Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю (Серия: Змий; Часть 1)

Глава 1 – Нет... Тела его родителей, окровавленные и избитые почти до неузнаваемости, лежат перед ним на пыльной земле. Теплое вечернее солнце отбрасывает длинные, жутковатые тени на их изломанные фигуры; красноватый отблеск его лучей зловеще отражается в бесформенной алой луже вязкой жидкости, расплывающейся вокруг их тел и медленно впитывающейся в иссохшую от жажды землю.  Он смотрит, не моргая, на ужасающе изуродованные лица, на следы ожогов на груди его отца, на пошло разорванную, запятнанную одежду матери. Он не может заставить себя отвести взгляд. Он сражался, сражался изо всех сил, когда Люций и его люди устроили ему с Беатой засаду прямо за воротами асьенды.  Ему было плевать, что шансы не на его стороне. Это никогда его раньше не волновало. Он хороший фехтовальщик, лучше многих в их пуэбло.  И люди Люция были не чета ему с его фехтовальными навыками, тем более, когда под угрозой была его младшая сестра и его дом.    Но Люций-то это прекрасно знал, так же как знал, как выбить его из колеи, чтобы заставить его проиграть этот бой. И когда перед ним на бурую, пыльную землю сбросили трупы его родителей, и он услышал душераздирающий крик своей сестры – жестокое подтверждение тому, что это видение не было каким-то извращенным обманом зрения – он просто застыл на месте, онемев от ужаса.  Он не видел довольной ухмылки на лице Люция, когда тот наставил на него пистолет. Не почувствовал пули, которая впилась ему в бок, сбрасывая на колени. Он не видел ничего, кроме искалеченных, безжизненных тел его родителей, и на какой-то момент остальной мир просто перестал для него существовать.    Он пьяно пошатывается, стоя на коленях. Голова неприятно кружится, лежащие перед ним фигуры периодически расплываются в стремительно увядающих красках дня.   С веранды до него доносятся испуганные возгласы прислуги, выбежавшей на улицу на шум и звук громких голосов.  Он слышит, как где-то рядом рыдает от страха и горя сестра. Ему надо бы подойти к ней, думает он, успокоить ее. Но он не может найти в себе силы встать. Только дрожит слегка от прикосновения холодеющего ветерка к его промокшей от крови рубахе. – Это вам предупреждение, сеньор Кроули, – раздается над ним спокойный голос Люция, и он чувствует, как сильно впивается в спину дуло пистолета, как толстые пальцы грубо зарываются ему в волосы, резко дергая его голову вверх.  – Ваша семейка уже слишком давно была мне занозой в боку. Я несколько раз предлагал вашему отцу оставить меня в покое. Он меня не послушал. Англичанин проходит вперед, перемещаясь в его поле зрения. Машет пистолетом в сторону трупов, улыбаясь ему с выражением самодовольного, победоносного хищника.  – Вот что получается с теми, кто меня не слушает. – Я убью тебя, – хрипло клянется Кроули, обретя наконец голос. – Я выслежу тебя и убью. Улыбка Люция становится еще шире. – Нет, – уверенно заявляет он, – не убьете. – И для пущей убедительности пинает его сапогом в раненый бок.  – А знаете, почему вы не сделаете ничего подобного, сеньор? – осведомляется он, в то время как Кроули пытается свернуться калачиком, задыхаясь от жестокой вспышки боли. Он видит, как Люций кивает кому-то за его спиной, слышит за собой шум возни, а затем испуганный вскрик Беаты.     – Беата…. Он пытается было встать, но его с силой толкают обратно на колени.  – Ваша сестра поедет с нами в качестве залога вашего дальнейшего примерного поведения, Дон Антонио, – выплевывает ему Люций, насмешливо подчеркивая испанский вариант его имени.  – С этого момента вы не будете делать ровным счетом ничего, чтобы помешать моим планам. – Он наклоняется ближе, шипит остаток фразы прямо у него над ухом. – Потому что, если вы даже дыхнете не так, как мне надо, ваша сестра будет возвращена вам примерно в таком же виде, как ваши родители. – Н-нет, – сквозь зубы выдавливает он, пытаясь вырваться из мертвой хватки руки Люция, которой тот держит его за плечо. – Не… не вмешивай ее в это. Прошу тебя! Она еще ребенок. Он знает, что умоляет, но ему плевать. Потому что один из людей Люция обхватил своими грязными лапами талию его младшей сестренки и тащит ее к лошадям. А Беата… Беата скулит, громко и жалобно, выкрикивая имя Кроули вперемешку с рыданиями, и смотрит на него умоляющими, расширенными от ужаса глазами.      – Вы и ваши родители впутали ее в это тем, что вмешивались в мои дела, сеньор, – безжалостно отрезает англичанин. – Но я не монстр, – добавляет он. – Я прослежу, чтобы о вашей сестре хорошо позаботились.    Люций пошло хохочет, смакуя свой отнюдь не завуалированный намек, и Кроули срывается. Взревев как раненый лев, он врезает локтем в нависшую над ним фигуру и бросается вперед на нетвердых ногах, отчаянно пытаясь схватить Беату. Чужие руки хватают его, тянут на землю. Он выкручивается, дерется, не замечая обрушивающихся на него ударов.  