***
«Он смотрит прямо в душу. Он никогда не отпустит. Он — хозяин. Он — власть». Сморгнув одиноко катящуюся из глаз слезу, Александра, потупив взгляд, смотрела на висящую на стене, с зелёными обоями с витиеватыми узорами, картину с изображенным на ней бледным мужчиной с горящими глазами и сложенными под рукой ангельскими крыльями. Он смотрел прямо в глубь её естества, выискивая взглядом всё, даже самые потаённые грешки, всю гниль, всю грязь, и найдя, был готов обнародовать их и, если потребуется, облепить говорящим клеймом всё тело. В руке девушки покоился новенький чёрный футляр, наполненный изнутри тяжёлым альтом, коего не должно здесь быть. Ровно также, как и его обладательницы. Саша не понимала где она, но то был не самый главный вопрос. — Что это только что было? — спросила она саму себя, неотрывно смотря на картину и не надеясь услышать ответа. — Es ist keine gute Idee, an einem so überfüllten Ort Russisch zu sprechen. Wir hatten uns geeinigt. Справа раздался шепчущий знакомый женский голос, наполненный томящейся истомой, и, вскоре, на плечо легла изящная ладонь в чёрных кружевных перчатках, заставляя Александру отмереть. Беловолосая стройная женщина, одетая в строгое чёрное платье с блестящими пайетками на бюсте и части рукавов-фонариков, обворожительно улыбалась, обнажая белые зубы с чуть выступающими клыками, и всё, что в ней выдавало знакомого Саше человека — это травянисто-зелёные сверкающие глаза. — Гелла?.. — неуверенно произнесла альтистка, убирая руку вампирши со своего плеча, но не отпуская из ладони. — Psst, Fräulein Weißmann, — женщина кинула на Александру укоризненный, но несколько удивлённый взгляд и, подхватив ту под локоть, повела по выставочному залу. — Was ist in dich gefahren, Aleith? «Гелла выглядит не как Гелла. Почему она говорит со мной на немецком? О чём мы договаривались? Где Воланд? Ума не приложу…» — Ich verstehe nicht ganz, was gerade vor sich geht, — альтистку удивило и собственное произношение, звучащее практически без акцента, и то, с какой скоростью она понимает язык, в котором мало практиковалась. Вампирша посмотрела в глаза Александры и, видя в них сплошное непонимание, улыбнулась ещё шире. Губы, спрятанные в красную помаду, приблизились к уху девушки и чуть слышно прошептали: — Неужели госпожа всё вспомнила? Сашу прошиб озноб, и по телу побежали мурашки. Только сейчас она осознала, что ничего не чувствует — внутри неё непроглядная пустота, тёмная бездна без конца и края, такая же бездушная, как чёрный глаз того, кого более не хотелось вспоминать. Но вместе с бездонной пустотой было и непонимание её возникновения. Что произошло за эти несколько минут? Девушка посмотрела на свои руки, тонкие и длинные пальцы с ярким красным маникюром, проглядывающими через такие же, только белые кружевные перчатки длиной несколько выше запястья. Подол однотонного бежевого платья чуть прикрывал колени. «Не помню их. Во что я одета? Откуда это на мне?» — Ich verstehe es nicht, Ge… Fräulein Weißmann. Wo sind wir? — также тихо интересовалась альтистка. Вампирша подвела Александру к очередной картине, с изображенной на ней юной девушкой в пышном барочном платье. Она была так юна, но в голубых глазах читалась отяжеляющая печаль. — Wir sind in Dresden, — женщина осмотрелась по сторонам и встревоженно залепетала, — поговорим позже — здесь слишком много ушей. Слушай внимательно: сейчас к нам подойдут два молодых человека. Будь с ними крайне вежлива. Ничего сама не говори и не спрашивай. Если спросят тебя, отвечай крайне ёмко, — Гелла одернула альтистку, смотря в испуганные глаза. —Hast du mich verstanden? Nicke für Ja. Саша неуверенно кивнула. Возникшая ситуация никак не укладывалась в голове. «Какой к чёрту Дрезден?! Я в аду? Что происходит?!» Через несколько секунд к дамам и правда подошли двое молодых человек лет двадцати пяти. Оба были светловолосые и голубоглазые, с тонкими носами, высокими лбами и лучезарными улыбками, и, в целом, юноши выглядели крайне доброжелательными. Только вот Александру насторожил какой-то тёмно-серо-каменный цвет их формы, странные погоны и ворот мундира, усеянный петлицами, по которым было не понять их звания. Все внутренности Саши сдавило, стоило ей только посмотреть на них. Невидимые путы окутали обеспокоенное сердце — Liebe Fräulein Weißmann! — обратился один из них, снимая фуражку, нежно поцеловал протянутую вампиршей руку. — Sie sehen wie immer einfach bezaubernd aus. — Sie schmeicheln mir, Hauptscharführer, — томно произнесла женщина, слова молодого человека её явно не смутили. Кокетливо улыбаясь, она протянула руку второму, зелёные глаза засверкали ещё ярче. — Рада нашей встрече, Петер. Давно не виделись. — Ich kann es nicht in Worte zu fassen, wie froh ich bin, — немец прильнул губами