь и брызгаясь в них, как дети в лягушатнике. У Александры всё также кружило голову, а перед глазами появилась белая пелена, из-за чего пришлось опереться одной рукой о колючие белые розы, а пальцами другой помассировать закрытые веки. Стало лучше, но противная подступающая к горлу желчь не давала более покоя. Тяжело дыша из-за образовавшейся духоты, альтистка одним глазом посмотрела на кровоточащую от безжалостных уколов шипов ладонь и двинулась в сторону менее наполненного зала.       На горизонте появилась Маргарита, во взгляде которой читалась вселенская усталость, в сопровождении не менее веселого, чем прежде, Фагота. Они приветливо проносились по забитому гостями залу, лишь на миг остановившись возле Нептуна, на которого залез радостный Бегемот, галстук бабочкой которого съехал в бок с положенного ему места. Он наколдовал что-то у пасти статуи, что из неё на время перестала биться струя, а из бассейна каким-то чудом ушло всё шампанское.       — Коньяк! — вскрикнул кот и в ту же секунду из пасти с неимоверным напором полилась янтарная жидкость, с легкостью заполняя емкость до краев.       Прицелившись, Бегемот, выставив передние лапы вперед, нырнул в бассейн щучкой, от чего по поверхности прошла небольшая рябь. Не многие решили последовать его примеру, но некоторые всё же нашлись. Простенькая на вид женщинам с чуть заметным румянцем, разгоряченная за ночь легким алкоголем, не задумываясь повторила тот маневр за котом, цепляя за собой удивленного молодого мулата, нелепо упала в коньяк, разбрызгивая капли на метр вокруг бассейна. Бегемот же деловито, но фыркая, вынырнул, поправил съехавший и разбухший от влаги галстук и огорченно провел лапами по усам, более не обнаруживая на них праздничной позолоты, бинокль затерялся где-то на дне. Не став больше медлить, королева со свитой поплыла в какое-то тёмное, но на вид тихое помещение.       Биение сердца гулом отдавалось в ушах, тревога сковала всё тело, заставляя бежать, скрыться от наполненного бушующей нечистью зала. Стрельчатая арка, в которую не так давно влетели Маргарита, Фагот и Бегемот, вела в длинный извилистый коридор, на первый взгляд выглядевший бесконечным. Доверившись осязанию и острому слуху, Саша нащупывала каждый метр своего пути, время от времени хватаясь за стены, от подступающего страха неизвестности и замкнутости пространства старалась успокоить участившееся дыхание, глубоко вдыхая и выдыхая через нос. В какой-то момент девушке показалось, что у коридора и правда нет конца, и что блуждает она в кромешной тьме уже несчитанное количество времени.       «Зачем я только пошла сюда? — альтистка коснулась мокрой стены, — как же здесь сыро… И пахнет гнилью»       Впереди возник маленький трепетный огонёк света, вселивший своим появлением чувства надежды и безопасности, будто он не просто огонек, а долгожданный маяк, освещающий своими яркими лучами стихийные солёные воды. Александра ускорила шаг. Вскоре жёлтый огонёк разросся до неприличия в большую плохо освещенную комнату, из которой разило крепким алкоголем, потом и морепродуктами. Место это чем-то напомнило Саше её гостиную — здесь были отделанные деревом стены такого же отдающего в бордо цвета, десятки столиков и стульев уж очень сильно похожих на те, что стояли в тот ужин, а затем и сегодня днем на каждой поверхности стола стояли медные канделябры с полуистаившими и еле горящими тонкими свечами, огромные тарелки вскрытых устриц, источавших запах моря и лимонного сока, чаши с разнообразными фруктами и бутылки алкоголя. Было ошибочно уповать на то, что здесь тише и спокойнее, альтистке даже пришлось виться угрем, чтобы хоть как-то протиснуться сквозь потные тела гостей, боясь их задеть. В этой части бала царила полная анархия: мужчины и женщины предавались чревоугодию, закидывая в себя друг за другом, как конвейер, склизкие лимонные устрицы, попутно запивая их прозрачным алкоголем, напоминающий своим ароматом медицинский спирт, один из столов был полностью посвящен какой-то карточной игре [покеру], в которой участвовали только сосредоточенные напряженные мужчины. За другим столиком истерически смеялась пожилая голая женщина, сверкая беззубым ртом, зелёный платок, что был повязан на морщинистую шею, яростно впивался в бледную кожу, от чего сверху и снизу его образовались две большие свисающие складки. Сидящая рядом с ней миловидная девушка в туго затянутом красном корсете, от чего её груди были готовы вывалиться наружу, и собранными в высокую прическу каштановыми волосами, на певучем итальянском языке ругала и таскала за ухо бедного карлика, из-за чего к смеху женщины добавились сбивчивые удары дамского сапожка о ножку стула.       В более тёмных углах, куда не доставали жёлтые лучи, ютились откровенно целующиеся парочки, хрипло постанывая и смотря друг на друга горящими наполненными желанием и похотью глазами, упивались своеволием и вседозволенностью бала полной луны. Александра невольно загляделась на стоящего на коленях мужчину, мышцы которого валуном перекатывались под белой рубашкой, с жадностью ласкающего ртом опершего о стену худощавого парня, закатывающего глаза от наслаждения. «Я этого не видела, я этого не видела, я этого не видела», — убеждала себя девушка, стыдливо ускорившись, лицо стало пунцово-красным, придавая коже более живой вид. В конце комнаты шуты, одетые в традиционные пестрые колпак с ослиными ушами, жилет и штаны-чулки, размахивая маротом, рассказывали на разных языках о глупцах-королях и их изменяющих с конюхами женах, о колесе фортуны, что стало благосклонно к обычному кузнечному подмастерье, сделав из него князя, имеющего в своих владениях треть королевства, и о многих других не выдуманных историях. С другой стороны собрались фокусники, как один, синхронно показывающих один и тот же фокус с их исчезновением.       