Явление

Паника гнала девушку вперед, адреналин бил по венам, выводя сердечный ритм все на новые и новые высоты. До боли знакомое отделение реанимации, всегда сонное и пустынное, не познавшее и даже не слышавшее о той суматохе, что творилась на этаж ниже. Забежав в коридор, где сутки назад состоялась зловещая встреча, Кристина вздрогнула всем телом, машинально закрыв рот, чтобы сдержать рвущийся наружу крик и замерла на месте. Лампу так и не заменили — середина коридора была покрыта сумрачным пятном, сразу за которым кто-то находился. Едва заприметив движение, сознание словно потеряло фокус на реальность, разгоряченная кровь подстегивала воображение, показывая лишь то, в чем желало убедиться. Реальность сквозь пелену кошмара просачивалась медленно, но настырно. Нет, у ночного визитера не было швабры. Да и форму он не носил. Не источал он стерильного запаха белизны, да и ростом был выше. Кристина уперлась плечом в стену и приложила руку к груди, сдерживая истеричное сердце, пытающееся проломить грудину от страха. Дыхание свистело, она дышала через рот, глубоко и рвано, посматривая на спину уборщика, занятого ночной дезинфекцией крыла. Да что это со мной в конце-то концов! — гневная мысль решительно стукнула кулаком по столу, наводя порядок в голове. — Думай уже, думай! Девушка заправила растрепавшиеся волосы и деловито поправила халат. Радовало во всей ситуации лишь то, что уборщик так и не повернулся к ней и ничего не видел. Номер сорок четыре, сорок пять, сорок шесть. Кристина обернулась по сторонам. За ней никто не гнался, седой мужчина, усердно моющий полы, занимался своей работой и все же был рядом, родные белые стены, где знакомо каждое пятно, придали уверенности. Она сможет во всем разобраться. Еще не все потеряно. Улыбнувшись самой себе, врач открыла дверь палаты и медленно начала погружаться в ледяную воду тревоги. Больничная койка мужчины пустовала. Заправленное покрывало, снятая с кровати карта пациентов, выключенные мониторы объясняли лучше слов. Она опоздала. Анастасию Владимировну она разыскала в ее же кабинете, та заполняла бумаги и выглядела как человек не настроенный на долгие беседы. — А, это ты, — не поднимая головы, посмотрела женщина и поставила на белом листке размашистую подпись. — Все же вызвали. — Да. Я хотела спросить о пациенте из сорок шестой палаты, — сразу перешла к делу Кристина, все еще надеясь услышать, что его просто перевели в другое отделение или готовят к экстренной операции. — Увезли около часа назад, может меньше, — не отрываясь от дела, ответила ее собеседница. — А что? — Увезли куда? Пожилая женщина в белом халате устало положила ручку на стол и, поправив очки указательным пальцем, смерила девушку сердитым взглядом. — В танатологическое. Куда же еще. Вскрытие будет утром, когда Егор Павлович придет. Если снова не запил, — для самой себе добавила она. — Там не хватает сотрудников. Кстати, не хочешь подработать на полставки? — Подумаю, — одними губами сказала Кристина и, кивнув головой в знак прощания, поспешила покинуть кабинет. Она не чувствовала ни разочарования, ни грусти. Ничего. Пустота, зародившаяся в сердце в тот момент, когда она увидела заправленную кровать мужчины, распространялась по ее душе нефтяным пятном. Игра окончена. Она проиграла. И пусть у него изначально было ничтожное количество шансов на жизнь, Кристина не была готова поставить точку в этой истории. Ей бы вернуться в отделении терапии, заварить чая и перекинуться парочкой новостей с другими врачами, узнать о состоянии Лидии. На нее напал муж умершей пациентки и поддержка подруги ей сейчас нужна. Не быть одной. Перевернуть страницу и работать с теми, кому помощь еще нужна. Она всегда так делала, впрочем, и как все доктора, столкнувшиеся со смертью нос к носу. Просто продолжали жить, делая вид, что ничего не произошло. А с годами работы в больнице и притворяться было лишним. Так и поступить бы, но слова, сказанные человеком прошлой ночью о том, что он вернется, мигали в ее голове красной аварийной лампочкой. Была ли естественна его смерть? Тот мужчина проник в больницу без усилий и вел себя даже по-хозяйски, есть ли вероятность того, что он вернулся