к руке Геллы и непозволительно долго для простого жеста целовал её, не разрывая зрительного контакта. «Между ними что-то есть?» — Хочу представить вам мою дорогую подругу фройляйн Алеит Нотбек, — вампирша указала на Александру и добавила: — Sie ist übrigens keine Schauspielerin, aber sie arbeitet im selben Theater wie ich. Sie ist Musikerin. Юноши окинули девушку оценочным взглядом, цепляясь за губы, ключицы и талию, в голубых глазах начали плескаться дьявольские огоньки, что ввели в жуть Сашу, от чего спина её покрылась мурашками. Тот, к кому Гелла обратилась как Петер, первым протянул альтистке руку и сказал: — Freut mich, Sie kennenzulernen, Fräulein Nottbeck. Mein Name ist Peter Rickert. Набравшись смелости, Александра вложила руку в широкую ладонь молодого человека и тот, к счастью, просто приветственно её сжал. Девушка снова окинула взглядом формы немцев и подметила, что погоны и петлицы у них одинаковые. — Es freut mich auch, Hauptscharführer, — рискованно проговорила альтистка, выискивая во взгляде Петера изменения, но он, довольно улыбаясь, отошёл в сторону. «Фух, я не ошиблась». — Меня зовут Карл Лауфер, фройляйн Нотбек, — обратился к девушке второй немец и, в отличие от своего сослуживца, без зазрений совести прильнул губами к тыльной стороне ладони протянутой ему руки. Карл был выше Александры чуть ли не на две головы, но лицо его было настолько мальчишеское и беззаботное, что это никак не вязалось с его ростом и широкими плечами. В сравнении с ним Саша чувствовала себя поистине крошечной и незначительной, из-за чего становилось ещё страшнее. В мыслях альтистки даже промелькнуло то, что Лауфер чем-то был похож на Мишу. Гелла в это время перешептывалась с другим молодым человеком. — Приятно познакомиться, гауптшарфюрер, — у Александры дрожали коленки. Она не понимала почему её тело так реагирует на них, списывая то на волнение от непонимания происходящего. — Зовите меня просто Карл, — попросил молодой человек, обворожительно улыбнувшись. — Разве я могу, герр Лауфер? — Конечно! — Тогда приятно познакомиться, Карл, — девушка улыбнулась одними уголками губ, а немец словно просиял от такого её обращения. — У вас проскальзывает интересный акцент, — в голосе Петера звучали дразнящие нотки. Прежде чем Александра успела что-то сказать, за неё ответила Гелла, подхватывая юного гауптшарфюрера под локоть: — Она из Польши. Мигрировала оттуда в начале войны. Сердце сжало от ужасающего слова, и оно будто перестало биться. Окружающий воздух стал настолько спертым, что его более не хотелось вдыхать. Заметив перемену в альтистке, вампирша быстро прибавила: — Это болезненная тема для фройляйн Нотбек. Евреи убили её родителей, когда первые войска фюрера вступили в Краков. Они были чистокровными немцами, — с напускной печалью закончила она, но быстро натянув улыбку предложила: — Честно говоря, картинная галерея нам несколько наскучила. Не могли бы мы отправиться в более интересное место? «Война?! Польша? Евреи, убившие родителей? Да что она вообще несет?» — Согласна с фройляйн Вейсман, — проморгавшись, Саша натянуто улыбнулась, пряча под маску истинные чувства страха и непонимания. — Дамы заскучали, Карл, — насмешливо говорил Петер, толкая сослуживца в плечо. — Время обеда, — констатировал Лауфер, смотря на серебристые карманные часы. — Мы могли бы зайти в кафе и отобедать. Оно в пяти минутах отсюда. — Прекрасно! — воскликнула Гелла. — Мы как раз страшно проголодались. Да, Алеит? — Конечно. Мы как раз обсуждали это до вашего прихода, — Александра удивлялась тому, насколько быстро такая правдоподобная ложь слетала с её губ. — Для меня будет честью сопроводить вас, фройляйн Нотбек, — Карл, по-мальчишески улыбаясь, подошёл поближе, протягивая Саше согнутую в локте руку. — Алеит, — уточнила она, почти заигрывая. Альтистка вложила свободную от инструмента руку в его, ощущая каждой клеточкой открытой кожи гладкость и плотность ткани мундира. К горлу подступил комок отвращения. — Алеит, — смакуя каждую букву, повторил Лауфер, выводя её из зала галереи, под звуки взволнованного сердца и стука дамских каблуков.***