Где поистине сейчас было спокойно, так это в первом зале с большим витражным окном, в который Александра попала с левой стороны. В нем было чуть больше тридцати человек — ничто, по сравнению с предыдущими местами. Оркестр исполнял торжественный полонез, звуки эхом отскакивали от тонких колонн, легким туманом рассеиваясь в высоких сводах, чёрно-белые пары величественно и грациозно вышагивали, дамы приседали в нежных неглубоких реверансах, держа руки пластичными и изящными, а мужчины галантно кивали. Пары сходились и расходились, образовывали круги и вновь возвращались в шеренги, вставая друг напротив друга. Смотреть на танцующих было подобно медитации.       «Не думала, что балы такие утомительные, — Саша устало облокотилась правым плечом о ближайшую жилистую колонну, — ног вообще не чувствую»       — Чего стоишь? Помоги старухе встать, — слева раздался кряхтящий женский голос.       Сердце пропустило удар, а затем забилось в темпе венского вальса, готовясь выпрыгнуть из груди, из-за чего стало сложно дышать, по коже прошелся холод, неся за собой табун мурашек, а мозг лихорадочно задавался сначала одним вопросом: «Это она мне?», а затем другим: «Она меня видит?». Насколько возможно медленно Александра повернула голову в сторону, откуда донесся голос, и увидела сидящую на светлом блестящем полу скрюченную фигуру, облаченную в чёрные лохмотья, голова её была покрыта рваным капюшоном, с виднеющимися через дырки серебристо-седыми, похожими на проволоку, волосами. Лицо скрыто.       — Еще и уставилась… — претенциозно буркнула старуха, подняла выше головы морщинистую руку, похожую на иссохшую ветвь, с длинными желтоватыми когтями, и повернула голову в сторону девушки, буравя её слепым, но очень проницательным, с бельмом на оба глаза, взором. Кожа, местами покрытая пигментными пятнами, под воздействием лет сморщилась и была дряхлой, от чего-то вызывала своим видом у Саши чувство брезгливости.       «Она обращается ко мне, ошибки быть не может, — стало жутко от этого осознания и альтистка суетливо начала рассматривать себя, но ничего не видела — она всё также была прозрачной и невидимой, — я могу пожалеть об этом». Александра оторвалась от колонны и робко подошла к старухе, всё еще протягивающую вверх когтистую руку, осторожно вложила в ледяную ладонь свою, пальцы которой, как лианы, обвили костяшки, и, приложив не мало усилий, помогла той встать.       — Ну спасибо, — неискренне поблагодарила слепая, не торопясь отпускать.       — Как вы меня увидели? — шепотом спросила Александра, трусливо оглядываясь по сторонам, боясь, что их разговор будет замечен, но танцующие пары приступили к следующему танцу — польке, двигаясь в припрыжку и звонко стуча каблуками под оживленный мотив скрипок, заглушая тем самым их голоса.       — Не велика задача, — кряхтела старуха, обнажая беззубый рот, — как могла заметить твоя глупая голова, может, я чего-то не вижу, но это не значит, что я не могу видеть кого-то. Тебе здесь не место. Зачем пришла?       — Вы ведьма?       — Ишь ты, какая любопытная, только и успевай ей ответы давать, — пальцы седой разжались, — только и знаешь, как задавать вопросы: «Как?» да «Почему?». Теперь я поняла.       — Я здесь за ответами, — набравшись уверенности проговорила девушка.       — Ты и части их тут не найдешь.       Александра глубоко задумалась, музыка стихла. Зал постепенно начал наполняться пришедшими со всех концов гуляний гостями, и те несметным полчищем разбредались кто куда: вставали вдоль колонн и стен, поднимались по лестницам и даже оставались на балконе, но при этом всём оставляя центр свободным. Старуха схватила Сашу за локоть, дернула ту на себя и зашептала, смотря безумными пустыми глазами:       — Ты повязана с Ним, я вижу как красной нитью сплетены ваши судьбы, но ты этого не желала, была слишком наивна, и даже Он не ожидал, что Его вмешательство может как-то повлиять. Ты всё еще можешь сбежать от Него, спрятаться, оборвав вашу связь, иначе старые законы мироздания не пощадят тебя, — она ещё сильнее сжала руку, и губы её зашевелились с невиданной скоростью, — беги! Ты ещё можешь всё исправить и спасти свою душу! — тут слепая прервалась, резко зыркнув на балкон, успокоилась и разжала пальцы, — он уже здесь… Посмотри на меня и запомни — природа накажет тебя за связь с Ним.       После этого ведьма и вовсе отошла от альтистки, скрываясь в толпе. Растерянная от зловещих предсказаний Александра, словно в трансе, ведомая страхом и готовностью бежать, отступала к центру зала, чуть не споткнувшись о выступающий из пола чёрный гранитный пятиугольник. Тишину прорезали звуки шагов на балконе: с правой его стороны шла величественная Маргарита, поражающая девушку своим посвежевшим и спокойным видом, награждающая нечисть, видимо уже по привычке, с доброжелательной улыбкой, с левой же части в неспешной манере вышагивал Воланд, облаченный во всё чёрное, на голове его была то-ли шапка, то-ли шляпа, напоминающая не так давно популярную шапку «Гоголь», в руках он держал знакомую трость. Лицо сатаны было бледнее обычного, щёки стали более впалыми, от чего линия челюсти и подбородка стала ещё острее, так и маня к ней прикоснуться, под глазами плясали глубокие тени, а губы искажала привычная снисходительная ухмылка.       