и стал причиной смерти пациента? Да. Тысячу раз да, — ответила сама себе девушка, замедляя шаг, — и тот сумасшедший был сегодня в больнице. Если проник он, то и тому это труда не составило. Кристина остановилась. Всех детей приняли, и до ночного обхода еще было время. Да, так не заведено, но она знала себя — если не закончит со всем сейчас, то мысль о том, что в больнице было совершено убийство будет буравить ее месяцами. Отправить тело на судебную экспертизу не получиться, в смерти искалеченного в аварии мужчины нет ничего подозрительного, и никто не будет искать подводных камней там, где изначально было месиво вместо тела. Поделиться с кем-то своими подозрениями? Дмитрий Иванович смог бы ее выслушать. Кристина, умей проигрывать, — вот чтобы он ответил в финале ее монолога и дружески бы хлопнул по спине, — никто не обвиняет тебя во врачебной ошибке и даже не думает об этом. У бедняги не было шансов, просто прими это и не ищи этому оправданий. Истории с таинственными посещениями, которые никто не может подтвердить, невозможно выставить аргументом. Они лишь родят несколько сплетен, радостно передающихся между медсестрами. Она должна увидеть его. Должна увидеть тело. Не свидетельство о смерти, а именно тело. Время есть. Ее пропажу никто не заметит. Это не займет больше двадцати минут. И, прежде чем самой себе дать разрешение, Кристина уже двинулась в сторону танатологического отделения быстрым шагом. Через минуту она перешла на бег. Одинокий охранник, сидящий на посту у входа в полуподвальное помещение, нахмурил кустистые брови, медленно перевернул пожелтевшую от времени страницу книги, и со звуком отпил из кружки. Часы, висящие у него за спиной, показывали без десяти минут двенадцать. — Закрыто до восьми утра, — монотонно ответил он, увидев приближающегося врача. — Только для санитаров. Только на въезд. Кристина показала пару полупустых папок, захваченных в коридоре у стендов с информацией, и две пробирки, что завалялись в карманах еще с вечернего приключения с наплывом отравленных детей. — Токсикология. Надо взять пробу. Ты знаешь правила, Андрей. Надо исключить передозировку медикаментами. Через полчаса в венах будет один сплошной тромб. Возьмешь на себя такую ответственность? Мужчина смерил девушку недовольным взглядом и лениво цокнул, включая свет в коридоре. — Не трогай ничего лишнего и доложи о визите Павловичу завтра сама, записывать не буду, — буркнул он, возвращаясь к прерванному чтению. Спасибо! — пискнула от облегчения про себя девушка и прошла в отделение, борясь с подрагивающими от волнения губами. Железные двустворчатые двери захлопнулись за ее спиной и, медленно выдохнув, Кристина осмотрела просторный зал. Давно она здесь не была, и ничего за это время не изменилось. Едкий запах формалина, светло-зеленый кафель, покрывающий и пол и стены, чтобы проще смывать кровь, отсутствие окон, ряд столов для вскрытия и шкаф-рефрижератор у дальней стены. Стояла звенящая тишина, тяжелая и мрачная. Отделение реанимации тоже считалось тихим, но та тишина была умиротворенной, спокойной, почти блаженной. Ровный гул работающей аппаратуры, мониторов, усыпляющий темп свиста спускающейся и раздувающейся манжеты искусственной вентиляции легких. Даже персонал ходил в мягких тапочках и говорил полушепотом. Сама атмосфера говорила: « Тут отдыхают люди после тяжелой работы». Тишина морга была другой. Удручающей, стылой, бесчеловечной. Кристина не знала, куда положили Олега Юрьевича и от мысли, что придется осмотреть все трупы, становилось холоднее. Растерев между собой ладони, девушка пару раз подышала на них и сделала шаг навстречу столам для вскрытия. Медленно обойдя их, она остановилась около первого трупа и, наклонившись, прочитала бирку, нацепленную на большой палец, выглядывающей из- под простыни стопы. Нет. Это женщина. Кристина прошла дальше. Звук ее шагов увеличивался в полной тишине помещения. Она слышала свое встревоженное дыхание и стук сердца. Олег Юрьевич Савинков. Буквы, выведенные синими чернилами обычной ручкой, на обычной бирке — это все, что осталось от человека, историю которого она не знала. Он не успел рассказать. Или ему не дали? Заставили