Дрезден поражал. В отличие от каменной и почти безжизненной Москвы, этот город был будто олицетворением самой жизни. Каждая улочка, каждое здание, что смогла увидеть Александра по пути, были пропитаны животворящим искусством, а не той безликой картонностью, к которой так стремились Советы. Стараясь сильно не глазеть, девушка как губка впитывала всё своё окружение, иногда забывая отвечать на незначительные вопросы сопровождающего её молодого человека. Но как бы ей не нравилось здесь находиться, рой жужжащих мыслей не давал покоя. Кафе располагалось в паре кварталов от картинной галереи, было маленьким, но крайне уютным. Круглые деревянные столики блестели от лака и от отражающихся в них прямых солнечных лучей. Компания практически урвала единственный столик, находящийся в тени. По радио звучал приятный женский голос в сопровождении аккордеона и скрипки. За всё время обеда Саша старалась быть немногословной и говорить только тогда, когда к ней обращались, как и наказала ей вампирша, которая взяла всё внимание на себя. Александре везло, и на неё практически не обращали внимания, но вопросы всё же иногда проскальзывали. — Алеит, вы скрипачка? — с искренним любопытством спросил Карл, бросая взгляд на футляр с инструментом, стоящий рядом с ней. — Да! Я тоже хотел об этом спросить, — откинувшись на спинку стула, поддержал Петер, закуривая. — Нет, я играю на альте. «Мой родной, как же ты тут оказался?» Несколько секунд на лицах немцев читалось непонимание и озадаченность, из-за чего Саша криво улыбнулась, но в следующий миг в глазах Лауфера мелькнуло осознание, и тот радостно выдал: — Это же тоже скрипка, только больше? — молодой человек имитационно положил невидимый инструмент на плечо и начал водить рукой а-ля смычком. — Верно! — весело воскликнула альтистка, не понимая причину своего веселья. — Точно! — Риккерт ударил открытой ладонью по столу, заставляя Александру вздрогнуть от резкого звука. — Я ведь тоже учился игре на фортепиано целых три года! — И ты уже сотню раз об этом рассказывал, — поддразнила Петера Гелла, кладя тому руку на плечо, и, вырвав из его пальцев сигарету, сделала затяжку. Время обеда тянулось непозволительно долго. От волнения с Саши сошло несколько потов, сменяемых резким ознобом и обратно раза так три. Унтер-офицеры с невероятной легкостью рассказывали, хотя по большей части говорил только Петер, о своей полугодовой командировке в Бельгию, о красоте природы и том, как они они горды служить вермахту. В подробности они не погружались, чему альтистка была несказанно рада. Саша иногда не понимала слова, случалось не понимать и целые фразы, лишь из-за того, что военная немецкая терминология не была ей знакома, потому она просто сидела и натянуто улыбалась, размышляя о своём. «Каким образом я оказалась в Германии? Последнее, что я помню — это терраса в Москве, Воланд… — на губах девушки всё ещё запечатлелся их жёсткий прощальный поцелуй со стальным привкусом крови. — Я спрыгнула вниз, а потом… Потом… Думай, Саша, думай! — мыслительные процессы приносили чуть ли не физическую боль, но Александре удалось ухватить ускользающее из её памяти видение. — Потом я видела прошлое? Это ведь было прошлое?! Как он посмел вмешаться! Какое он имел право?! Это так странно… может это был не Воланд? Нет! Это был точно он, это были его глаза. Но почему он выглядел так старо?.. Черт! Да я собственноручно избавилась от родителей! Сама. Сама избавилась…» — Алеит? — где-то вдалеке послышался голос вампирши, недостаточно сильно, чтобы альтистка обратила на него внимание. — Алеит! Тяжелая ладонь Карла легла на хрупкое плечо девушки, смахивая остатки задумчивости из её сознания. — М? — Александра недоуменно осмотрела всех, обратно натягивая дружелюбную улыбку, но та получилась больше измученной, нежели дружелюбной. — Моя дорогая подруга, ты как всегда замечталась, — ворковала Гелла и доверительно наклонилась вперёд, многозначительно смотря на девушку. — Я уже начала думать, что нашим уважаемым друзьям придется нести тебя на руках. — Было бы очень неловко, — отшутилась альтистка, с осторожностью убирая ладонь Лауфера со своего плеча. Тот не сопротивлялся. Дамы встали практически одновременно, и в ту же секунду молодые люди вскочили со своих мест. — Надеюсь на нашу скорейшую встречу, — немцы по очереди поцеловали руку вампирши. — Буду рада увидеть вас сегодня в Großes Haus, если вам удастся раздобыть билеты, — и, по-заговорчески приложив ладонь к губам, добавила: — В новой пьесе у меня главная роль. — Правда? Тогда мы с Лауфером большие молодцы, раз уже купили билеты на сегодняшнюю постановку, — Петер растянул губы в улыбке. — Боюсь мне будет интереснее выискивать взглядом в оркестровой яме группу альтов, нежели смотреть само представление, — пошутил Карл, на прощание целуя руку смутившейся Александры, щёки которой приобрели здоровый розовый оттенок. Компания вновь распалась на пары и разбрелась по разным концам города. Ноги сами несли Сашу по незнакомой живописной улице, а Гелла то и дело поторапливала незадачливую альтистку. Девушку терзали вопросы, и их скорее хотелось задать вампирше. — Гелла?.. — Не сейчас, — в ответ цокнула она. Пройдя пять кварталов в полном молчании, они завернули в небольшой трехэтажный дом, выглядевший помпезно древним. На входе с ними поздоровалась милая седая старушка с собачкой, выходящая на улицу. Квартира была не такой большой, как в Москве, но это не умаляло