Когда король и королева бала достигли середины балкона, остановившись ровно перед изображением перевернутой звезды, Воланд протянул Маргарите руку, скрытую под чёрными кожаными перчатками, ладони их соединились, знаменуя союз, и пара начала спуск по левой лестнице. Всё словно замерло, и время в этом месте более не имело никакого значения. Саша вновь стала свидетелем того, чего не должна была видеть, быть может это сослужит для неё большим уроком. В голове почему-то заиграла знакомая часть из «Реквиема» Моцарта , что была достаточно символична всему происходящему, из-за этого Александра быстро повеселела, чувствуя как истерика подкатывает к горлу.       «Старуха права, я не найду здесь ответов, — девушка заметалась, стараясь найти место, чтобы спрятаться, но его не было — везде она была как на ладони, — как же глупа, нужно бежать! Он играет со мной, играет… — тревога сменилась противоречащим смятением. — Тогда почему я стою и ничего не делаю? Почему он так тревожит моё сердце? Почему хочется доверять ему?»       Тем временем Воланд, шелестящий подолом плаща, и Маргарита уже подходили к гранитному пятиугольнику, возле которого вилась обеспокоенная альтистка. Сатана был зол, но за тысячелетний срок он научился филигранно скрывать неожиданно настигающие его эмоции. Как эта старуха позволила ввязаться в их маленькую с Александрой игру? Теперь она боится и хочет сбежать, но нет, такого точно не произойдет, ведь бабочка сама оборвет свои крылья.       «Я не понимаю» — мужчина смерил Сашу холодным, безразличным взглядом, будто она была мелкой букашкой, мешающей его коварному плану, злость пронзила сердце, но пульс предательски ускорился от находящегося буквально в двух метрах Воланда. Послышался скрип колесиков, Саша обернулась на навязчивый звук и увидела, как Азазелло безмятежно катит тележку, что обычно использовалась в гостиницах, на которой стоял большой затуманенный стеклянный куб. И чем ближе он становится, тем яснее было видно его содержание — в голубоватой дымке, бьющейся о прозрачные стенки, лежала голова с мертвенно бледной кожей, узнанная Александрой с полувзгляда — несчастная голова, что похитили сегодня, принадлежала Михаилу Александровичу Берлиозу. Тележка остановилась прямо перед сатаной, Азазелло отошёл чуть в сторону к колоннам, а на лице Воланда появилась безумная улыбка, от чего в уголках глаз пролегли морщинки. Голова медленно подняла веки, потрясая и без того сбитую с толку альтистку, заставляющую себя сдерживать даже малейшие выплески неосознанных восклицаний. Карие глаза её недавнего соседа были слишком живыми и полными раздумий, что никак не вязалось с тем, в каком состоянии сейчас находился их хозяин. Саша ощутила, как сильно затряслись её коленки, комната начала плыть, а тело было готово в ту же секунду обрушиться в обморок. Происходящее просто не укладывалось в голове не только девушки, но и стоящей не так далеко Маргариты. Раздался звонок.       — Ну что, Михаил Александрович, — начал сатана, подойдя к голове и самодовольно усмехаясь, — как я и говорил, голова отрезана женщиной, заседание не состоялось и я живу в той квартире, где жили вы. Это факт. А факт — самая упрямая в мире вещь, — он остановился и мельком посмотрел на испуганно приблизившуюся Сашу, но этого времени хватило, чтобы понять его посыл: «Вы искали ответы? Так получите их сполна», — Но давайте перейдем к более интересному вашему суждению. Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Какая глупая теория… но впрочем, многие теории стоят одна другой, моя же теория такова: каждому будет воздано по вере его. Потому советую вам задуматься о молитвах, ведь адское пламя никого не щадит, — каждое слово Воланда было наполнено яростью и презрением, — вы уходите в небытие, я же хочу выпить за бытие из чаши, которой вы сейчас станете.       Без лишних указаний Азазелло подошел к тележке и снял купол, освобождая тут же исчезающий туман. Покровы головы начали темнеть и гнить, отваливаясь кусками, сразу же тлея, ничего не оставляя после себя, недавно разумные глаза пожелтели и провалились внутрь обнажившегося чёрного черепа, верхнюю часть которого можно было открыть а-ля крышку на шарнирах.       «Воланд безумен! Что он сказал о молитвах? Берлиоз всегда был матерым атеистом, не мог же он… Мог! Ещё как мог! Глупый Михаил Александрович, зачем же ты ввязался в ту беседу?..»       Раздался ещё один звонок. Сатана галантно увёл королеву к пьедесталам, мерно постукивая тростью о каменный пол, и сел на металлический трон, выжидающе смотря вперед, обескураженная Маргарита встала подле него. Александра более не понимала происходящего, впала в ступор и не могла сделать и шага. Кровь отлила от её лица и шеи, мозг отказывался верить глазам.       — Сию секунду, мессир, — раздался голос возникшего из ниоткуда Коровьева, уже стоявшего возле гранитного пятигранника, — я слышу в этой гробовой тишине, как скрипят его лакированные туфли и как звенит бокал, который он поставил на стол, последний раз в этой жизни выпив шампанское. Да вот и он! — восторженно закончил он.       В зал зашел одинокий гость в хорошем дорогом костюме и с аккуратной прической. Своей чёрно-белой гаммой он ничем не отличался от присутствующих здесь гостей-мужчин, но в отличие от остальных, от него прямо-таки разило чувством страха, из-за чего шёл он крайне неуверенно, иногда шатаясь. Округлившиеся от тревоги глаза с расширенными зрачками, бегали по незнакомым лицам в молчаливой толпе, кожа его стала бледнее холста, тонкие губы дрожали. Дойдя до середины зала, мужчина остановился ровно там, где стояла сейчас Александра.       — Милейший барон Майгель, — обратился к гостю Воланд, приторно приветливой интонацией, не понаслышке знакомой альтистке, — я счастлив представить вам, — тут он впервые за ночь обратился к гостям, — почтеннейшего барона Майгеля, служащего зрелищной комиссии в должности ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы.       «Я слышала о нём, но никогда не приходилось его видеть, — Александра заметила, как обеспокоенный барон перебирал вспухшие пальцы, спрятанных за спиной рук. — Для чего он здесь?»       — Милый барон, — ласково продолжал Воланд, но какой бы сладкой не казалась его речь, Сашу пробирал озноб каждый раз, как он начинал говорить, — был так учтив и доброжелателен, что, узнав о моем приезде в Москву, сразу же позвонил мне, предлагая свои услуги в ознакомлении с достопримечательностями города, — по толпе нечисти разом, будто бы руководимой жестом дирижера, пронесся ехидный смешок, — и разумеется, я был счастлив принять его столь любезное предложение и пригласил к себе, — на этих словах в лукавых глазах сатаны мелькнула тень стыдливости за собственную ложь, но то была действительно всего лишь мимолетная тень того, чего не мог испытывать дьявол. В это время Азазелло передал череп Коровьеву.       Приглашенный мужчина стоял не шелохнувшись, как и Александра, наблюдавшая за странным поведением и перешептываниями двоих, стоящих возле тележки. «Что они задумали? Для чего весь этот фарс?»       — Да, кстати, барон, — интимно, понизив голос, заговорил Воланд, наклонившись вперед к собеседнику. У альтистки перехватило дыхание, и в памяти всплыли все те случаи, когда он пользовался такой интонацией, пытаясь соблазнить её на какую-то глупость, она встревоженно посмотрела на сатану, но тот её будто не видел, несмотря на её непосредственную близость к Майгелю, — разнеслись слухи о вашей исключительной любознательности. Поговаривают, что она, в соединении с вашей не менее развитой разговорчивостью, стала привлекать общее внимание. Мало того, злые языки уже уронили такие нелицеприятные слова, как шпик, шпион, крыса. И даже есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не далее, чем через месяц. Потому, со всеми присущими нам благодушием и состраданием, мы решили избавить вас от томительного ожидания.       Далее всё происходило так, будто каждая секунда замедлилась и была уже не секундой вовсе, а целой минутой, по крайней мере так казалось Александре. Из ниоткуда появился высокий и бледный Абадонна, от которого веяло мертвецким холодом, встал напротив барона и на мгновение снял свои очки. Девушка закрыла глаза и зажмурилась. Затем раздался оглушительный хлопок, в ушах зазвенело, а в горле комом застрял, яростно рвавшийся наружу, крик. Тело барона бездыханно упало на пятиугольную гранитную плиту, вязкая бордовая кровь, льющаяся из груди, тут же пропитала белую рубашку и жилет и туго начала стекать по одному из выдолбленных в камне желобов. Александра открыла глаза и сразу же отпрянула на несколько метров, не веря, что это происходит действительно с ней.       «Это не просто пятиугольник, это жертвенник!»       К желобу сразу же подлетел воодушевленный Фагот, подставляя чашу-череп к вытекающей крови, наполняя ту до краев. Мерный стук трости и каблуков приблизился к алтарю. Коровьев передал чашу серьезному Воланду и тот, подняв её над собой двумя руками, громогласно проговорил:       — Я пью за ваше здоровье, господа, — он опустил чашу и прикоснулся к ней губами, отпивая, посмотрел на Александру, глаза которой зажглись безумным пламенем, затем развернулся на пятках, быстро приблизился к Маргарите, протягивая той чашу, и повелительно сказал, — пей!       Не было никакого смысла сопротивляться. Королева шатнулась в сторону, но чаша уже была возле её губ, потому, смирившись, она закрыла глаза и сделала маленький глоток. Маргарита открыла глаза, но те были абсолютно пусты и безжизненны. Казалось, что женщина более не находится конкретно здесь, а где-то совсем далеко отсюда. Девушке захотелось подбежать и потрясти за плечи бедную Маргариту Николаевну, хоть как-то помочь ей прийти в себя. Александра сделала несколько резких шагов в её сторону, но укоризненный взгляд сатаны остановил её, от чего альтистка замерла, как статуя, безвольно наблюдая за дальнейшим. Словно куклу, недавние гости обмотали тело Маргариты в кокон из длинной красной ткани, на несколько метров струящейся по полу, сняли корону, положили под голову подушку, и подняв, как на носилках, не торопясь, подобно похоронной процессии, унесли.       Зал опустел, и единственными его посетителями остались серьезный Воланд и застывшая Александра, в панике пытающаяся вырваться из оцепенения. Мужчина неторопливо подошел к ней, осматривая с ног до головы, подмечая для себя, что ночь для девушки не прошла бесследно.       — Что с вашими ногами? — сатана сделал ещё шаг, из-за чего расстояние между их лицами сократилось, одна его бровь над чёрным глазом выгнулась в вопросительную дугу, — что я говорил вам о невредимости? — в эту же секунду к Саше вернулся контроль над своим телом и злость, наполняющая её душу, колкостями стремилась вырваться наружу.       — С моими ногами всё в порядке, а вот с вашими мозгами явно что-то не так. Для чего придумывать лестницы, по которым невозможно ходить? Вы вообще представляете, что мне пришлось пережить, чтобы подняться, а потом ещё и…       Воланд, нахмурившись, будто Александра говорила утомляющую ахинею, отмахнулся от гневного монолога, заставляя тем самым её резко замолчать. Саша была поражена этим жестом, потому сильнее забурлила в её венах ярость, окрашивая кожу в красный.       — Я не могу поверить, что вы так глупы, — мужчина устало потер глаза, — вас даже боль не смутила. Неужели вы ничего не знаете о свойствах наших лестниц? Какое разочарование…       — Как вы смеете называть меня глупой?! — не стесняясь закричала Александра, сжимая руки в кулаки, впиваясь немного отросшими ногтями в мягкую кожу. — Сами палец о палец не ударили за ваш, так называемый бал. А всё почему? Тешите своё тщеславие… — она горько хмыкнула, вкладывая в следующие слова всё своё презрение, — не думала, что слова обычного человечишки так обидят дьявола. Зовите караул, эго задето! — Саша разжала пальцы и начала активно жестикулировать, — вы просто беситесь с жиру, играясь с судьбами. И все люди для вас вовсе не люди, а шахматные фигуры на клетчатом поле, естественно, вы — король, кто-то из них слоны, кто-то ладьи, ферзи, а кто-то пешки, но я вам не пешка…       — Нет, вы не пешка, — подтвердил Воланд и одной рукой с силой обхватил обе щеки альтистки, притягивая её к своему лицу, другая рука легла на голое плечо, девушка сразу же уперлась ладонями в его грудь, отталкивая, — что вам сказала старуха? — Александра молчала, заставляя своим молчанием зловеще натянуто улыбнуться и ещё сильнее сжать её скулы, — что она вам сказала?!       — Отпусти… — сквозь зубы зло прошипела альтистка, сверкая зелёными глазами, адреналин бушевал в крови. Воланд не собирался отступать, буравя её лицо помутневшим, пожирающим взглядом.       Бесспорно, была какая-то прелесть в их официальном обращении друг другу на «вы», но когда альтистка обратилась к нему на фривольное «ты», ни с чем не сравнимое ощущение пронеслось вниз по телу, закрепляясь в паху. Саша могла поклясться, что секунду назад она была готова чуть ли не убить мужчину, будь у неё такая возможность, но сейчас же ярость сменилась страстью — всеобъемлющей и безрассудной, позволяющая мозгу навсегда замолкнуть, а сердцу выдать дирижерскую палочку.       Александра властно схватила Воланда за грудки, притягивая того ещё ближе, от чего её обнаженная, с фарфоровым оттенком кожа слегка коснулась чёрной холодной плотной ткани плаща, и привстала на носочки, ровняясь взглядом с сатаной. К слову, получилось у неё это крайне несуразно из-за ставшей привычной боли, стоять в таком положении долго не получилось, потому она сразу же приземлилась обратно на пятки, чем вызвала у дьявола насмешку, перешедшую в искренний смех. Воланд всё-таки отпустил щеки девушки, и к тем участках, где были его пальцы, снова начала поступать кровь, образуя розовые пятна, но убранная рука сменила хватку на узкую талию, притянув вожделенное тело донельзя ближе, смотря в соблазнительные глаза сверху вниз. Каждая клеточка пылала теплом, раскрываясь, как бутоны роз, навстречу желанному прикосновению, но при всём огорчаясь от столь небольшой области.       — Она сказала мне бежать, — Саша прервала тишину, крепче хватаясь за ткань, будто сатана мог исчезнуть в любой момент.       — Но вы ещё здесь, — хрипло констатировал факт мужчина, левой рукой убирая за ухо едва запутавшиеся русые пряди.       — Я всё еще здесь.       — Подарите мне последний танец? — от томной просьбы сердце Александры приятно екнуло.       — Разве король не должен танцевать с королевой? — один уголок рта альтистки хитро изогнулся, а в глазах засверкало озорство, — и мне кажется крайне неприличным тот факт, что вы, мессир, одеты с ног до головы, а я, как вы смеете заметить, полностью раскрыта.       Через несколько секунд плечи Саши были укрыты тяжелой и плотной тканью плаща, а на голову была надета черная шапка, забавно съезжающая на лоб.       — Voilà, — игриво закончил мужчина, отошел немного назад и низко рассмеялся, — теперь вы король. Что прикажете исполнить?       — Дайте-ка подумать… Точно! Третью часть первой симфонии Малера, пожалуйста. — обратилась она к вновь возникшему оркестру.       Раздались глухие вступительные удары литавр, отбивающих ритм подобно похоронному набату, контрабас уж в очень высоком для себя регистре запел мелодию известной народной песни «Братец Яков», вскоре к контрабасу присоединились фагот, виолончель и труба, перенимая и подражая основному мотиву. На первый взгляд музыка могла показаться сарабандой, но таковой не являлась — то был гротескный похоронный марш. Александра, довольная своим юмором, шутливо присела в реверансе, оттягивая руками в обе стороны плащ, подобно юбке платья, и замерла, попутно замечая хищный оскал сатаны, оценившего её остроумие.       Подхватив темп шага, сатана выпрямился, как натянутая струна, одна нога была чуть согнута в колене, одну руку он положил на бок, а другую отвел в сторону, начиная свой изящный танец. Воланду было и смешно, и удивительно с того, как тело всё ещё помнило движения [сарабанды]. Альтистка интуитивно старалась влиться, пластично двигая руками, в те моменты, когда мужчина останавливался и хитренько на неё смотрел, затем снова замирала, давая ему шанс «высказаться». Музыка и правда была увлекательной, но Саша ждала среднего раздела, разбивающего монотонную скуку яркой палитрой мелодии цыганской песни сначала у духовых, а затем у задушевных скрипок, и как только она зазвучала, девушка довольно хлопнула в ладоши, уносясь в неукротимую пляску. Вьясь, как змея, вокруг сатаны, она легко касалась подушечками пальцев широких плеч, лопаток и груди, оставляя после себя послевкусие предвкушения, крутилась вокруг своей оси, из-за чего густые волосы, чуть прижатые головным убором, подобно лучам солнца, вольно разлетались. Воланд вожделенно наблюдал за каждым плавным движением рук и изгибающейся талии, за умиротворенным лицом с довольной улыбкой и сверкающими, пожалуй, ярче чем «пёс Ориона», зелёными глазами.       