замолчать? Кристина посмотрела на очертания тела под белым покрывалом и не нашла в себе силы сдернуть его. Тишина сгущалась. Стрелка нервного напряжения устремилась к красным отметкам. Что я ищу? — подумала она, — как вообще мне эта мысль в голову пришла. О чем я только думала. Вот он — факт подтверждения того, что финал его истории констатировал санитар отделения. Никакой ошибки. Никаких вариантов. Развернуться бы и вернуться в привычную среду обитания, где нет зловещего запаха формалина, щекочущего ноздри. Мышцы согласились с этой мыслью, готовясь уже направиться к выходу. И все же девушка не сдвинулась с места. Она уже проживала этот момент. Уже стояла перед железным столом, чувствовала болезненный трепет от желания и нежелания узнать, что лежит под простыней. — К сожалению, процедура опознания должна быть завершена. Кивните головой, когда будете готовы, — сказал безжизненным голосом лысый старичок, и девочка против своей воли сделала это. Одно резкое движение и простыня слетает с тела. Такие знакомые родинки на шее, блестящие под светом ламп серьги, мягкие, пахнущие травяным шампунем волосы, склеенные кровью. Кристина не могла отвести взгляда от изуродованного тела, которым была ее мать. Она смотрела и смотрела, словно погружаясь в гипноз, уходя из страшной комнаты глубоко в себя. Все то родное, теплое, нежное, близкое лежало смятым шматком на холодном столе. Девочка подняла глаза на патологоанатома и, сопровождающий ее полицейский мягко приобнял ее со спины. — Это моя мама. Это он. Кристина знала. Пальцы коснулись застиранной простыни и сдернули ее одним движением, как когда-то это сделал высушенный, покрытый морщинами мужчина в белом халате. Теперь она была на его месте. Мертвые, помутневшие глаза Олега Юрьевича уставились на нее. Словно он знал, что она придет, слышал ее шаги и тяжелое дыхание и ждал момента, когда простыня слетит. Кристина отшатнулась от тела и налетела спиной на соседний стол. Холод помещения завладел ее телом, проник под кожу, заставляя трястись в попытках согреться. Сердцебиение судебным молотком било в висках, в глазах задвоилось. — Какого хрена. Какого хрена. Какого хрена! — повторяла она, не отдавая себе в этом отчета. Голова лежала прямо, на коже в области груди виднелись вчерашние ожоги. Почерневшие, они были похожи на медали. Но глаза были скошены, и смотрели на дрожащую от страха девушку. Выжидающе, с укором, с пренебрежением. Кристина отказывалась верить в то, что видела. Забыв как сделать вздох, она на окаменевших ногах и несгибаемых коленях приблизилась к телу. Ее рука тянулась к нему мучительно долго, прорываясь сквозь сопротивление всех существующих сил. Пальцы коснулись холодных, мягких век, больше похожих на тесто, а не на кожу и опустили их. Оставшись без сил, девушка повисла на столе, оперевшись в него двумя руками, пытаясь совладать со страхом, который бил по ее телу наотмашь. Уходи! Уходи! Уходи! — кричали ее мысли. — Простите меня, — прошептала она. — Простите. Все ее тело напряглось до предела, превращаясь в статую из камня, когда за ее спиной отчетливо раздался шелест ткани. Чужое присутствие легло на ее плечи неподъемной мантией, готовясь скрутить в любой момент. — О чем сожалеет душа твоя, упрямый человек? Разве ты привела его в это пристанище тел? — мягкий мужской голос с тонкой поволокой любопытства раздался в комнате. Он приближался к ней из-за спины. Легкие и уверенные шаги, которые прерывали звуки удара трости о пол. Девушка видела боковым зрением приближающуюся тень, и понимала, что владелец этой тени ей же знаком. Зажмурившись что есть силы, она так же резко открыла глаза, решаясь вступить в диалог. — Тогда может вы это сделали? — она повернула голову влево и встретилась с взглядом собеседника. Да, это был он. Без шляпы, в другом костюме, но Кристина узнала его моментально. — Я могу узнать, в чем вы меня обвиняете? — снисходительная улыбка растянула его тонкие губы. Мужчина остановился в паре шагов от доктора и, сложив руки на рукоятке трости, ждал ответа. Взгляд девушки зацепился за огромный перстень на его пальце. — Вы говорили о том, что вернетесь сегодня. Что он вам должен. И вот он мертв. А вы