её внешней дороговизны. Как и в остальных комнатах в зале был тёмно-коричневый, уложенный ёлочкой, потёртый паркет, который ярко контрастировал с белыми стенами и потрескавшимся потолком такого же цвета. Перед большим окном в пол стоял круглый стол, а за ним два стула, с закинутыми на них платьями. Также возле окна стояло зеркало очень похожее на то, что стояло в Сашиной комнате. Слева был небольшой книжный шкаф и туалетный столик. По обе стороны от входа было две двери — одна вела в узкую ванную, другая в спальню с двумя односпальными кроватями. Гелла сняла платье, оставаясь в одном нижнем белье, чулках и колготках, неаккуратно кинула его к остальным на спинку стула и завалилась на засаленный бежевый диван, что стоял возле входа в спальню, закинув стройные ноги на его подлокотники, закурила. Некогда едкий и казавшийся невыносимым сигаретный дым более не приносил альтистке дискомфорт. Она не понимала причин такой значительной перемены. — Гелла, что всё это значит? — начала Александра, присев на свободный от одежды стул. — Госпожа опять ничего не помнит? — делая затяжку, вампирша подняла руку вверх и начала незамысловато крутить запястьем. Каждый раз девушку передёргивало от такого обращения. — Что значит опять? — Не думаю, что мне стоит объяснять значение этого слова, — ведьма хитро улыбнулась, смотря на сгорающую от нетерпения альтистку. — Ладно. У нас не так много времени, потому расскажу только основную суть. Я нашла вас, Александра Ильинична, в Кракове в месте расстрела евреев. Как вы туда попали я не знаю. Вы ничего не помнили ни о Москве, ни о нас, ни о том, как попали в Польшу. Я помогла сделать новые документы и привезла вас в Дрезден, так как в данный момент безопаснее находиться на территории врага. Мы устроились в местный драматический театр и уже как год живем тут. — Год?.. — растерянно произнесла Александра. — А который сейчас год, Гелла? — Сорок второй. — Ты же шутишь, верно? — Я вам не Фагот, чтобы шутки шутить, — раздраженно кинула вампирша. — Но как тогда это возможно? Я ничего не помню. — Странные вы, люди. Сегодня не помню одно, завтра другое, а послезавтра будете готовы и душу Дьяволу продать, дабы вспомнить собственное имя. — Воланд знает? Слова сами вылетели изо рта Александры. В глубине души она надеялась, что он поможет ей, но не хотела признавать в себе даже и малейшую мысль о нём. Быть может слова Геллы о дьяволе побудили в альтистке воспоминания о мужчине, что так бессовестно с ней поступил. — Мессир? — вампирша сдала паузу, делая последнюю затяжку догорающей сигареты, встала с дивана и закинула бычок в пепельницу. — Знает. Гелла провела указательным пальцем по Сашиной щеке, обводя контур челюсти, спустилась к ключицам. Глаза альтистки заметались по сторонам. — Будете так реагировать, вас сразу же заподозрят, — разочаровано протянула она, отойдя к зеркалу. — Нужно быть жёсткой и решительной, иначе… — она обернулась и оскалила зубы, обнажая два длинных клыка, — они вас загрызут. «Бей или беги», Александра Ильинична. Но Александра её будто бы не слышала. — То есть он знал, что ты нашла меня в могиле, что я ничего не помню, что я в чужой для меня стране, и даже ни разу не навестил?.. — Алеит, — уже по привычке обратилась женщина. — За свою долгую жизнь я вынесла много уроков, и один из них гласит: если бы мужчина, пусть он даже сам Сатана, хотел с тобой встретиться, то сделал бы всё, даже невозможное, чтобы увидеть тебя. Правда ударила по щекам девушки, приводя её в чувства, а подступающая истерика вырывала из горла нервные смешки. — Я поняла, — сквозь болезненную улыбку проговорила Саша, встав за спиной вампирши, смотрящей в зеркало. В отражении девушка увидела только себя: худую, болезненную, настолько тонкую, что при должном нажатии кости с легкостью можно было бы переломить, потому бежевое платье чуть ниже колена смотрелось на ней как мешок. Щёки стали ещё более впалыми, подбородок неестественно заострился, под глазами пролегли тени, а зрачки потеряли свой блеск. Некогда длинные тёмно-русые волосы, а теперь короткие — до плеч, мягкими волнами лежали в аккуратной укладке, локоны которой были заколоты с одной стороны золотистой заколкой. Она провела пальцами по выступающим ключицам и стянула с себя платье, в то время как Гелла села на один из стульев, наблюдая за «знакомством». Начиная от ложбинки между маленькими грудями, заканчивая низом живота, всё туловище было покрыто множеством мелких полосок, напоминающих своей толщиной зажившие короткие царапины. Они выглядывали из-под чашечек лифа, усеяли ребра, окружили пупок. Саша трепетно провела кончиками пальцев по каждой из этих слившихся с бледным цветом её кожи полосок, отмечая у них начало и конец. На глазах проступили слёзы, и они, наконец, заблестели. «От