К сожалению, цыганщина быстро сменилась одухотворенной пасторалью, остужая пыл разгоряченной, тяжело дышащей Александры. Эмоции разрывали её. Более не слушая музыку, мужчина нетерпеливо обхватил обе руки девушки и закинул их себе за шею, а сам же положил свои на её талию, скрытую под плащом. Саша смущенно подняла взгляд, осматривая отстраненного Воланда, смотрящего куда-то вперед над её головой. Между хмурящихся бровей пролегла глубокая морщина, уголки бледных губ непривычно опустились, также как и тени под потускневшими глазами выдавали тысячелетнюю усталость.       «О чем он думает? Только что был весел и… »       — Бал окончен. Пришло время вернуться, — сказал Воланд, не смотря на Александру.       — Peitsche und Zuckerbrot.       Сатана на этот выпад никак не ответил. Терзающий девушку вопрос: «О чем же сейчас думал дьявол?» и правда очень интересен. Не для кого не секрет, что Сатана, Мефистофель, Дьявол, Искуситель, Чёрт, Князь тьмы или полюбившееся ему самому имя Воланд никогда ничего не боялся. Тогда откуда возникло это неприятное, гложущее чувство тревоги, туманящее рассудок? В порыве бреда даже возникала мысль: «А не подослали ли её ко мне специально?», которая сразу же исключалась другим изречением: «Ты сам себя с ней связал, так чего теперь боишься?». Чуждая нежность отравляла и злила.       Мир бала полнолуния начал таять. Своды растворялись, открывая вид на тёмно-синее звездное небо, колонны начали рушиться, лестницы обваливаться, витражное окно с изображениями звезды и пяти чертей покрылось треснутой сеткой и вскоре лопнуло, рассеивая красочные кусочки по оставшейся поверхности балкона. По полу пошли трещины, Александра в испуге обхватила шею Воланда, сильнее прижимая его к себе, и зажмурилась. Что-то грохнуло. Тишина.       Теплая жидкость приветливо обволакивала расслабленное тело, смывая с него всю усталость. Чьи-то заботливые руки проводили по коже шероховатой приятно массирующей мочалкой. Здесь приятно пахло пионами, хрупкие лепестки нежно щекотали. Саша открыла глаза.       — Вот вы и очнулись, Александра Ильинична, — промурлыкала Гелла, аккуратно проводя мочалкой по животу девушки. Альтистка лежала в своей ванной, наполовину заполненной водой, на поверхности которой плавали розовые и белые лепестки пиона. Напряжение сразу сковало все мышцы, но останавливать вампиршу Саша не торопилась, пристально наблюдая за дальнейшими действиями. Благодарность мелькнула в глазах рыжей, и та продолжила свою работу, — я почти закончила. Далее нужно наложить мазь на ваши ступни.       Александра вылезла из ванны, ароматная вода струями стекала на холодный плиточный пол, образуя под изнывающими от боли ногами лужу, Гелла подала девушке махровое полотенце и та насухо вытерлась, замечая на себе легкий пионовый шлейф. Квартира вновь вернула свои привычные очертания: обычный вход, обычный тёмный коридор, несколько дверей, ведущих в разные комнаты, в одну из которых и вошла хромающая Александра, ощущая как её душу наконец наполняет спокойствие. Комната оказалась пуста. Ноты всё также лежали на дубовом столе, альт стоял в темном углу, на не заправленной белым комплектом кровати остались складочки и вмятины после сна, бордовые шторы были раскрыты, от чего во все три окна можно было увидеть ровное серебристое блюдечко, прикрепившееся на небо.       Саша прошла вглубь комнаты, остановившись возле зеркала. Из него на альтистку смотрела обезумевшая девушка, голая, с темными мокрыми волосами, водорослями раскинувшимися по плечам и лопаткам, кожа её блестела на лунном свете, а пухлые губы, что искривились в полуулыбке, были накрашены знакомой защитной помадой. В спальню зашла Гелла, неся в руках небольшую жестяную чашу. Александра села на кровать, подмечая для себя, что решение это было лучшим за эту ночь. Рыжая ведьма, поставив чашу на пол возле девушки, опустилась на колени и зачерпнула в ладонь горсть мази, чем-то отдаленно напоминающую ту, которой мазали колено Воланда.       Воланд. Этот мужчина ни на секунду не отпускал мыслей альтистки, поселившись в них так глубоко, что выгнать его оттуда было практически невозможно. Каждый раз что-то важное ускользало из её взора, теряясь в напускном безразличии. Не было и грамма сомнений в том, что Саша не безразлична ему, и девушка убедилась в этом сегодняшней ночью. Ведь будь это ложью, он не зашел бы сейчас в комнату, одним взмахом длинных пальцев, на одном из которых сверкал чёрный перстень, приказать Гелле уйти, не давая той закончить начатое. Словно тень, скрываясь от лунного света, он прошел к кровати и спустился перед Александрой на правое, не больное колено, как смиренный раб, затеявший бунт, ткань брюк соблазнительно обтянула его ноги. Ненавязчивый запах пионов смешался с присущими только ему свежим запахом хвойного леса и табака, дурманя сложившимся букетом. Мужчина бережно поднял левую ступню девушки, будто та от малейшей силы могла разрушиться, и положил на свое согнутое колено.       В свете полной луны Александра выглядела божественно, грудь её почти не вздымалась, замерев в мучительных переживаниях о будущем, руками, расставленными по обе стороны от себя, она схватила мятые простыни, крепко в них вцепившись пальцами, немного испуганно смотря на сатану сверху вниз. Воланд, набрав белесую лечебную мазь, стал накладывать её на кожу Саши, деликатно втирая двумя руками. Ситуация сложилась до ужаса странная. Взгляд его потемнел, и некогда зелёный глаз заполнила чернота расширившихся от возбуждения зрачков. Партия почти подошла к концу, и Александре стоило обдумать последний ход. Они молчали, но в словах более было нужды, чтобы свободно выражать то общее чувство, что терзало каждого из них. Он закончил, стопа, пальцы и щиколотки альтистки влажно поблескивали, маня вновь прикоснуться к ним.       