Пока чей-то жестокий пинок прямо в раненый бок не лишает его дыхания.     Пока удар рукояткой пистолета по голове не вырубает его на месте.   Он резко вскакивает на кровати, с губ криком срывается имя его сестры.  Сидит, тяжело дыша и пялясь невидяще в темные очертания своей комнаты. Перед глазами отчетливо выступают картины из его измученного кошмарами сна.   – Дон Антонио? Патрон? Тихий, осторожный шепот оповещает его о присутствии рядом другого человека, и он быстро моргает, стряхивая с себя тревожный сон. Поворачивает голову, слабо улыбаясь молодой смуглой девушке с длинными темными волосами, почтительно сидящей на прикроватном стуле.   – Я же просил называть меня просто Кроули, Ана, – ворчит он, но в его словах нет злости, только усталость бессонных ночей.     Она улыбается ему во тьме, но улыбка ее не достигает глаз, и стоит ему хорошенько присмотреться, как он видит как в глубине ее шоколадных глаз плещется тревога.   – Прошу прощения, патрон, – кивает она без капли раскаяния в голосе. Затем встает, чтобы подать ему чашку воды, которую держала в руке. Он с благодарностью принимает ее, жадными быстрыми глотками выпивает прохладную жидкость.  Это помогает немного приглушить пылающий в глубине души и поглощающий ее дюйм за дюймом огонь. – Плохой сон? – осторожно спрашивает Ана, садясь обратно на стул.  – Плохие воспоминания, – бормочет он в ответ, и она поджимает губы, молча, понимающе кивая.  Она знает. Она была там в тот день, видела все, что произошло. Это она и Эрик подобрали его без сознания и затащили внутрь асьенды. Они выходили его. Они сидели рядом, когда он метался в постели, запутавшийся в липкой паутине лихорадочного бреда, взывая к своим родителям и сестре. – Что…. – Он кашляет, прочищая горло, пробует еще раз. – Что-нибудь было от Беаты?  Люций, в своем извращенном стремлении играть в великодушного диктатора, позволил им милость общения. Одно письмо в месяц – это все, что ему причитается. Несколько размытых слезами строчек, написанных неровным, но узнаваемым почерком его сестры, которые приносит ему тот или иной самодовольный вакеро* – один из прислужников англичанина. Она по нему скучает, с ней все в порядке, она надеется скоро его увидеть.  Это немного, но он ждет каждое из этих писем как манну небесную, и бережет каждое из полученных, цепляясь за каждое слово. Потому что это единственная связь, которая у него осталась с его сестренкой. Единственный знак, что она еще жива.   Ана с сожалением качает головой. – Пока ничего, патрон. Он туго сглатывает, подавляет в себе всплеск разочарования, перемешанного с хорошей дозой страха. С Беатой все в порядке, говорит он себе. С ней должно быть все в порядке. Потому что Люций про него ничего не знает. Не может знать. Потому что он был очень осторожен. Потому что Антонио Кроули с того дня не сделал против него ни единого шага; был предельно смиренным и покорным, даже когда каждая клеточка его души восставала против этого маскарада. Так что у англичанина нет смысла изменять своему слову, говорит он себе.  Но на душе все равно кошкой скребутся сомнения каждый раз, когда от Беаты запаздывает письмо. – Эрик вернулся из пуэбло, пока ты спал, – вновь говорит Ана, и Кроули отталкивает эти тревожные мысли на задний план, заставляя себя сконцентрироваться.     – Какие-то новости? Она кивает, наклоняется ближе. – Помнишь, что сержант Пульцифер говорил о новом команданте? – шепчет она, ловя его взгляд.   – Должен завтра приехать, не так ли? – в свою очередь кивает Кроули. – Эрик что-то другое слышал? – Не совсем. – Лицо Аны мрачное, в глазах тревога. – Он подслушал разговор каких-то мужчин. Не уверен, что все понял, но… ему показалось, что они говорили о засаде, патрон. Я… я думаю, что они попытаются убить нового команданте, прежде чем тот доберется до Лос-Анджелеса.    Кроули хмурится, сжимает челюсти до боли. – Люций? – спрашивает он.  Ана пожимает плечами, но ответ и так очевиден. В Лос-Анджелесе не предпринимается ничего подобного масштаба без разрешения англичанина, и они оба прекрасно это знают.   – Если Люций не хочет, чтобы этот команданте доехал до пуэбло, это может означать только одно, – задумчиво говорит он. – Этот человек, кем бы он ни был, должно быть слишком неподкупен для Люция, и он думает, что не сможет переманить его на свою сторону.    Ана кусает губу, теребит длинными пальцами складки своей юбки. – Лос-Анджелесу нужен такой человек у власти, – тревожно шепчет она. – Уже много лет как нужен. – Я знаю, – бормочет он в ответ, устало проводя рукой по лицу и прогоняя остатки сна. – Знаю. – Что будем делать? – Единственное, что нам остается, – просто отвечает он и не может сдержать улыбку при виде того, как загораются восторгом и озорством ее глаза, и как она быстрым движением пальца правой руки вычерчивает в воздухе букву «S». –  Си, дружище. Сиерпе** немного прогуляется сегодня ночью. Скажи Эрику, чтобы приготовил Бентли.