прежней Александры остался только альт. Что же с тобой случилось, Алеит?». — Значит я теперь Алеит Нотбек, — констатировала она, оглядываясь на молчавшую всё это время вампиршу. — Алеит Нотбек. Двадцать семь лет. Не замужем. Детей нет. Родителей, чистокровных немцев, убила банда евреев в тридцать девятом. Их нашли и расстреляли, но ты не смогла пережить горе от потери родных и переехала в Дрезден со своей подругой — мной. Теперь ты альтистка в оркестре Саксонского драматического театра и работаешь там уже более года. — Какая складная история… — усмехнулась Александра, подошла к окну и посмотрела в голубое небо. — Только ума не приложу: при чём тут евреи? Гелла зловеще рассмеялась и сказала: — Дорогая, это не просто война за территорию. Это война за идеологию. За чистоту крови.***
Времени на подготовку оставалось исключительно мало. Ошарашенная происходящим, Александра шокировалась ещё сильнее от вести, что этот вечер она проведет не за уединенными размышлениями о своей возникшей потере памяти, а за пультом в оркестровой яме. Наспех одевшись в то же, в чём она была, и схватив с кровати нотные партитуры, что на её счастье оказались всего десять страниц, Саша заспешила за подгоняющей её нервной Геллой. «Будь спокойна. Не показывай свои эмоции. Будь сильной». Девушке вновь представилась возможность насладиться успокаивающими видами города с его светлыми зданиями замысловатой формы с кирпичными крышами, зеленью деревьев и шума воды, людей на улице было так мало, а если и становилось чуть больше, то те никуда не спешили, что ни во что не шло с ульем тружеников Москвы. Казалось, что Дрезден — это островок безмятежности и спокойствия, что за его пределами мир не объят войной, загубившей уже миллионы жизней. Впереди показался комплекс похожих друг на друга сооружений и Александра могла поклясться, что не видела ничего прекраснее. Обойдя комплекс наполовину, альтистка заметила, что все здания неразрывны и плавно перетекают друг в друга. Стиль сооружений был ей незнаком, но то не мешало влюбиться в него с первого взгляда. — Hier ist unser Theater, — ведьма указала на белое многоэтажное здание, напоминающее своим видом те, что Саша видела по пути, но позаимствовавшее балюстрады и скульптуры от комплекса, что был прямо напротив него. Если город разительно отличался от столицы Советов, то внутри театра царила всё та же напряженная атмосфера суеты и подготовки к спектаклю. Александра улыбнулась этому сходству, но улыбка быстро исчезла с её губ, когда девушка не обнаружила Геллу рядом с собой. Стоя у входа, она не понимала: куда идти дальше. Паника захлестнула её, от чего ноги словно окаменели, а сердце, как раненая птица, билось о ребра. Зелёные глаза заметались по сторонам, и, сжав посильнее гладкую ручку кейса, Саша доверилась собственному телу и прошла в центр фойе. «Как она могла меня бросить? Так, спокойно, Саша, дыши. Мозг не помнит, но мышцы же должны». — Aleith, da bist du ja. Komm schnell — alle haben sich schon zur Generalprobe versammelt. Встретив возле лестницы Александру и более ничего не говоря, незнакомая темноволосая девушка утащила её за собой вглубь театра, ведя по узким коридорам. — Unsere verlorene Seele ist endlich zurückgekehrt! — саркастично вскликнул басистый голос, когда девушки показались из-за кулис. — Алисе нужно выдать премию за её «талант» находить всякий сброд. Рихард Шнайдер. Кучерявый темноволосый мужчина лет сорока сидел на стуле в оркестровой яме, приличный чёрный костюм ему явно был мал в плечах и при малейших движениях был готов разойтись по швам, пуговицы на крахмаленной белой рубашке трещали, а туго затянутый чёрный галстук-бабочка вероятнее всего душил скрипача, потому лицо его было багрянисто-красного оттенка. По непонятным ей причинам чистейше голубая радужка глаз искажалась презрением к Саше. Альтистка предпочла ничего не отвечать на язвительный выпад, присаживаясь за единственный свободный пульт. Оркестр оказался небольшим, практически камерным, намного меньше, чем в Варьете. «Так даже лучше. Так спокойнее». Репетиция прошла быстро. Понадеявшись на мышечную память, Александра не прогадала — играла она лучше, чем ожидалось. — Platze nicht vor Freude, schmalbrüstig, — довольный своими словами Рихард прошёл мимо чуть улыбнувшийся от собственного успеха альтистки, оставляя после себя шлейф приторно-едкого лукового аромата пота. Гелла правда оказалась в главной роли, так и сам спектакль подходил лично ей, как ни один другой. В голову Саши даже закралась шальная мысль: «Не вдохновила ли кого вампирша на создание этой пьесы?». Время между репетицией и постановкой тянулось очень и очень долго, вынуждая думать обо всём произошедшем. Как бы Александра не рылась в собственной памяти, воспоминания так и не показывались наружу. С каждой минутой виски всё больше сковывало в невидимые оковы — жёсткие и давящие, а в центре лба появилась пульсирующая точка, расцветавшая, как бутон розы, из-за участившегося сердцебиения. Выудив где-то за кулисами листок с кратким сценарием, в попытках отвлечься, девушка погрузилась в чтение:«Ведьма Дрездена»