Неожиданный поцелуй накрыл внутреннюю часть бедра почти у колена, от чего пораженная Саша инстинктивно схватила Воланда за волосы, останавливая и немного отталкивая. Она не понимала, что он делает, и то приятное наслаждение, разливающееся из глубин души, вселяло страх и леденило вены, округлившиеся глаза метались по комнате. Александра понимала к чему приведет их маленькая игра, но не была готова к этому сейчас, а, возможно, вообще никогда не была готова. И страшно было не только потому, что это был бы её первый раз, но в большей мере из-за того с кем именно он произойдет. Слова ведьмы не давали покоя, угрожающе звуча отголосками: «Беги… Наказание… Мироздание…», но последующие ласковые прикосновения холодных губ к горящей коже выбивали остатки сомнений. Мужчина опустил ногу девушки на пол, поднялся с колена, протягивая той раскрытую ладонь, предлагая встать. Шах.       — Меня нарекут любовницей дьявола? — обреченно улыбнулась альтистка, переводя взгляд то на протянутую ей руку, то на неэмоциональное, но с явным желанием в глазах, лицо.       — Злые языки всегда будут бить не хуже плети, но вы можете сделать выбор — слушать их или нет.       — Как у вас всё просто…       — В моем распоряжении вечность. Какой смысл распыляться на чьи-то нелепые мнения?       — Но, тем не менее, Берлиоз умер, а Иван Бездомный в психиатрической больнице… И вы вовсе не распыляетесь на чьи-то нелепые мнения.       Воланд рассмеялся, и наконец его лицо перестало быть таким отстраненным. Александре нравилось, когда он смеется, будь это даже безумный или обозленный оскал, всё равно нравилось. Девушка встала и робко вложила свою ладонь в его, пожалуй, впервые ощущая его и только его кожу рук без перчаток. Широко улыбаясь, как мальчишка, сатана посмотрел на неё довольным взглядом. Когда Воланд был не таким зловещим, он вселял чувство безопасности и тепла, противоречащей его истинной природе. Может, то лишь иллюзия, призванная ослабить бдительность жертвы, но почему-то в неё хотелось верить.       Мужчина притянул Александру, одной рукой хозяйски обхватывая талию, а другой приподнимая острый подбородок навстречу желанному поцелую. Краски прильнули к щекам, мазнув по ним ярким красным румянец. Все мысли сосредоточились на крепко держащей талию руке, резким прикосновениям к губам и дразнящему языку. Приличие уже было ни к чему. Саша прильнула всем телом и обвила его шею руками, запуская ладони в густые уложенные волосы. Ловкие пальцы, словно перышки, порхали по ребрам, поднимаясь выше к упругой груди, с упоением её изучая, разряд тока молниеносно пронесся по чувствительной коже, стоило только мужчине её немного сжать, вырывая уже из его груди самодовольный хрип.       Воланд разорвал поцелуй, с наслаждением смотря на результаты своих стараний. Остатки помады, напоминающие своим цветом стыдливые щеки девушки, размазались вокруг припухших губ, в зелёных глазах кричал протест, требуя вернуть всё обратно. Саша одновременно ждала этого и трепетала. Сомнение вновь закралось в русую голову, но тут же исчезло. Сатана подхватил её за бедра, и ноги в страхе обвили его талию, держа за округлые ягодицы, в несколько шагов преодолев половину комнаты, посадил на дубовый письменный стол, усеянный веерами из нот. Воланд едва касался прозрачной кожи шеи с заживающим синячком от инструмента, смотря на неё будто под гипнозом. Нетерпеливость заставляла принять хоть какие-то меры, потому Александра жадно впилась в его губы, целуя и кусая их, получая в ответ ещё более агрессивные ласки. Пальцы шустро нашли гладкие пуговицы черного жилета и аккуратно расстегнули их одну за другой, а затем переместились к более маленьким на рубашке. Обе вещи упали на пол.       «Что же я делаю?»       Ладони легли на оголившуюся грудь мужчины, под кожей которой, укрытого в самой глубине под ребрами, не издавалось ни биение сердца, ни что-то напоминающее его. Это пугало. Воланд неустанно награждал своим вниманием каждый миллиметр пунцовых губ и щек, выводя языком извилистые узоры на шее, оставляя на ней море новых следов — его следов. Господствуя над телом девушки, он опустился ниже, обхватывая губами затвердевший сосок, и чуть зажимая подушечками пальцев, ласкал второй. В горле застрял стон. Правая рука легла на внутреннюю часть бедра широко расставленных ног, из-за чего Саша, стесняясь, сразу же попыталась их сжать, но помещенное между ними тело мужчины и его настойчивый напор не давали этого сделать.       Незнакомые ощущения переполняли, былые проблемы и заботы трусливо спрятались на задний план. Александра была права, Воланд не хотел спугнуть её, прекрасно осознавая каково ей, но животные инстинкты пробирались сквозь завесу контроля, заставляя кусать и царапать зубами гулко вздымающуюся грудь, буквально слыша, как сердце альтистки пропускает удары, продвигать выше покоящуюся на ноге ладонь, и вскоре достигнуть вожделеющего внимания лона, накрыв его пальцами, высвобождая из горла девушки застрявший сдавленный стон. Саша вцепилась одной рукой в широкие бледные плечи, ощущая как подступает волна наслаждения, оголяя нервные окончания, а другой закрыла себе рот и до крови закусила нижнюю губу.       — Вы прекрасны, — низко произнес Воланд, с искренним восхищением смотря на неё, — я хочу слышать вас.       