стоите здесь, как будто больница принадлежит вам, и еще смеете улыбаться? — каждое слово давалось с трудом, но чем больше девушка говорила, тем легче становилось. — Вы виноваты в его гибели. Мужчина молчал, едва заметно склонив голову набок, и смотрел на нее, как родитель смотрит на первые шаги непутевого ребенка. Снисходительно, но заинтересованно. Кристина же смотрела на него, стараясь запомнить ненавистное лицо в деталях, чтобы воспроизвести по памяти при составлении фоторобота. Зачёсанные назад волосы, отливающие серебром при свете электрических ламп, широкий и высокий лоб, исчерченный морщинами, аккуратные дуги бровей, глаза, смотрящие на нее колким, неприятным взглядом, усталые тени под ними и играющая полу ухмылка. — В его гибели виноваты лишь его слабости, — поучительным тоном ответил незнакомец, — в человеке есть воистину прекрасные вещи и настолько же ужасные. И склонен он потакать именно ужасному, той темноте, что сидит глубоко в душе и требует от мира сиюминутного исполнения своих желаний. Поразительно, как человек может зайти далеко в поисках того, что исполнит эти желания. Только глупо полагать, что за это не придется платить. У всего в этом мире есть своя цена, вы так не считаете? — И что же равноценно человеческой жизни? — с вызовом спросила девушка. От подобных философов, ставивших себя выше остальных людей и бесстрастно рассуждающих о ценности жизни, за которые они боролись каждый день, ее воротило. — Такую цену он заплатил? — Зависит от того, насколько человек ее сам оценивает. От смехотворной до непосильной, — мужчина убрал руки с трости и сделал шаг вперед, поравнявшись с краем стола, на котором лежал покойный Олег Юрьевич. — К сожалению, в любом случае она есть. — Тогда и у вашей души есть ценник, не так ли? — Кристина полностью развернулась к мужчине, наблюдая и улавливая каждое его движение. Он не угрожал, но она чувствовала опасность. Сама встреча была опасной. Мужчина едва слышно рассмеялся, от чего в его глазах вспыхнул лукавый огонек, и черты лица смягчились. — Боюсь, это правило применимо не ко всем. Вывод интересный, — он посмотрел на тело мужчины и перевел взгляд на доктора, — вы проделали большую работу, но не получили желаемого результата. Я принимаю вашу злость. Напрасные усилия раздражают. — Напрасные? — переспросила Кристина, — так можно сказать только при условии, что исход был определен. Вот только определенного исхода нет по существу. — Вот как? — собеседник вскинул брови и прищурился, изображая ложное удивление. — Что тогда, по-вашему, есть? — Возможности, — сухо ответила девушка. — Возможности и выбор. — И все это привело его сюда, — собеседник обвел взглядом мрачную обстановку зала для вскрытия, — все его решения: добровольные, вымученные, сложные — все привели на этот стол. Думаете, он сам это выбрал? — А вы полагаете, что у кого-то есть сила выбрать за него? — Полагаю, что данный факт вы отвергаете, — печально улыбнулся он. — А ведь ваша мать тоже не выбирала мучительную смерть от тех ничтожных мужчин. Она хотела вернуться домой, к своим детям, сварить кукурузную кашу и рассказать сказку на ночь младшей дочке, — он посмотрел на девушку из-под лобья, и в момент его лицо ужесточилось, приобретая звериные черты. Кристина рвано вдохнула и непроизвольно отступила. Но не страх оттолкнул ее от таинственного мужчины. Злость, усердно взращиваемая внутри, подкармливающаяся из-под полы, украдкой от самой себя, не смогла промолчать над подсмеиванием в сторону того, что ей пришлось пережить. — Думаете, что ознакомившись с личным делом, сможете меня запугать? Это ваш рычаг давления? Или лавры Вольфа Мессинга не дают покоя? — холодно спросила она. — Запугиваете людей, подкидывая факты из прошлого, что бы позабавить себя ощущением власти? — Я бы на вашем месте был бы аккуратнее в словах, — предупреждающим тоном ответил мужчина и двинулся в ее сторону, — ощущение власти игрушка многих людей, но не моя. Может быть она ваша? Может пора признаться в том, что ваше призвание не спасать чужие жизни, а удовлетворять свою потребность во мнимой власти над смертью, которая забрала мать так рано. Или вы хотите выглядеть героем? — На вашем