«Елена, с отличием окончившая медицинскую академию, к тридцати годам сколотила себе приличное состояние, от чего замужество ушло для неё на второй план. Имея притягательную внешность и врождённое обаяние, Елена покорила немало мужских сердец, но никто из них так и не смог добиться её руки. За глаза некоторые ревнивые дамы прозвали её ведьмой. На одном из банкетных вечеров Елена встречает молодого учёного Фридриха и его хитрого друга по фамилии Пахельбель, что прибыл в Дрезден из Вены. Фридрих, как и многие мужчины города, влюбляется в деловитую женщину с первого взгляда и клянется ей в вечной любви. Пахельбель, больше заинтересованный возвышенными чувствами приятеля к недоступной Елене, нежели действительно что-то к ней испытывающий, также вступает в борьбу за любовь, от чего друзья ругаются и устраивают драку. Гости пытаются разнять мужчин, а Елена смеется над их нелепой ссорой. Все только убеждаются в её ведьминской натуре. В одну из смен в больницу, где работала Елена, поступил поступил мужчина, не помнящий даже своего имени, и женщина взяла его на личный контроль. Через долгие месяцы восстановления пациент вспоминает кто он, а Елена понимает, что влюбилась в него. Чувства молодых людей оказываются взаимными, но никто из них не смеет признаться: Елена из-за гордости, а Вильгельм из-за неуверенности от услышанных слухов о недоступной ведьме. Прошло два года. Елена, разочарованная в любви, готова выйти замуж за Пахельбеля, что всё это время оказывал ей знаки внимания, дабы общество более не осуждало её. На званном вечере, где пара должна была объявить о браке, Елена встречает Вильгельма, который нашел в себе силы признаться женщине в любви. Та отвечает на его чувства взаимностью и переполненная воодушевлением бежит рассказать всё Пахельбелю. Мужчина, узнав о том, что брака не будет, устроил скандал и в порыве страсти рассказал истинную причину своего приезда в Дрезден — это женитьба на любой одинокой богатой женщине, чтобы спасти своё убыточное финансовое положение. Елена и Вильгельм устраивают пышную свадьбу, на которую была приглашена половина города. Озабоченные ведьминскими наклонностями Елены горожанки спокойно выдохнули. Последняя картина заканчивается тем, что Елена с распущенными волосами и надетой поверх остроконечной широкополой ведьминской шляпе летит на метле над ночным Дрезденом и громко смеется».
Каждое предложение приходилось перечитывать несколько раз. То желанное отвлечение никак не приходило, а ощущение того, что девушки не должно здесь быть сильно отяжеляло и отвлекало. Она читала и читала, но ни одно слово так и не достигло её сознания, теряясь где-то на уровне чуть шевелящихся губ. В восемь часов вечера зал заполнился до краёв — многие жители города пришли посмотреть новую постановку с набирающей популярность молодой актрисой. Чудак Рихард отвесил Александре ещё пару ласковых словечек, но та, привыкшая к подобному отношению, не обращала на это никакого внимания, подстегивая мужчину к продолжению. Картина сменялась одна другой. Декорации то появлялись, то исчезали со сцены, погружая зрителей в чувства, казавшейся на первый взгляд, хладнокровной героини и её страхах о неразделенной любви. Публика смеялась над комичными ситуациями и грустила вместе с главной героиней. Было видно как Гелла упивается собственной ролью, произнося чуть ли не на распев, ставшую девизом Елены, фразу: — Я ни за что не променяю свою молодость на замужество. После фееричного полёта на метле под потолком театра под сопровождение струнно-смычковых, имитирующих порывы ветра, публика разразилась аплодисментами, не затихающими несколько минут. «Ведьма Дрездена» произвела фурор. Людям был нужен смех, и они получили его сполна. Прежде чем возбужденная публика вывалилась из зрительного зала, Александра прошмыгнула тем же путем, что её привела темноволосая девушка Алиса, которую она больше не видела сегодня, вышла в заполняющееся людьми фойе и присела на ближайший пуф. Стараясь не слушать эмоциональные обсуждения, Саша погрузилась в себя и сосредоточено смотрела на выход, зажав между коленок, прикрытых длинной юбкой строгого чёрного платья, кейс с инструментом. Неожиданно слева раздался громкий голос: — Sie sehen absolut bezaubernd aus, Aleith. Лучезарно улыбающийся Карл обогнул пуфик и встал перед Александрой, возвышаясь над ней как скала. Парень был одет в гражданское — тёмно-серый костюм, выгодно подчеркивающий его широкие