Заботливо убрав её руку от губ, он варварски вторгся поцелуем, слизывая капельки крови с красных губ, попутно массируя большим пальцем клитор. Ощущение чужой ласкающей руки не было одним и тем же с тем, когда девушка пробовала трогать себя, иногда достигая тусклой кульминации, это ощущение было в сто крат ярче и пробирало чуть ли не до самых костей. Александра, закрыв глаза, ощутила себя парящей и легкой, словно бабочка. Холодные хлопковые простыни коснулись её спины или же она коснулась их, то было не так важно. Выпустив девушку из своих объятий, сатана встал с кровати, снимая обувь и неспешно расстегивая брюки, с хищным оскалом наблюдая за смущенной раскрасневшейся альтисткой. Теперь ей представилась возможность во всех красках рассмотреть его худощавые, но не лишенные крепких рельефных мышц жилистые руки и плоский живот со слегка проступающим сквозь кожу прессом.       Целая гамма эмоций сменяла одна другую. Александре вновь становилось страшно, и уверенная в своем страхе была готова оттолкнуть, мысленно проклиная их случайное столкновение возле Варьете. Возбуждение было почти невыносимым.       — Мне страшно… — одними губами прошептала Саша, наблюдая как обнажившийся Воланд склонился над ней, заключая в капкан своих рук, не давая шанса на побег.       — Это нормально — испытывать страх, но не давайте ему отравить ваш рассудок, — крепкой хваткой сатана сжал двумя пальцами подбородок и, отведя его в сторону, наклонился, упиваясь нежностью кожи, — отбросьте сомнения.       Александра неуверенно обвила его шею, каждая мышца сладостно расслаблялась после долгого напряжения. Сатана продолжил томительную пытку, вновь протиснув руку сквозь сомкнутые коленки, попутно лаская местечко за ухом, от чего ногти девушки вонзились в его спину, ничего не оставляя после себя. Перед глазами возникла красная пелена, тугой узел из спазмов не торопясь, но и не останавливаясь, формировался ниже живота, отяжеляя.       — Воланд?.. — Саше захотелось хныкать от собственного бессилия и страсти. Он поднял затуманенный взор на смотрящие с мольбой глаза. — Я…       — Говорите членораздельно, — сатана насмехался над её смятением, зная, без лишних слов, чего она от него хочет.       Ответом послужило нерешительное разведение затекших коленок, позволяющее мужчине взять контроль над её телом, от чего девушка сразу же отвернула пунцовое лицо, уперев взгляд в крайний угол комнаты. Слегка приподняв бедра, головка члена осторожно коснулась мягкой кожи, проходясь по всему лону и заставляя вздрогнуть, когда он наконец стал входить. Подступили слёзы, и захотелось взвыть от распирающего внутри давления.       Шах и мат. В той игре, что подошла к концу, не было победителей — в ней были только проигравшие. Поглощенные друг другом, они даже не заметили, как к ним присоединился третий беспощадный игрок — вселенная, которая никогда не терпела противоестественность вещей.       Воланд не двигался, позволяя привыкнуть, успокаивающе проводил пальцами по спутавшимся непросохшим волосам, одновременно шепча в губы:       — Вот и всё, ты умница.       Прошло с десяток секунд, Александра кивнула, одобряя продолжение. Первый мягкий толчок был ещё болезненнее, чем она ожидала, лицо покрылось мелкими складками от напряженного сжатия век и хмурых бровей. Одинокая слеза прокатилась по щеке, и была сразу же поймана согнутым указательным пальцем. Прошло ещё несколько секунд. Второй медленный толчок был всё также болезненным, но будто бы не настолько, как предыдущий. Постепенно становилось всё легче и легче.       Воланд терял контроль над собой. Он видел, как она напугана, и это лишь сильнее заводило, он хотел сделать ей больно, но не мог позволить себе этого, по крайней мере, не сейчас. Хотелось вдалбливаться чуть ли не до исступления в податливое тело, но он не делал этого, хотелось перевернуть и с гулкими шлепками по ягодицам поставить в нужный ему угол, но он не делал этого, хотелось отключиться от реальности и позабыть о деликатности, отдавшись собственным желаниям, но он не делал этого.       Толчки стали резче и беспорядочнее. Александра обхватила ладонями обе щеки Воланда и притянула его лицо, сливаясь в поцелуе. Просунув руку меж телами, мужчина набрал на пальцы естественную смазку, стимулируя чувствительный клитор. Из горла альтистки вырвался стон, приглушенный чужими губами. Простыни под её спиной стали мокрыми. Тепло начало скапливаться ниже живота. Воланд, держащий одной рукой бедро, поднял его выше, меняя угол проникновения. Саше хотелось скрыться от вновь возникшего стыда, но сатана быстро перехватил свободной рукой её лицо, заставляя смотреть прямо в его обезумевшие тёмные глаза. Рассудок всё же покинул его. Голова снова мутнела, внизу, с каждым смазанным движением пальца и ускоряющимися внутри неё грубыми толчками, нарастало напряжения, требующее разрядки. Участившийся пульс звучал белым шумом в ушах подобно морским волнам.       Копившийся узел напряжения лопнул, вызволяя из своих пут оргазм. Тело Александры несколько раз блаженно содрогнулось, заслезившиеся глаза жмурились, вызывая этим триумфальную улыбку на лице Воланда. Подстроив её бедра ещё удобнее, он несколько раз глубоко толкнулся и вытащил член, с низким стоном кончая на простыни. Мужчина уперся головой в изгиб между зацелованной шеей и хрупким плечом, успокаиваясь. Саша как тряпичная кукла неподвижно лежала с закрытыми глазами, едва держа связь с реальностью.       — Вы прекрасны, — в который раз за эту ночь повторил Воланд, мягко целуя девушку в висок.       Стало так свободно, Александра будто погрузилась в сон, но лишь на мгновение.