месте, — ядовито начала Кристина, ощущая дрожь в пальцах, которые она тут же собрала в кулак, — я бы не раскидывалась оценочным мнением, не имеющем с реальностью ничего общего. Вы же не хотите выглядеть глупо? — Мое оценочное мнение, — пальцы мужчины скользили по столу, пока он сам приближался к девушке, не сводя в нее взгляда, в котором уже играли искры нарастающего гнева, — исключительно правильное. О человеческой природе я знаю все. Но мои слова не убедят вас. Конечно же, — более зловещим тоном добавил он, — вы не намерены слушать. Вы намерены спорить. — С чего я должна вас слушать? Кто вы такой? — Могу назвать несколько имен. В последний раз, когда я посещал Москву, мое имя было Воланд. По телу Кристины прокатился электрический разряд. Тело на несколько секунд вышло из строя и включило перезагрузку. Она смотрела на приближающегося мужчину, за спиной которого сгущались тени. Его взгляд был направлен на ее лицо, но хотелось закрыться, спрятаться, ощущение позорной наготы было настолько явным, что она чувствовала приливающую кровь к щекам и ушам. — Воланд? — повторила она. «Коровьев, Смерть, Воланд» — Так это вы виновник той аварии? — с ужасом спросила она. Если до этого ее обвинения не имели под собой ничего, кроме смутного ощущения странности совпадений, то услышав имя собеседника, девушка испугалась. Погибший мужчина не стал бы называть имена посторонних людей, будучи на смертном одре. Так стало бы перед ней убийца? — В той машине меня не было, — отстраненно ответил собеседник и посмотрел на труп мужчины, — и слова, сказанные в бреду не могут быть засчитаны в обвинение. Оцепенение пробиралось вверх по ее телу, словно она тонула в холодной грязи. Медленно, сантиметр за сантиметром, все выше и выше. Она знала, что была права в начале беседы и беседа шла на равных, но с каждой репликой, с каждым ответом Воланда, шансы на равноправие таяли, испарялись, растворялись в воздухе, как дым. Разговор перевернулся и направил острие ножа ей в грудь. Теперь мужчина имел власть и вес, а ей оставалось или закончить диалог трусливым бегством или поставить точку унижением. — Могу уверить вас в том, что наше мимолетное знакомство для меня было отчасти любопытным, — собеседник остановился в шаге от дрожащей девушки, возвышаясь над ее ссутулившейся фигурой, — возможно, вы не верите в судьбу, но сегодня вечером она вам встретиться. И каждый шаг, предпринятый вами после нашей встречи, приведет вас на то место, где она будет ждать. В гневе нет чести, Кристина Александровна. А гордыня — ключик, который открывает большинство дверей в этом мире. В том числе, и в ад. — Как иронично, что об этом рассуждаете именно вы, — ответила девушка, уже не чувствуя прежнего запала и уверенности. Хотелось сжаться до мельчайших размеров, исчезнуть и больше никогда в жизни не вступать в диалог с незнакомцами. — Ирония в том, уважаемая Кристина Александровна, что вы умрете на пороге этой больницы, истекая кровью и теряя сознание от боли. И вас тоже погубит ваша слабость, — Воланд смотрел в ее расширяющиеся от страха глаза и не мог сдержать улыбку. Еще один человечек, получивший подзатыльник. Еще одна побежденная душа. — Это угроза? — осипшим голосом прошептала та. — Это прощание, — мужчина понимал, что собеседник в его власти и от былой спеси нет и следа. Вольным движением руки он коснулся ее лица, очерчивая пальцами линию подбородка и, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Девушка смотрела на него как завороженная, загипнотизированная. В ее испуганных глазах собирались слезы. И в одну секунду что-то переменилось. Он уловил подмену состояния, как нечто тонкое, колкое, брезгливое. Кристина вздрогнула, отклонив голову от его руки и отшатнулась. Когда их взгляды снова пересеклись, помимо страха там было что-то еще. Что-то, чему мужчина не успел дать название. — Не смейте меня трогать, — дрожащим голосом прошипела она. — Упивайтесь своей властью сколько захотите, запугивайте людей, вершите их жизни, забирайте, думайте, что вы Бог, верьте во что хотите. А я предпочитаю знать, а не верить. Я знаю, что вы сильный. И еще я знаю, что на любую силу есть другая сила. Шмыгнув носом и утерев