плечи. — Добрый вечер, Карл, — альтистка вымученно улыбнулась, больше обычного оглядывая помещение, боясь пропустить Геллу. — Признаться, я не думал, что вас так далеко запрячут. — Вы о чём? — потеряв нить их беседы, уточнила девушка. — Об оркестре. Не думал, что он будет так глубоко под сценой. Мне ни разу не удалось вас рассмотреть. — Наверное вы перепутали театральное представление с выступлением оркестра, — более живо заулыбалась Александра. Карл рассмеялся, и голос его приобрел грудные нотки, становясь мясистее. — Фройляйн Вейсман и правда была звездой сегодняшнего вечера, но мне было бы куда приятнее любоваться вами, Алеит. — Вы мне льстите, Карл, — немного смущенно пролепетала альтистка, выпрямилась, и с прищуром посмотрела на выход из служебных помещений, откуда выходила вампирша под руку с Петером, одетым во всю ту же форму. Лауфер проследил за взглядом девушки и предложил: — Вы, наверное, ждёте свою подругу. Можем подойти к ним? — Да. Глаза Геллы блестели как два зелёных сапфира, тонкие руки ломились от букетов и одиночных цветов, и сама она выглядела до жути довольной, от чего облик её был завораживающе пугающим, неестественным и каким-то эфемерным. Покинув театр, юноши проводили дам до дома, страстно обсуждая по пути детали премьеры. Вампирша сдержанно принимала комплименты, хотя всё внутри неё ликовало от счастья — редкого гостя долгожителей. Александре же не было никакого дела до их разговоров. Она просто хотела поскорее добраться до дома, скрыться от глаз, спрятаться под одеяло и излить в подушку сдерживаемые весь день слёзы. Карл, как истинный джентльмен, настоял на своей помощи и понёс кейс с инструментом, отдав лишь у входа в дом.***
— Ты бросила меня! — стоило входной двери квартиры закрыться, раздраженно выпалила Саша, осторожно бросая футляр на пол. — Я не нянька, чтобы таскаться с тобой повсюду, — безразлично проговорила она, кинув цветы на стол, и те рассыпались по нему веером. Было так много слов, но ни одно из них не было озвучено. Нехотя, Александра скрылась за дверью спальни, переоделась, умылась, как и хотела, зарылась под белое одеяло, открывая шлюзы накопившихся слез. «Что происходит? Я бесповоротно безумна или действительно умерла? Почему в моём аду есть Гелла, но нет его? Почему он не пришёл? Почему не помог мне, если всё знал? Больно… Почему так больно? — сердце альтистки тоскливо защемило. Все внутренности будто связались в единый узел. — Я погубила родителей… Как я могла?.. Они погибли по моей вине. Они умерли из-за меня… Я — зло. Меня не должно существовать. Почему я здесь? Мне здесь не место! — плотно сомкнутые челюсти ныли от злости девушки на саму себя, быстро сменившуюся отчаянием. — Воланд, приди. Прошу, приди… Сколько прошло времени с того момента, как Александра легла в кровать, не известно, но сил на страдания более не оставалось, и она не заметила как уснула. Гелла, наблюдавшая всё это время за лихорадочным шептанием из-под одеяла, облегченно выдохнула и привычно голая вылетела из большого окна. Прохладный ветер обдувал растрепавшиеся тёмно-русые волосы и те, как атласные ленты, развивались по свежему воздуху. Безграничная синяя гладь, плавно стушевавшаяся с безоблачным небом, простиралась прямо до линии горизонта. Солёные хрустальные волны, омывавшие боковины трехъярусного лайнера, разбивались о твёрдый металл, образуя воздушную пену, утекающую и вновь появляющуюся с каждой новой волной. Александра неосознанно так сильно вцепилась в перила, что костяшки пальцев стонали от оказываемого на них давления. Холодный ветер не освежал разгоряченные щёки — наоборот, распалял их ещё сильнее. Любуясь морем и шумом догоняющих друг друга волн, девушка ни о чём не думала, наслаждаясь полным одиночеством. Было неестественно спокойно. — Интересное место. Табун мурашек перекатился от поясницы к затылку. Голос — такой желанный и такой ненавистный, такой нужный и такой болезненный. «Как один лишь голос может приносить столько эмоций?» — вопрос, что мучал Сашу, никогда так и не получит ответа. — Интересное, — с напускным безразличием поддержала альтистка, смотря ввысь. — Оно похоже на рай. Воланд ничего не говорил. Александра не видела его, но ощущала каждой клеточкой тела приятно отягощающее присутствие где-то за спиной, и разительно сократившееся, стоило ей только подумать о нём. Не будь на палубе такого ветра, девушка могла бы ощутить его аромат: хвои и табака, и легкие прикосновения кончиков пальцев к спутавшимся волосам, порхающим в воздухе. И как же обидно, что ветер всё же был. — Где вы? Я звала вас… — Далеко, — всё, что ответил он. Саша, развернувшись практически на одних пятках, упрямо посмотрела в лицо сатаны — привычно расслабленное с исказившей губы полуулыбке на одну сторону, но глаза говорили о другом. Зелёный глаз горел и приобрел золотистый оттенок. Чёрный же стал ещё более бездонным и взывал к чувству тревоги у того, кто попался в его ловушку. Одетый во всё чёрное, Воланд сделал резкий шаг, и испугавшись Александра отступила назад, столкнувшись поясницей с отрезающими путь к отступлению перилами. Холодный воздух подхватил отчего-то стекающие по щекам дорожки слёз, унося их в глубины солёных вод. Он так близко. Он такой красивый, когда злится. Он пришёл. Дьявол не моргал, держа под прицелом взгляда встревоженную альтистку. Она молчала, и каждая секунда тишины казалась вечностью. Воланд злился, но ни один мускул на его лице не дрогнул. — Вы такая проказница, Александра Ильинична, — начал он приторно сладко, загоняя её в капкан из рук, что, как нерушимые стены, обступили тело девушки с двух сторон. Теперь сатана сжимал перила, и те противно затрещали, — так легко сбежали от моего взора и совсем этого не стыдитесь. Он здесь. Он пришёл. Он не оставил меня. — Я не хотела сбегать, — прошелестела Саша, вцепившись мёртвой хваткой в зелёную ткань летнего платья. — Я хотела быть с вами… Всегда. Бровь над зелёным глазом выгнулась в дугу, другая же немного нахмурилась. Воланд больше не улыбался. Все эти его особенности были такими родными, такими близкими сердцу, от чего внутри, начиная от солнечного сплетения, расползалось приятное тепло. Девушке хотелось поскорее обнять его, да покрепче, ощутить холод бледной кожи, её мягкость, провести по манящим волосам, но она не позволяла себе этого, боясь, что всё это, он, мираж, и стоит ей лишь поднести руку, он растворится в воздухе подобно табачному дыму. Но все страхи испарились, стоило только мужскому колену коснуться её, посылая импульс по всему телу. За спиной шумели волны. Настоящий! — Я надеялась попасть в ад, я… совершила столько прегрешений, что несомненно должна была попасть туда, поэтому решила… — Нет, — процедил Воланд, проведя тыльной стороной ладони по горячей щеке, смахивая слезы. Саша была готова взорваться от переизбытка чувств. — Вы принадлежите мне, поэтому только я могу принимать решения, что для вас лучше. Но вы поступили по-своему и теперь несете своё наказание. — Вы не можете… — Я всё могу, Александра. — Тогда почему не появляетесь в реальности? — Ещё не время, — ответил он и повернулся к Саше спиной, собираясь уходить. Ноги сами понесли её к мужчине, а руки крепко обхватили талию, теряясь в складках плотного плаща. Голова прильнула к местечку между лопатками. Крепко зажмурив глаза, от чего тёмные ресницы трепетно задергались, Александра, вложив в свои слова все невысказанные чувства, произнесла: — Я вас ненавижу. Пронзительный гудок разразил спокойный воздух, густые облака дыма, исходящие из двух огромных труб, повалили в безмятежное небо. Александра осталась одна, обняв себя за плечи, громко рассмеялась — переизбыток эмоций привёл к истерике. Солнце ещё не достигло зенита, потому застряло посередине — между синим и голубым. Палуба начала заполняться недавно пробудившимися пассажирами, и те с любопытством и презрением смотрели на плачущую русоволосую девушку, что не двигаясь стояла возле перил. А вместе с ними на неё смотрела и Саша, узнавая в подрагивающем от рыданий силуэте саму себя. Какой бредовый сон. Небезразличные к горю, к девушке подошла немолодая пара дорого одетых людей. Черноволосая женщина, под кукольной шляпкой которой виднелись серебристые нити, вплетенные в прическу, одетая в голубо-серый приталенный жакет и такого же цвета юбку, обеспокоенно положила тонкую кисть, спрятанную под белой перчаткой, на плечо псевдо-Александры, и та замерла. — Kochanie, czy ktoś cię obraził? Женщина ждала ответа, но девушка так и стояла, не двигаясь и не моргая. Черноволосая обернулась, окинув карими глазами сопровождавшего её слегка смуглого мужчину с такими же чёрными волосами и выдающимся профилем. — Miss, — обратился он к незнакомой девушке, — are you in some sort of trouble? — No… I don't know… — осипшим голосом ответила она, встревоженно посмотрев на женщину, что от силы была ростом по её плечо. — Я не помню… Я ничего не помню… Александра приблизилась к своей псевдо версии, позабыв о Воланде, будто несколько минут назад он не был самым важным событием её сна, и ощутила в собственной душе всю ту пустоту, что невидимой нитью связывала её и копию. — Izaak, ona potrzebuje pomocy, — молебно лепетала женщина, отпустив плечо девушки. — Zabiorę ją do dziewczyn. — Хорошо. Будь по твоему. Черноволосая заботливо обняла не сопротивляющуюся псевдо-Александру за плечи и увела её в сторону кают, скрываясь за дверью. Сон начал рябить и терять краски и вскоре размылся, становясь акварельным. В последний раз небо разразил оглушительный гудок, и удивительная греза пропала, погружая мир в темноту.