слезы, уже катившиеся по щекам, Кристина, запнувшись на ровном месте, развернулась и со всех ног бросилась из отделения. Скоро просторный холл опустел вовсе: мужчина торопился на свое любимое представление. Увидеть смерть наглой девицы хотелось лично. Слезы застилали глаза девушки, она не видела ни лиц мелькавших людей, ни дверей. Ведомая одной целью — выбраться из больницы, она шла по коридору тараном. Пара бумажных купюр, припасенные для буфета, сжимались в кулаке. Сердце не могло остановить свой ритм, сказанные проклятым незнакомцем слова крутились в ее голове, как курица на вертеле. Только жарилась она сама. Все ее тело горело, нестерпимый жар бил по лицу. — Кристина, ты куда? — сквозь туман в ее голове донеслись слова. Ватные, безвкусные, ничего не значащие. Со злостью навалившись на входную дверь боком, Кристина уже сделала шаг в ночное царство свежего воздуха и людей, которые и знать не знали о мужчине с тростью по имени Воланд. День назад она была гражданином этого царства. Невидимая сила оттащила ее назад, послышался треск ткани и, обернувшись, девушка поняла, что зацепилась поясом халата за дверную ручку. Халат порвался, разошелся по швам, придавая плачущей, встревоженной девушке неряшливый вид. — Да что б тебя! — взревела она и со всей силой дернула застрявший пояс, порвав еще и его. Несколько врачей, находившихся в вестибюле, молча переглянулись между собой и ничего не спросили. Они по себе знали, что значит «последняя капля». Перебежав дорогу под зеленым светом светофора, Кристина бегом метнулась к неприметному, с облупившейся краской киоску, и постучала по закрытому окошку. Свет горел, с улицы его было видно, вот только никто не спешил открывать. Шумно шмыгнув носом, девушка начала подергивать ногой. Нервы были уже далеко за пределами и сжирающий ее тело огонь не оставлял ни секунды на терпение. Она постучала еще. Сильнее, настойчивее, громче. — Иду, иду, — послышалось где-то в киоске и под щелчок задвижки окно открылось. На плачущую и раскрасневшуюся девушку смотрела заспанная женщина. — Чего вам? — Сигареты и спички, — пулей выдала из себя Кристина. Время растянулось до бесконечности. Ей казалось, что мир издевается над ней. От бессилия хотелось реветь, кричать, швырять все, что попадется под руки. Ее разъедало изнутри, словно своим прикосновением мужчина вылил на нее цистерну кислоты. — Держите, — как только ее глаза заметили заветную пачку сигарет, девушка бросила на прилавок скомканные и влажные купюры, и буквально выхватила их из рук продавщицы. — Чокнутая, — недовольно цокнула та языком, проводив врача взглядом и закрыв окно. Кристина шла, не разбирая дороги. Ей нужно было идти. Стоять на месте она не могла физически. Она шла прямо, потом разворачивалась и возвращалась на исходное место, потом снова разворачивалась и шла в обратном направлении. С каждым затягом, с каждым вздохом табака, девушка ощущала способность мыслить трезво снова. Напряжение сходило, огонь, бушевавший внутри, стихал, слезы высыхали. Трясущимися руками она закурила снова, во рту все свело от горечи третьей сигареты, в глазах помутнело. Давно она не бралась за них. Осмотревшись по сторонам, девушка приметила пустующую скамейку, и села. Невидящим взглядом, смотря на город, Кристина самозабвенно вдыхала дым, не обращая внимания на протесты тела. Шум проезжающих машин, сирены скорой помощи, прохожие — все было таким далеким и близким. Не касающимся ее. — С вами в-все х-хорошо? — раздался рядом с ней мужской голос. Она не стала на него смотреть. Не почувствовала предупреждающего укола опасности, не захотела вернуться в больницу. Кристина смотрела на тлеющий конец сигареты, и окружающий мир превратился в не более чем размытый фон. — Да, спасибо, — ответила она на автомате. Безучастно, не потратив силы на вымученную дежурную улыбку. — В халате. В этой больнице работаете? — Да. Сложный день, — Кристина задумалась лишь о том, на что ей купить воды. Горячий табачный дым высушил рот до последней капли. — У меня тоже, — брякнул мужчина и завалился на скамейку рядом с ней, невольно толкнув ее в бок. Запах спиртного ударил в нос. — У меня сегодня там жену убили. Твари недорезанные.